Хендерсон, король дождя - Сол Беллоу

Я был слишком слаб, чтобы задавать вопросы и только и мог, что проливать слезы. Неожиданно с пола поднялся человек.

— Это ещё кто, черт возьми? — вскричал я.

Человек поднял обе руки в предостерегающем жесте.

— Кто здесь? — повторил я — и вдруг узнал эту копну курчавых волос в форме японской пихты и длинные скрюченные конечности. — Ромилайу!

— Да, сэр.

Итак, ему не позволили улизнуть с письмом для Лили — сцапали, когда он пересекал черту города. Ещё до начала охоты сделали все, чтобы моё местопребывание осталось неизвестным!

— Ромилайу, король мёртв.

На его лице появилось сочувственное выражение.

— Какой человек, Ромилайу! Мёртв.

— Замечательный джентмен, сэр.

— Он верил в возможность моего исправления. Но было уже поздно. Мои недостатки слишком глубоко укоренились.

Из одежды на мне остались только туфли, трусы, тенниска и тропический шлем. Я опустился на пол и долго-долго плакал. Ромилайу никак не удавалось меня утешить.

Никогда ещё я так тяжело не переживал смерть другого человека. При попытке остановить у короля кровотечение я весь перепачкался его кровью. Теперь она высохла, но все потуги стереть её оказались напрасными. Уж не знамение ли это? Знак того, что я должен продолжить его земное существование? Но как? В полную меру моих способностей. Какие же у меня способности? За всю мою жизнь не наберётся и трех вещей, которые бы я сделал правильно. Это также разрывало мне сердце.

Так прошёл день, прошла ночь, а наутро я почувствовал себя опустошённым. Слезы высохли. Я безвольно качался на волнах скорби, как старый, брошенный бочонок. Снаружи были свет и влага, а внутри меня было сухо и темно. Сквозь решётчатую дверь розовело небо. Наш тюремщик — чёрный кожаный человек, ещё не смывший с себя побелку, — принёс еду: печёный картофель и фрукты. Ему помогали две амазонки, но не Тамба с Бебу. Все обращались со мной с отменной учтивостью. Я шепнул Ромилайу:

— Дахфу сказал, вроде бы после его смерти я стану королём.

— Они звать вас Ясси, сэр.

— Это значит король? Они спятили. И что, теперь я унаследую его гарем?

— Вас это не радовать, сэр?

— Ты спятил, человече? На кой ляд мне все это бабье? У меня есть ровно столько жён, сколько требуется. Лили — превосходная женщина. В любом случае, смерть короля для меня — невосполнимая утрата. Я убит, Ромилайу, неужели ты этого не видишь? Сердце того и гляди разорвётся от горя. Не позволяй моей здоровенной туше вводить тебя в заблуждение, Ромилайу: я очень чувствителен. Ты был прав, мне не следовало держать то проклятое пари.

Как оказалось, я сделал это не совсем по собственной воле. Король, упокой Господи его душу, заманил меня в ловушку. Тот парень Туромбо вовсе не был слабее меня, просто не хотел становиться Сунго, вот и сыграл в поддавки. Слишком опасная должность. Король приберёг её для меня.

— Но и он сам — опасная должность, сэр.

— Действительно. Почему мне должно быть легче, чем ему? Ты прав, старик. Спасибо, что поставил меня на место.

Немного подумав, я спросил:

— Тебе не кажется, что эти красотки испугаются моего вида?

— Не кажется, сэр.

— Да? Так или иначе, Ромилайу, я не намерен оставаться. Пусть даже у меня не будет другого шанса стать королём.

И я погрузился в глубокие раздумья. Великий человек, только что канувший в зияющую бездну, готовил меня на своё место. Однако теперь выбор за мной. Хочу ли я навсегда отречься от родных мест, где мне ничего не светит? Дахфу уверовал в то, что я скроен по королевской мерке и смогу начать жизнь с чистого листа. Мысленно я выразил ему свою признательность.

— Нет, Ромилайу, мне ни за что не стать его достойным преемником. Я бы надорвался. Кроме того, мне пора домой. И, скажу тебе, я — не какой— нибудь племенной жеребец. Кроме шуток. Мне без малого пятьдесят шесть лет. При одной мысли об этой ораве сердце уходит в пятки. Да и как жить под пристальным оком Бунама, Хорко и прочей публики? Смотреть в глаза королевы Ясры? Я обещал ей… Ох, Ромилайу, как будто я имел право что-либо обещать! Так что давай-ка сматывать удочки. Я чувствую себя гнусным самозванцем. Единственное, за что я могу себя уважать, это что я кое-кого любил в своей непутёвой жизни. Бедняга мёртв. Это меня убивает. Дело даже не столько в жёнах, сколько в том, что мне здесь больше не с кем поговорить. В моем возрасте хочется интеллектуально общаться. Это — все, что нам остаётся. Плюс доброта и любовь.

Я снова впал в скорбь. Да она и не оставляла меня ни на минуту с тех пор, как я очутился в этом склепе. И вдруг меня осенило.

— Ромилайу, смерть короля наступила не от несчастного случая!

— Что вы иметь в виду, сэр?

— Это было подстроено. Я уверен. Теперь скажут — это ему наказание за то, что держал у себя Атти. Им ничего не стоило убить короля. Решили, что я более покладист. Ты мог бы дать руку на отсечение, что это не так?

— Нет, сэр.

— Вот именно — «нет, сэр»! Это заговор. Дай только мне до них добраться — в порошок сотру!

Я подкрепил эти слова жестами и глухим рычанием. Может, и вправду перенял что-то у львов — не точность и изящество движений, как Дахфу, а нечто более грубое? Трудно сказать заранее, во что выльется чужое влияние. Должно быть, Дахфу было грустно наблюдать подобный результат, но он делал скидку на мой тяжёлый жизненный опыт. Великодушная, благородная натура!

— Нам нужно выбраться отсюда, — сказал я Ромилайу. — Кстати, где мы находимся? И чем располагаем?

— Ножом, сэр, — ответствовал Ромилайу, доставая большой охотничий нож. Он спрятал его в копне волос, когда его схватили люди Бунама.

— Молодчина!

И я сделал такой жест, будто собираюсь кого-то заколоть.

— Лучше копать, сэр.

— Что ж, это не лишено смысла. Ты прав. Хотел бы я добраться до Бунама! Это стало бы роскошной удачей! Однако нужно быть осторожным. Сдерживай меня, Ромилайу. Видишь, я вне себя? Что там, вон за той дверью?

Мы тщательно обследовали стену и обнаружили довольно высоко над полом, щель между камнями. Ромилайу принялся расширять её ножом. Я то поддерживал его на руках, то становился на четвереньки, и он карабкался мне на спину.

— Кто-то подрезал трос, — высказал я предположение.

— Может быть, сэр.

— Никаких «может быть». Иначе зачем удерживать тебя в городе? Это был заговор против Дахфу и Сунго, то есть меня. Правда, он тоже подложил мне свинью, позволив поднять Мумму.

Ромилайу продолжал прилежно расширять щель. На меня летела каменная крошка.

— В то же время, король сам жил как на вулкане. Угроза его жизни была велика и постоянна. Если он как-то сосуществовал со смертью, мне сам Бог велел. Он был моим другом.

— Другом, сэр?

— Можешь назвать это любовью. Знаешь, старик, мой отец предпочёл бы, чтобы утонул я, а не мой брат Дик. Значит ли это, что он не любил меня? Нет.

Я тоже был его сыном, и он тяжело переживал бы мою смерть. Но, если выбирать, он предпочёл бы потерять меня, а не Дика. У моего брата был только один недостаток: он покуривал травку. О, я не осуждаю. Жизнь есть жизнь; кто мы такие, чтобы осуждать?

— Да, сэр.

Ромилайу усердно поворачивал в щели нож и вряд ли понимал, что я говорю.

— Что толку сетовать на жизнь? Она просто идёт своим чередом, и больше ничего. Однажды я рассказал Дахфу о своём внутреннем голосе. Который заладил, как попугай: «Я хочу, я хочу, я хочу»! Интересно, чего он хотел?

— Да, сэр.

— Он хотел чего-то настоящего.

Стоя на четвереньках, я ронял в пол слова:

— Принято считать, что высокие материи — выдумка, иллюзия. Черта с два, все как раз наоборот. В человеке заключена вселенная, она требует простора. Вечность в нас заявляет о своих правах. Вот почему так трудно смириться с дешёвкой. Возможно, мне следовало остаться дома. Научиться целовать землю. — Я ткнулся губами в земляной пол. — Но я почувствовал: ещё немного — и я взорвусь. Ах, Ромилайу, почему я не до конца открыл королю душу? Не могу спокойно думать о его кончине! Но я покажу этим подонкам! Дай только выбраться отсюда.

Ромилайу перестал вычищать пальцем расширенное отверстие.

— Я видеть, сэр!

— Что ты видишь?

Я приложился глазом к отверстию. На полу в соседней комнате лежало тело Дахфу. Его сторожил помощник Бунама. В данный момент он спал, сидя на табуретке. Рядом стояла корзина с холодным печёным картофелем; к ней был привязан маленький — две-три недели от роду — щенок льва.

— Ну, Ромилайу, — сказал я, — пора действовать. На сей раз мы не будем перетаскивать трупы, как того беднягу — моего предшественника-Сунго. Прибегнем к хитрости. Я притворюсь, будто жажду взойти на трон. Они не причинят мне зла: ведь я буду подставной фигурой, номинальным королём, а они будут править в своё удовольствие. Они уже раздобыли львёнка, значит, не собираются терять времени. Нужно их опередить.