Бесноватый цесаревич - Александр Яманов

империя, Санкт-Петербург

1

Как и планировали, выехали рано утром. Накануне заскочил к фон Миллеру, подполковник выразил соболезнования и подтвердил мой отпуск. Темп держали такой, чтобы не загнать коней. Ближе к почтовой станции вперед выдвигался лакей, чтобы предупредить о смене непарнокопытного транспорта и организации перекуса. Хорошо, что скакали с заводными: не на каждой станции было нужное количество лошадей, хотя нас было только трое.

Погода для поездки приемлемая, сильные морозы еще не ударили, и снега тоже в меру. Кони шли легко, обгоняли редкие телеги и кареты. С детства любил путешествия и поездки, есть в этом что-то сакральное. Лошадь – это не автомобиль или поезд, но все равно нравилось мне скакать по зимней дороге. Заодно обдумывал сложившуюся ситуацию. На ближайшие дни особых планов строить не стал. Решил просто наблюдать, как будут развиваться события. По моим воспоминаниям, в первые дни правления Павла ничего глобального не случилось. Но Екатерина своими последними указами внесла очень большие изменения во внутреннюю политику и существующие расклады. Не удивлюсь, если были какие-то изменения и во внешней политике. Поэтому трудно предсказать реакцию знати, может, уже созрел заговор, разных группировок около трона хватает, к тому же нельзя не учитывать внешний фактор, особенно влияние англичан. Павел не пользуется авторитетом ни в армии, ни у гражданских служащих. Плохо, что Екатерина одно время хотела назначить наследником Александра. Это один из факторов нестабильности, который надо учитывать. Какие сейчас настроения в обществе, для меня загадка.

Сама поездка продлилась почти два дня. К середине дня двадцатого ноября прибыли в столицу. По дороге заехали в Гатчину, но там уже никого не было, все отбыли в Питер. Особого усиления на подходах к городу не было, все те же разъезды и две рогатки. Столица встретила нас ветром и снегопадом, что точно не подняло мне настроение. Заскочил в Мраморный помыться и переодеться. Слуги сообщили, что Юля находилась в Зимнем дворце, куда я и направился.

Зимний был под охраной семеновцев, разбавленных гатчинскими войсками. Подъезды к дворцу запружены просто неимоверным количеством карет и прочего транспорта, хорошо, что я верхом. Внутри дворца была просто тьма народу. Наверное, все дворянство, которое оказалось в городе, заглянуло на огонек, чтобы напомнить о себе любимых. Раскланиваясь и отвечая на соболезнования знакомых и совсем незнакомых людей, двинулся в крыло, которое занимал Павел. Но в это время шло совещание, и адъютант попросил меня подождать. Я решил пока навестить Александра. Опять ловлю себя на мысли, что надо решать вопрос с освещением и вентиляцией. Может, местную публику устраивает такая духота и разнообразные запахи, то меня они достали по самое не могу.

– Ты не успел к прощанию с бабушкой, – начал печально и с каким-то упреком Александр после приветствий. – Сейчас с телом работают медики. Наверное, только завтра подданные смогут увидеть императрицу и попрощаться с ней. Умирала она долго, и выглядело это страшно. Отец и все мы были свидетелями смерти. Лиза до сих пор не может оправиться от пережитого.

По самому Александру было видно, что он находится в очень подавленном состоянии. Бледность и мешки под глазами и потерянный взгляд сильно контрастировали с тем молодым человеком, которого я видел пару месяцев назад. Он действительно был любимым внуком императрицы и платил ей взаимностью.

Мы расположились в крыле, занимаемом Александром, когда он приезжал в столицу. Кроме него в гостиной присутствовали моя супруга, ее фрейлина Жегулина, оба брата Чарторыйские, Строганов и Кикин. Лиза слегла от нервного потрясения, с ней находилась Шаховская. Обстановка в зале действительно была тяжелая. Поляки явно не расстроились от смерти Екатерины, но усиленно изображали вселенскую скорбь. Наверняка даже рады, что умерла императрица, которая поставила крест на польской государственности. Ничего, будет день – и будет пища, вернее придет расплата, пусть пока позлорадствуют.

– Летать люди еще не научились. Гонец доставил весть за один день. Я же добирался более двух дней, на середине пути начался снегопад, и передвигаться стало сложнее. Проститься с бабушкой я успею. Главное, что у нас в душе, а не внешние проявления почтения и изъявления любви. Думаю, те, кто еще вчера рыдал у ложа умирающей императрицы, уже сегодня припадают к ногам совсем другого человека, – произношу с усмешкой.

– Ты неисправим, Константин. И твои солдафонские шутки сейчас неуместны. Тысячи подданных стекаются в столицу, чтобы проститься с нашей бабушкой, – осуждающе произнес Александр.

Судя по бросаемым на меня взглядам, остальные присутствовавшие его поддерживали. Хотя пшеки со Строгановым и до моих слов не пылали ко мне особой страстью.

– Заметил я этих «расстроенных» подданных. В Зимнем протолкнуться от них невозможно. Что удивительно, основная часть этих кисломордых кучкуется ближе к покоям батюшки. Оставь императрица завещание в пользу внука, так они штурмовали бы твои покои с усердием мух, летящих на мед, – продолжаю насмехаться над сложившейся ситуацией.

Мне было смешно смотреть на этот фарс, к тому же надо было отыгрывать свою роль недалекого и грубого солдафона. Судя по реакции публики, роль была отыграна на пять с плюсом.

– Константин, это переходит все границы приличий. Мало того что ты грубо отзываешься о подданных империи, так еще ведешь крамольные речи. Наследником и новым императором является наш батюшка, иначе быть не может, – воскликнул Александр.

– Не может, значит, не может. Зачем так волноваться? Думаю, нам с Анной пора домой. Увидимся завтра, когда все приведут свои чувства в спокойное состояние. Каюсь, наговорил лишнего, – произношу в ответ.

В карете мы с Юлей молчали. Разговаривать начали только за ужином.

– Зачем было говорить такие двусмысленности? И я знаю тебя лучше других, ты сделал это не просто так. И точно не раскаялся в сказанном, – произнесла супруга, после того как слуги оставили нас.

Ее зеленые глаза смотрели осуждающе, и было понятно, что ее расстроило мое поведение.

– Терпеть не могу все это лицемерие и лизоблюдство. Александру тоже пора иначе взглянуть как на свое окружение, так и на тех, кто сейчас начнет пытаться попасть к нему в ближний круг. Он человек осторожный, но сейчас чувства обнажены, и можно наделать ошибок. Я предпочитаю сразу очертить границу, за которую посторонним людям вход запрещен.

– Костья, нельзя быть таким прямым и грубым. Я и Александр с Лизой понимаем тебя. А для окружающих это выглядит как проявление неуважения не только к ним, но и к памяти императрицы.

– Мне не интересно мнение большинства людей, которые сейчас расталкивают друг друга локтями, чтобы засвидетельствовать свое почтение отцу. И давай прекратим этот разговор.