Проклятие Индигирки - Игорь Ковлер

Данила сидел в камеральной палатке и рассматривал промытые пробы. Почти все они были пустые. Подсечь шурфами рудное тело не удавалось. Оно исчезло, испарилось. Бить вторую зиму шурфы не имело смысла.

В центре палатки, на буржуйке, сваренной из бочки, зашипел чайник. Данила снял его, высыпал в алюминиевую кружку заварку, залил кипятком.

– Угостите чайком, разведка? – в палатку вошел Рюшкин. – Один? А я вот разжился, – засуетился он, доставая из карманов шинели хлеб и банку американской ветчины. – Или вы, Вольский, чифирем балуетесь? – рассмеялся он, приподнимая с кружки рукавичку. – Давайте пожуем, потолкуем, – предложил, подсаживаясь к столу. – Пусто? – Рюшкин кивнул на мешочки с пробами, вскрывая консервы ножом.

– Пусто, – подтвердил Данила.

– Новые линии наметили?

– Они ничего не дадут, – сухо ответил Данила.

Рюшкин внимательно посмотрел на него и стал молча выковыривать из банки ветчину, раскладывая на куски хлеба.

– Вы, значит, ошибиться не можете? – Он оглянулся, поискал глазами. – Кружка найдется?

Данила принес кружку, отлил заварки, плеснул из чайника кипятку.

– А если все-таки покопаться? – проговорил Рюшкин более мягко. – Были же результаты.

– Выходит, поторопились. – Данила понимал, чего боится Рюшкин, и в нем забурлило резкое, противоречивое; все тяготы, тревоги и волнения последнего времени стали собираться в большой клокочущий ком.

Он с раздражением слушал Рюшкина о продолжении разведки. «Вон какое выворачивается из тебя нутро, – размышлял Данила. – Шкуру спасаешь. Рапорты небось не пишешь, на фронт тебе неохота. Вертипорох предупреждал, что зона ломает тех, кто ей сопротивляется. Но тот разговор был еще до войны, – вспоминал Данила, – а война все меняет».

– Вот они где чайком прохлаждаются, – недовольно ворча, в палатку вошел Барс.

Данила встал, уступая место, принес ящик из-под взрывчатки и кружку.

– Чаю хотите? – спросил он.

– Не откажусь, – согласно кивнул Барс. – Совещаетесь? – повернулся он к Рюшкину. – Вот и я думаю, куда такое богатство подевалось? Что скажешь, разведка?

– Выводы делать рано, – сдержанно возразил Рюшкин. – Мы вот с товарищем Вольским обсуждаем, как лучше продолжить разведку.

– Вы же были против, Вольский? – Барс удивленно быстрыми глазами взглянул на Данилу. – Изменили мнение? Почему? Потрудитесь объяснить.

– Я по-прежнему считаю, – сухо ответил Данила, подавая Барсу чай, – что быстро предварительные данные подтвердить невозможно.

Барс отхлебнул из кружки.

– Вы правы, от нас ждут быстрых результатов, а не отговорок.

– Приказывайте, но результат останется прежним, – упрямо повторил Данила.

– Да он просто не хочет, – рявкнул Рюшкин. – А за саботаж по законам военного времени…

– Подождите вы с ярлыками, – поморщился Барс. – Что предлагаете? – повернулся он к Даниле.

Чувствуя вокруг себя сгустившуюся опасность и не веря, что с ним может что-то случиться только из-за простой, очевидной мысли, подсказанной ясной логикой и здравым смыслом, Данила твердо сказал:

– Вызывать комиссию из управления.

Он заметил, как напряглось лицо Рюшкина, как стрельнули холодом и тут же уперлись в стол его глаза.

– Не слишком оригинальная идея. – Барс вскочил, шариком прокатился по палатке. – Вам известно ее решение? А если она прикажет продолжать, тем самым признав вашу ошибку? Взвесьте-ка все еще раз. Жду вас завтра. Пойдемте, Рюшкин. – Он распахнул дверь палатки. – Посмотрим выработки.

Позже Данила еще раз прошелся по шурфам. Ничего нового. Он вдруг подумал, что с этим месторождением тоже кто-то, возможно, связывал какие-то надежды, как он с Унаканом. Когда до него дойдут руки? А дойдут, еще неизвестно, не повторится ли такая же история. Когда-нибудь сюда тоже вернутся, проверят все, прежде чем поставить окончательную точку. А пока… Данила представил лицо человека с тяжелым подбородком и черными пронзительными глазами, который, посылая его в эти края, требовал искать «быстрое» золото. «Конечно, – думал Данила, идя вдоль подножия сопки к костру, где грелись работяги, – начальник управления прав. – Данила ухмыльнулся. – Только нет легкого золота».

Все же напутствие, данное этим человеком, добавляло ему сил и уверенности.

По склону сопки и в долине, повсюду, стояли редкие, сбросившие листву и хвою, похудевшие деревья. Их бесстыдно оголенные ветки, будто от озноба, вздрагивали под напором ветра. У костра зэки из бригады Присяжнюка грелись, курили, пили чай. Присяжнюк держал слово. Мужики работали не за боюсь, их не качало от голода, в бригаде чувствовался порядок. Данила поздоровался, достал две пачки чая, отдал старшему, Михаилу, встал поближе к костру, вдыхая дымок вперемешку с чистым прохладным воздухом.

– За осьмаки спасибо, начальник. – Довольный Михаил, рассовывая по карманам чай, подал кружку Даниле. – Пока мои тут отабуниваются, я вам кое-что в выработке покажу.

Данила обвел взглядом мужиков, думая, что все они неуловимо похожи друг на друга. Их потухшие, уставшие от бесконечного ожидания глаза, словно оголенные ветки деревьев, тоже пережидали бесконечно долгую паузу в жизни.

Сквозь поднимающийся в небо дым костра плыли, дрожали, змеились кусты, деревья, и вся лежащая справа долина принимала неясные очертания, как непонятное, не постижимое ни для кого будущее, расплывчато маячившее впереди. Даниле захотелось прямо сейчас расплыться вместе с дымом костра, подняться в чистом, прозрачном воздухе над этой землей в вечное, никем не нарушаемое безмолвие. А потом собраться из рассеянных в вышине молекул и вернуться обратно, когда не будет ни зоны, ни бараков, ни мужиков с одинаково потухшими глазами.

– Шепнули, начальник, – тихо проговорил Михаил, когда они с Данилой отошли от костра, – грохнуть тебя собираются. Наводка не из зоны. У честняков к тебе претензий нет, потому и предупреждают. Советуют исчезнуть на пару дней, пока не поймут, откуда сквозит.

Он повернул назад, крикнул:

– Завязывай перекур! – И двинулся в выработку.

Данила вернулся в камеральную палатку. Закрыл изнутри дверь на палочку, взял из металлического ящичка ершик, масленку с оружейным маслом, расстелив тряпку на столе, повертел в руках бывалого вида наган, покрутил барабан, прислушиваясь к металлическому пощелкиванию фиксатора, разобрал, смазал, вытер лишнее масло, вставил в барабан патроны, запасные засунул в отделение для обоймы, заткнув сверху тряпочкой. Хотел убрать револьвер в кобуру, но продолжал вертеть его в руках. Всматриваясь в поблекшую сталь, в строгие четкие линии, складывающиеся в гармонию законченности и даже какого-то совершенства, он старался вернуть состояние равновесия и способность нормально оценить ситуацию.