Случайные имена - Андрей Матвеев

Ответ находится на триста восемьдесят первой странице, на которой Александр Сергеевич читает: «Это оказалось несложно, надо было только полностью довериться Ирен, что Крокус и сделал. Она велела ему сесть в кресло и закрыть глаза, а потом невнятно пробормотала какое–то заклинание, после чего вдруг наступила полная тишина, Крокус слышал лишь свое, оглушительно бьющееся сердце, но тут раздался голос Ирен, велевший ему вновь открыть глаза». Алехандро перевернул еще одну страницу и с удивлением обнаружил, что вторая часть подошла к концу.

Начинается третья, названная самым невразумительным образом, ибо что такое «Несоединение соединимого» Александр Сергеевич не мог понять, но оказалось, что особого понимания тут и не требовалось. Самое же забавное в том, что начинается она вновь с монолога о напрочь забытых на всю вторую часть романа раковинах, произносимого, естественно, Крокусом, место действия, при этом, совершенно не ясно, никакого монастыря нет и в помине, Крокус и Ирен лежат рядом в постели, ни о какой Роксане и ни о каком Бенедетто нет и речи, но к четыреста двадцатой странице Себастьян Альворадо вдруг удивительным образом сводит воедино все хаотичные, запутанные, частью оборванные нити повествования и Алехандро Лепских с восторгом понимает, что вся рассказываемая история — лишь бред и галлюцинации обитателя одной из психиатрических клиник предместий столицы, и что обитатель этот, известный писатель Крокус, рехнулся на почве любви к своей сводной сестре по отцу, и что как Роксана, так и Бенедетто — всего лишь тени настоящих героев, уже упомянутых Крокуса и Ирен, которая и есть его сводная сестра, что же касается князя Тьмы, которому Крокус должен продать душу, то это главный врач клиники, в которую родные упекли несчастного героя, стараясь излечить его от «пагубной и позорной страсти» (Алехандро зверски устал и цитировать ему хочется все меньше, проще же говоря, вообще не хочется, так что ограничимся одним пересказом), но тут в сюжет решительным образом вмешивается Ирен, которая, после долгого разговора с главным врачом (пятнадцать страниц текста, окончание на четыреста пятьдесят третьей странице) в самом деле решает отдаться Крокусу, ибо лишь это может излечить его, что и происходит, Ирен и Крокус сливаются в пылких объятиях, брат и сестра вступают во владение как чреслами, так и душами друг друга, но это еще не означает, что роман подходит к концу, ибо — по выходу из клиники — Ирен предлагает Крокусу отправиться на побережье, собирать раковины для коллекции, вновь появляется поезд, идущий по предгорьям в солнечный предвечерний час, поезд въезжает в тоннель, все прекрасно, роман движется к финалу, отличный выходит хеппи энд, думает Александр Сергеевич, жалея лишь об одном — слишком мало места отведено образу дьявола, он поступил бы иначе, но ведь он и не Себастьян Альворадо! Так вот, поезд прибывает на побережье ровно по расписанию, Крокус и Ирен едут в гостиницу, она, устав с дороги, ложится отдохнуть, а Крокус идет на пляж, где вдруг встречает сидящую в шезлонге женщину удивительной красоты, от одного взгляда на которую у него, что называется, дух перехватывает, он теряет голову, подходит к ней, называет свое имя и в ответ слышит: — Роксана. Остается одна страница, Александр Сергеевич переворачивает ее и читает:

«И он взял в руки прекрасную и изысканную раковину нежно–розового цвета, пробежался пальцами по всем ее завиткам и шероховатостям, приложил к правому уху и услышал далекий и несмолкаемый гул вечно шумящего моря и вновь подумал, что если что и есть в этом мире такого, что никогда не предаст тебя и не покинет в трудную минуту, то это лишь раковины, эти изумительные создания Божьи, а все остальное — Ирен, Бенедетто, Роксана, Роксана, Бенедетто, Ирен, впрочем, этот карточный домик из имен можно складывать днями и неделями, все равно не добившись ожидаемого результата, ибо нельзя соединить несоединимое, как нельзя и наоборот, и ты всегда останешься лишь одиноким путником, заброшенным в этот пустой и холодный мир в поисках очередной прекрасной раковины, путником, лишенным очага и крова, ибо у бездомных, как уже было сказано очень давно, нет дома, а это значит…»

Александр Сергеевич закрывает книгу и видит, что за окном уже светает. Что бы он мог сказать об этом произведении дзаросской литературы? Он пытается подыскать нужные слова, но не находит и смотрит на закрытый том, не понимая лишь одного: что за женщина на обложке и куда она бежит? Ну, нарисовали бы раковину, нарисовали бы едущий по предгорьям поезд или что–то, что имело бы отношение к сюжету, но причем здесь бледнолицая женщина в бальном платье, какой–то дурацкий лес и дом с обветшалыми (если верить художнику) колоннами? А интересно, думает Александр Сергеевич, сплетня о Себастьяне и Вивиан возникла до выхода романа или после? Если после, то тогда все ясно и нет никакого сомнения, что любознательный народ просто подменил одно другим, то есть совместил иллюзию и реальность, наложил одно на другое и получилось то, что поведала ему еще вечером сладко спящая сейчас Соня. Конечно, продолжал размышлять одуревший от ночного сидения на кухне Алехандро, что дыма без огня не бывает, докопаться бы до истоков этой истории, хотя зачем? Какая разница, спит Вивиан с Себастьяном или не спит? впрочем, думает Алехандро, отправляясь, наконец–то, в постель, под бок к давно уже храпящему (незаметно, надо сказать, сопение перешло в громкий храп) Фартику, я бы очень хотел еще разок увидеть принцессу Вивиан, ведь я никогда не встречал таких красивых женщин! Он смотрит на себя в тусклое ночное зеркало (надо умыться перед сном, а значит, не миновать ванной) и видит серое от бессонной ночи лицо, круги под глазами, лысина тускло поблескивает в свете неяркой электрической лампочки, Господи, думает Александр Сергеевич, ну и рожа, ему вспоминается обаятельное и загорелое лицо Себастьяна Альворадо (см. фотографию на задней странице суперобложки романа «У бездомных нет дома», издательство «Эолис», Элджернон), прекрасные черные волосы, высокий лоб, белоснежные зубы (на фотографии Себастьян очень хорошо и по–доброму улыбается), единственное, что Александр Сергеевич отретушировал бы в его портрете, так это тоненькую черную ниточку усов, ибо терпеть не может фатовато–усатых мужчин (ведь их очень любила, да и любит до сих пор Катерина Альфредовна Иванова — Штампль), как не любит и прочие проявления комплекса «мачизмо», и понимает, что если Вивиан действительно любит (не дай Бог!) своего брата (все равно, родной он ей или сводный), то Александр Сергеевич ему не конкурент и не соперник, ибо — да, откроем тайну: к утру, к тому моменту, когда все пятьсот страниц романа «У бездомных нет дома» были отчасти прочитаны, а в основном пролистаны по диагонали, Алехандро Лепских, что называется, окончательно втюрился в принцессу Вивиан, да так, что думать больше не мог ни о ком — ни о Соне, ни о Фартике и дядюшке Го, ни о Себастьяне (хотя это, предположил, и неправда) Альворадо, и даже собственная жена, Катерина, столь преступно покинувшая его, чем и вызвала весь последующий ход событий, осталась там, в прежнем мире, недосягаемом сейчас отсюда, из города Элджернон, государство Дзарос, а почему случилось так, что Александр Сергеевич втюрился (втрескался, врезался, попросту говоря, влюбился) — да кто его знает, но случилось то, что случилось, и когда Алехандро, наконец–то, свалился в давно ожидаемую чащобу сна, то ни Роксана, ни Ирен не побеспокоили его покой, да и реальная Соня, пробежав мельком по опушке, канула в неведомом направлении, что же касается принцессы Вивиан, то она вновь сидела на переднем сидении серо–замшелого кабриолета дядюшки Го, вот только за рулем был сам Александр Сергеевич и проезжали они сейчас как раз обезьяний мост, чтобы растворится в одной из ведущих в сторону побережья скоростных магистралей. Но естественно, что это был лишь сон.

11

Который, что совсем не странно, закончился пробуждением. Вот только прежде, чем перейти к дальнейшему бытию Александра Сергеевича Лепских в замечательном городе Элджерноне (пока еще в нем, ибо нескоро окажется он в неоднократно упоминаемой Тапробане, этой жемчужине (как пишут в справочниках и путеводителях) всего тапробанского (по названию моря, если верить «Большому дзаросскому словарю», т. н. «БДС», стр.789, все то же издательство «Эолис») побережья) надо сказать несколько слов о том, почему Алехандро все же втюрится в принцессу Вивиан, и сказать убедительно, дабы у читателя не возникало сомнений, и он (читатель) не видел в этом лишь произвол автора, то есть мой волюнтаризм, ведь тонкие и путанные извивы души Александра Сергеевича не всегда ясны и мне самому, но хватить затягивать отступление, пора переходить к делу, то бишь к тому, что внезапно произошло с нашим непутевым Алехандро, а произошло с ним вот что.