Повседневная жизнь современного Парижа - Ольга Семенова

— Как в аристократических семьях строятся отношения между старшими и младшими?

— Все основано на уважении. Большем, чем в семьях другого круга. Оно начинается с самых простых слов, с манеры говорить «здравствуйте» и «до свидания». Мы всегда обращаемся к дедушке и бабушке на «вы» и, несмотря на это, крайне близки. Мои дети проводили все вторники и четверги у бабушки по отцовской линии. Их школа была рядом с ее домом, и они у нее обедали. Пожилая дама всегда находила время и силы приготовить для них любимые блюда, поговорить. Отношения с дедушками и бабушками невероятно важны для детей — они создают ту неразрывную связь поколений, которая помогает детям чувствовать себя сильными и нужными.

— Случается, что старики из аристократических семей отправляются в дома престарелых?

— В самых редких случаях, когда человек становится глубоким инвалидом. Мы всегда стараемся держать пожилых людей в семье. Мой папа до последней минуты оставался в своей большой квартире, и мы все о нем заботились.

— Как происходит раздел наследства?

— У нас есть шутка: «Каковы отношения в вашей семье? Вы говорите, прекрасные? А входили ли вы уже в наследство?» Но, повторяю, это всего лишь шутка, потому что даже если зависть — не редкость для человеческой натуры, в нашем кругу разделы происходят мирно и дело никогда не доходит до суда. Когда не стало нашего папы, раздел также прошел очень хорошо. Каждый взял в квартире те предметы, которые были ему близки и дороги — нельзя пренебрегать сентиментальной стороной, а загородную резиденцию со всей мебелью (мы никогда не забираем мебель из домов или замков) было решено отдать одному из семерых детей. Делить ее на всех неразумно.

— Как аристократам удается сохранять фамильные замки при французской налоговой системе?

— С большим трудом. Помимо двойного налога нам приходится много платить за их содержание и ремонт. Поэтому все чаще замки выставляют на продажу.

— Что вам не нравится в людях вашего круга?

— Когда они высмеивают людей более скромного происхождения. Очень не люблю фразу: «Он ведет себя, как крестьянин». Не понимаю смысла кланов, каст и классов. Ничто не завоевано навсегда. Каждое новое поколение должно заслужить право носить свой титул. Когда двадцать пять лет назад мы переехали в эту квартиру с тремя старшими детьми, один пожилой господин, встречая меня с коляской в лифте, всегда снимал шляпу, открывал двери, кланялся, почтительно говорил: «Честь имею, мадам». Такое впечатление на него произвела бумажка с нашей фамилией, наклеенной на почтовый ящик Меня это удивляло и смешило. Да и теперь, когда кто-то обращается ко мне «госпожа графиня», я не воспринимаю это как обращение лично ко мне, но как выражение уважения всей нашей старинной семье.

— В церкви вы часто встречаетесь с верующими людьми более скромного происхождения. Как складываются ваши отношения?

— Я приглашаю их чаще, чем они меня. Да и когда мы проводим лето в нашем загородном доме в Шампани и я зазываю на чай живущую по соседству даму, она отнекивается: «Нет-нет, у меня дела». Может быть, мы пугаем их? По крайней мере, я не раз слышала слова: «Мы из разных миров». Это меня ранит, ведь я никогда не была сторонницей социальных барьеров и очень люблю общение.

Мадам де Кергорлэ не разделяет взглядов ультраправого лидера Ле Пена. Для этой семьи подобное недопустимо. Немало французских аристократов во время оккупации пошли за Петеном — воспринимали его как героя Первой мировой войны, боялись коммунистов, недооценивали одиозности Гитлера. Когда маршал оказался не патриотом, а слабовольной и жестокой марионеткой, многие разочаровались. Но в семье мадам де Кергорлэ сразу смогли отличить злаки от плевел: не только ее тетушка присоединилась к Сопротивлению, но и дед по материнской линии с первого дня войны пошел «бить фрицев». Попав в плен, пять лет провел в заключении, в страшных условиях. Умер через год после победы, от ишемии, было ему всего 48 лет. Тетка мужа, Брижитт де Кергорлэ, в годы войны стала медсестрой, сопровождала эшелоны военных. Потом всю жизнь проработала врачом… Открытая, думающая, Беатрис де Кергорлэ не делает вид, что ее радует непрерывно растущее число эмигрантов, но нет в ее словах ни раздражения, ни антипатии к приезжим, которое столь часто встречается у людей среднего класса.

— Если во Францию приезжает большое количество африканцев, то это не только из-за работы, но и из-за детей. Африканцы ценят французское образование. Если мы не начнем помогать им создавать хорошие школы на местах, то не стоит удивляться все новым волнам эмиграции.

— Вас не тревожит отказ части мусульманского населения Парижа принять французскую культуру и традиции?

— Когда мы приезжаем в страны Востока и посещаем мечети, то, из уважения к местным традициям, снимаем обувь и покрываем головы. Надеюсь, что и эти люди скоро адаптируются. Доказательство — малыши мусульмане, которых родители приводят в кружки при церкви. Значительно больше меня тревожат предместья. Порой кажется, что правительство не совсем понимает происходящее там. А ведь нынешняя ситуация напоминает ту, что сложилась во Франции накануне революции. Заметьте, тогда в предместьях тоже зрело многое и, подогретое пропагандой, вылилось в кровопролитие. Не так давно я видела в метро мусульманина с раскрытой книгой. На обложке было написано: «Солнце ислама поднимается над Западом». Согласитесь, это также настораживает. А ведь всего двести лет назад Монтескьё, по дороге во франкоговорящую Россию, писал: «Вся Европа будет говорить по-французски».

…Несколько лет назад граф де Кергорлэ нашел в шкафу своей матушки старинный дневник и, зная увлечение жены историей, преподнес ей. Это дневник дочери личного географа Людовика XVI Элен де Шабер. В 16 лет девочка оказалась с матерью в тюрьме, влюбилась в юного аристократа Станисласа де Сомбрейя, проводила его на гильотину, сама была готова к смерти, чудом спаслась. Благодаря дружбе матери с Наполеоном вновь заняла положение в свете. Дневник напоминает увлекательный роман. Написан он бисерным почерком, чернила кое-где совсем выцвели, но Беатрис расшифровывает его с истинным увлечением и собирается опубликовать со своими комментариями.

Когда я спрашиваю ее об ассимиляции аристократов в сегодняшней жизни, она улыбается:

— На мой взгляд, мы прекрасно ассимилировались. Все мои дети получат высшее образование и будут работать. Аристократы становятся врачами, инженерами, руководящими работниками в фирмах. Только политика до недавнего времени нас не привлекала.

— Почему?

— Наш дядя-сенатор, граф Жоффруа Монталамбер, говорил в детстве мне и сестре: «Малышки мои, занимайтесь политикой!» Но ни мы, ни другие старые семьи в политику не стремились. Быть может, из-за того, что не «акулы», что не умеем лукавить. Но в последнее время мы поняли, что если не займем место, то его обязательно займет кто-то другой, возможно, не имеющий наших убеждений.

— Каково положение с парижскими священниками?

— Чудовищное. Каждый год в Париже рукоположены всего десять священников. В Реймсе в прошлом году семинария вообще была закрыта. На севере Франции, чтобы набрать нужное количество учеников, пришлось объединить семинарии.

— Много во Франции роялистов?

— Мало. Мой кузен по материнской линии — ярый роялист. Он частенько говорит: «Да, я за монархию! И мне безразлично, кто станет королем — Бурбон или представитель другой семьи. Главное, чтобы у нас был король! Потому что король, по крайней мере, правит, а не разводит демагогию!»

…Никогда, конечно, не будет король править Францией — французы слишком дорожат республикой, но король (пусть и без атрибутов власти) во Франции есть, и очень милый. Принц Жан Орлеанский, герцог Вандомский — самый настоящий дофин и верит, что когда-нибудь вернет трон, отнятый у его предков. Он высок, деликатен, мягок в обращении, руководит фирмой, параллельно занимается общественной деятельностью и благотворительностью, публикует на своем сайте патриотические статьи и заслужил симпатию многих французов. Каждый год, накануне Рождества, он обращается к «подданным» с чуть старомодным, светлым поздравлением: «Без любви нет мира. Без любви нет справедливости. Без любви нет уважения друг к другу. Поэтому накануне Рождества я обращаюсь ко всем: христианам, евреям, мусульманам и другим верующим, людям Севера, Юга, Запада и Востока с предложением взяться за руки, дабы укрепить мир, объединить народы, настоять на справедливости и сразиться за самых неимущих. Дадим бедным и слабым надежду и шанс на жизнь. Прекратим обеднять страны. Используем деньги, разбазариваемые сейчас на убийства и разрушения, на то, чтобы сделать жизнь более сносной. Пусть богатые и влиятельные осознают, что не стоит им бояться бедных и слабых. Настало время власть предержащим понять их главную задачу: работать для Человека и с Человеком. Им воспитывать граждан в мире и справедливости. Будем уважать правду, даже если она болезненна для нас. Ибо правда, приносящая боль, дарует освобождение. Но правда возможна только тогда, когда ее имеет право сказать народ и когда народ имеет право по ней жить. Мы все дети Господа во Христе, чье рождение ныне празднуем. Христиане, евреи и мусульмане — все отмечают в этот период важные религиозные праздники. Да будут пожелания, которыми мы обменяемся в честь этих праздников, пожеланиями людей, имеющих право на счастье, признание, уважение, мир и любовь. В мире разрушений и раздоров Рождество напоминает нам о том, что Господь протягивает к нам руки, любит нас и зовет к примирению. Вот чего Господь хочет от нас. Это — сущность грядущего праздника. И если мы будем в это верить, то сможем со всей искренностью сказать: „Счастливого Рождества“».