Серебряный медведь - Владислав Русанов

Отказавшись от попыток пробиться в гвардию, Виржилио думал попытать счастья в обычной пехоте или кавалерии, но понял, что сделал глупость, забравшись в столицу. Из Аксамалы в войска назначали лишь генералов и полковников, которые подбирали офицеров по своему усмотрению либо служили с теми, кто доставался по наследству от предыдущего начальника. Чтобы дослужиться хотя бы до лейтенанта, пришлось бы возвращаться в провинцию и начинать все сызнова – искать связи, предъявлять рекомендации, пытаться дать мзду.

На свое счастье, молодой каматиец познакомился с хозяином ночлежки – на приличную гостиницу денег у него все равно не хватало – у Южных ворот. Маленький сухопарый старичок служил некогда в почтовой службе. Да не на простой почте, какой пользуются скучающие матроны, отправляя несколько строк покинувшей город подруге, или задержавшиеся в столице дворяне передают распоряжения управителям поместий. Старый Реблан служил в государственной курьерской почтовой службе, находящейся под патронатом самого государя императора, да живет он вечно. Они мотались из конца в конец огромной страны, развозя секретные предписания командирам воинских частей, указы для губернаторов и вице-королей провинций, листы с подробнейшим описанием примет государственных преступников, срочные извещения о снятии либо назначении того или иного чиновника. Легкой и умиротворяющей эту работенку не назовешь. Случалось, и разбойники нападали, рассчитывая поживиться отличными конями, добротной одеждой и немалым запасом скудо, полагающимся каждому гонцу. Иногда чиновники нанимали убийц. Ведь если указ или приговор не дошел до адресата, значит, можно сказать, что и нет такого указа. А пока сподобятся новый подготовить, глядишь, и положение в государстве может измениться. Приходилось курьерам отбиваться и от шпионов, решивших во что бы то ни стало завладеть важными сведениями. Потому набирали на почтовую службу людей молодых, сносно владеющих оружием, умеющих скакать, как ветер, на любом коне, даже на самом злом и горячем. Вот и выходит, что лучше молодых дворян из провинции, домогающихся государственной службы в Аксамале, никого для курьерской службы Триединый не создал.

Виржилио, как выслушал историю хозяина ночлежки, со всех ног бросился на бывший Гончарный спуск, который нынче гордо именовался улицей Победы при Горроли. Что это за Горроли такое – город, село, река или, может быть, гора, – он не знал, да и знать не хотел. Зато всей душой желал успеть записаться на курьерскую службу раньше, чем об этом прознает несколько сотен молодых дворян, прибывших в столицу одновременно с ним.

Паренек успел. И даже понравился строгому лейтенанту. Сказалась еще детская любовь к лошадям. С ними Виржилио был, что называется, «на ты». Мальчишкой голоштанным из ночного не вылезал, а с отцовским конюхом мог болтать от рассвета до заката. Правда, лейтенант пристыдил его за «деревенскую посадку», за манеру хлестать поводьями по шее лошади, чтобы разогнать ее, за некрасивую привычку растопыривать локти и пообещал за полгода сделать из него настоящего наездника.

Лейтенант оказался из тех людей, что слов на ветер не бросают. В течение пяти месяцев Виржилио и еще сотня таких же, как он, новичков ездили в манеже, изучая упражнения благородной школы верховой езды – вольты и принимания, осаживание и смену ног на галопе.[32] Они учились вести коня сокращенным и прибавленным аллюром, осваивали вольтижировку.

Кроме того, с молодыми дворянами усиленно занимались фехтованием и стрельбой из арбалета – в обязательную экипировку курьера входил кавалерийский меч и одноручный арбалет, который можно взводить, не покидая седла.

Виржилио занимался с удовольствием. И вообще, в учебном лагере он чувствовал себя как дома. Так хорошо ему не было даже в разваливающемся на глазах, погрязшем в нищете имении отца. Здесь каждый имел равные возможности – наставники оценивали учеников не по знатности рода или банковскому счету, а по успехам и прилежанию. Здесь каматиец заработал кличку, заменившую – хотелось бы думать, что навсегда, – нелюбимое имя. Ну и подумаешь, что кому-то прозвище Головастик кажется обидным! Парень не обольщался своей внешностью. Невысокого роста – три с половиной локтя, тонкий в кости, но с круглым черепом и слегка выпученными глазами. Это еще хорошо, что Головастиком прозвали. Почти любя. Могли бы и Жабой.

По окончании учебы молодым курьерам навесили нашивки сержантов, и начались суровые будни. В любое время дня или ночи в казарму мог заявиться лейтенант, ткнуть пальцем в того из гонцов, которого считал достойным предстоящего поручения. В редких случаях отправляли двоих или троих. Тогда все знали – ценность пакета с документами такова, что в случае потери проще самому ремень через ветку ближайшей осины перекинуть. А если найдутся охотники отобрать письмо, сражаться надо до последнего, не щадя ни себя, ни врагов.

Иногда приходилось по-настоящему тяжело. Шутка ли сказать – трое, четверо суток в седле, сменяя коней на почтовых станциях. Синяки на заднице, колени горят, натертые о седло, спина дрожит, а в глаза словно песка насыпали. Ведь курьерскую почту государственной важности помечали тремя крестами.[33]

Зато за неполных полтора года службы Головастик увидел почти всю империю. Побывал в Браиле и в Мьеле. Пересек всю Аруну, добираясь до пограничного форта у подножия гор Тумана. Проехал по краю долины альвов, доставляя письмо на Окраину. Хоть и не довелось увидеть остроухих, а все-таки будет чем похвастаться в старости, сидя у камина. Зато кентавров видел едва ли не вплотную. Вручал пакет их вождю. Правда, окраинцы потом говорили, что это не настоящие кентавры, а «замирившиеся», признавшие власть людей над степным привольем. Настоящие, «дикие», не подпустили бы имперца к себе ближе чем на выстрел из лука.

И вот теперь курьер Головастик получил задание доставить пакет в Северную Тельбию, его превосходительству генералу армии Риттельну дель Овиллу в собственные руки. Как обычно, три креста. Как обычно, подняли ни свет ни заря – несмотря на беспокойную кочевую жизнь, он любил утром поспать подольше. Да еще первый конь попался с норовом. Все время взбрыкивал, шарахался от вспархивающих с обочины дороги воробьев. Пришлось даже несколько раз вытянуть каракового красавца вдоль ребер плеткой, чего каматиец делать не любил.

Зато скакал жеребец быстро – меньше чем за сутки они достигли Вельзы. Здесь Головастик сменил каракового на светло-серого, гривастого с длинной холкой и скошенным крупом. Этот конь казался неутомимым – еще сутки, и в лицо курьеру потянуло свежестью с Арамеллы.