Хендерсон, король дождя - Сол Беллоу

— Лев, лев! — закричал король, вскакивая на ноги и указывая туда, где, примерно в сотне ярдов от нас, трава не затрепетала, а пошла крупными волнами от метаний крупного зверя.

Я вскочил на узенький выступ — что-то вроде подножки, с которой можно было соскочить на жердь.

— Хендерсон — не сметь!

Король бросил на меня испепеляющий взгляд, и я подчинился — вернулся в «хижину» и уселся на пол. Король сам ступил на жердь и, развязав узел, немного намотал на руку привязанный к клетке трос. Клетка зашевелилась. Она была такой лёгкой, что, если бы не балласт, давно поднялась бы в воздух. Король сбросил шляпу, чтобы не мешала.

Солнце обожгло моё незащищённое лицо. Я висел над загоном, как гигантская горгулья.[18] Несмотря на грохот, производимый загонщиками, снова стали слышны рулады насекомых. Лощина вдали алела и пенилась цветочками кактусов; даже на значительном расстоянии их шипы вонзались мне прямо в сердце. Природа вела со мной безмолвный разговор. Я мысленно задал ей вопрос о судьбе этого безумца, одержимого идеей поимки льва, но не получил ответа. Природа говорила только о себе самой. Мне оставалось только корчиться телом и душой, сидя на шаткой платформе. Страх за короля вытеснил все остальные чувства.

— Видите гриву, Хендерсон? — вскричал король.

Он по-прежнему держал трос; клетка закачалась; раздался перестук камней. Я не мог смотреть, как он балансирует на узкой рейке, с грузом булыжников над головой. Любого из них, если бы он вывалился из плетёной клетки, было бы достаточно, чтобы убить его.

Снизу донеслось грозное рычание. Я опустил глаза и увидел перед собой огромную, злющую, волосатую львиную морду. Она была сплошь в морщинах; в этих складках таилась смерть. Хищник открыл пасть, и на меня дохнуло смертельным жаром. Я непроизвольно забормотал себе под нос: «Господи, как бы ты ко мне ни относился, не дай мне свалиться в эту живую мясницкую. И позаботься о короле. Яви ему милость Твою».

Мне вдруг пришло в голову: может быть, это и есть то, что нужно для спасения человечества — оказаться лицом к лицу с чем-то злобным и беспощадным, как эта львиная морда? Вспомнилось, как я бахвалился перед Лили своей любовью ко всему земному. «Я знаю реальную жизнь лучше, чем ты»! Слова, слова! На самом деле моя судьба развивалась по законам нереальности. Но теперь меня вырвала из неё кровожадная пасть льва. Его рык послужил оглушительным ударом по затылку.

Гигантская заслонка опустилась, и западня захлопнулась. В траве все ещё метались мелкие зверьки. Лев прыгнул под нашу платформу и всем туловищем навалился на решётку. Гмило ли это? Я слышал, будто львёнок, отпущенный Бунамом, имел особую метку на одном ухе. Но, чтобы проверить, нужно было поймать зверя. Стоя за воротами, помощники короля выставили вперёд копья, чтобы лев перестал бросаться на ворота. Он же норовил достать людей лапами. По сравнению с этим гигантом Атти казалась жалкой рысью.

Балансируя на жерди в атласных туфлях, король снял с руки один виток верёвки; клетка немного опустилась. Из-за ограды во льва полетели камни; один угодил ему в глаз. Загонщики что-то кричали королю. Не обращая на них внимания, он медленно водил клетку в воздухе. Теперь она была на уровне его глаз.

Среди загонщинов находился оштукатуренный помощник Бунама. Просунув в щель копьё, он ткнул им льву в морду. Лев тяжело навалился на столбики, на которых держалась платформа. Они завибрировали. Жердь под ногами Дахфу качнулась, но он удержал равновесие.

Из-за забора вновь полетели камни; некоторые угодили во льва. Прыгнув в сторону, он оказался как раз под клеткой из лоз. Будьте прокляты, все лозы на свете! Будьте прокляты, все на свете ползучие растения!

Стоя на задних лапах, лев вновь попытался ухватить нижний ободок клетки. На этот раз ему удалось, и он вцепился в лозы когтями. Ловким движением король набросил на него клетку. Лёжа ничком на краю платформы, я протянул руку, чтобы помочь королю вернуться в безопасное место. Однако он добрался туда без чьей-либо помощи.

— Ну как, Хендерсон? Ну как?

Со стороны загонщиков послышались крики. Запутавшись мордой в сетке из лоз, под тяжестью камней лев давно должен был повалиться на спину, но он все ещё стоял на задних лапах. Пучки шерсти у него на брюхе и под мышками напомнили мне тот ужасный эпизод на дороге к северу от Салерно, когда санитары на глазах у всех раздели меня догола и обрили из-за вшей.

— Ну что, ваше величество? Это Гмило?

— Плохо дело, — пробормотал король.

— Почему плохо? Вы его поймали. Какого черта? Что ещё случилось?

Но я уже и сам это понял. Пока задние лапы льва оставались на свободе, никто не мог приблизиться к нему, чтобы исследовать его уши.

— Да свяжите же ему лапы, кто-нибудь! — завопил я.

Стоя внизу, Бунам указующим жестом поднял вверх палку из слоновой кости. Оттолкнувшись от края платформы, король подпрыгнул и ухватился за трос, на котором висела клетка и который все ещё был закреплён у нас над головой. Шкив заскрипел. Лев все ещё наполовину оставался на свободе, и королю предстояло довести дело до конца. Никто не имел права встать между ним и покойным монархом.

Широко расставив ноги, Дахфу стоял на середине жерди, держась за трос.

И вдруг послышался треск. Трос лопнул, и Дахфу полетел вниз — прямо в объятия льва.

— Король! — отчаянно завопил я.

Я видел, как хищник вонзил в него когти. Видел, как брызнула кровь. Все же королю удалось скатиться со льва на землю. В мгновение ока я очутился возле него.

— Беда, Сунго, — пробормотал Дахфу.

Я стащил с себя тонкие зеленые шаровары, чтобы перевязать рану. Но кровь продолжала хлестать, как из ведра.

— Помогите! — взывал я к толпе. — Помогите!

— Я не справился, Хендерсон.

— Ах, король, о чем вы говорите? Сейчас мы отнесём вас во дворец. Дадим антибиотик, зашьём рану. Вы сами будете подсказывать, что делать: как— никак вы — без пяти минут доктор.

— Они не примут меня обратно. Это Гмило?

Я схватил верёвку и стреножил проклятого хищника. При этом я так и сыпал ругательствами:

— Мерзавец! Сволочь! Будь ты проклят!

Подошёл Бунам и осмотрел его уши. Потом, не оглядываясь, завёл руку за спину. Помощник вложил в неё мушкет. Выстрел снёс хищнику часть головы.

— Не Гмило, — прокомментировал король.

Похоже, он был рад, что тот, кто пролил его кровь, не был его отцом.

— Хендерсон. Позаботьтесь, пожалуйста, об Атти.

— Черт побери, король, вы сами о ней позаботитесь, когда поправитесь.

— Нет, Хендерсон, нет. Я больше не гожусь… в мужья. Меня полагается убить.

В толпе загонщиков уже стали раздаваться воинственные возгласы. Бунам не пускал их к нам.

— Наклонитесь поближе, — прошептал король.

Весь в слезах, я предоставил в его распоряжение моё здоровое ухо.

— Ах, король, король! У меня чёрный глаз. Я приношу несчастье. Небо послало вам в друзья не того человека. Я — разносчик чумы. Без меня все было бы хорошо. Вы — благороднейший человек на свете.

— Не валите с больной головы на здоровую. Все как раз наоборот. В первую ночь… тот труп принадлежал предыдущему Сунго. Он не справился с Муммой.

Дахфу с трудом поднял окровавленную руку и коснулся своего горла.

— Его задушили? Боже, какой ужас! А тот парень Туромбо, который не смог её поднять? Ага, он не хотел становиться Сунго, это слишком опасно. Эта роль предназначалась для меня! Меня подставили!

— Сунго является моим преемником.

— Не понимаю. О чем вы толкуете, ваше величество?

Он закрыл глаза и медленно кивнул.

— В отсутствие совершеннолетних детей мужского пола королём становится Сунго.

— Ваше величество! — Я не удержался и повысил голос, в котором звенели слезы. — На что вы меня обрекли? Нужно было предупредить меня. Так не поступают с друзьями!

— Со мной тоже… поступили…

— Слушайте, ваше величество, давайте я умру вместо вас. От меня никогда не было проку. Поздно взорвался сон души. Я слишком долго тянул и погубил себя общением со свиньями. Я — конченый человек. Мне ни за что не справиться с вашими жёнами. Так что через каких-нибудь пару дней меня отправят вслед за вами. Король! О король!

Но его жизнь была на исходе, и вскоре наступила разлука. Загонщики взвалили его на носилки, и мы двинулись к каменному домику в лощине, перед которым цвели кактусы.

В этом домике было две деревянных двери, которые вели в две маленькие комнатки. В одной положили мёртвого короля. В другую водворили меня. Я абсолютно ничего не понимал, но безропотно позволил им закрыть дверь с другой стороны и запереть на засов.

ГЛАВА 21

Когда-то, давным-давно, страдание имело для меня пикантный привкус. Позднее оно его утратило и стало попросту отвратительным. Но теперь, после смерти короля, страдание перестало быть объектом анализа и сделалось совершенно нестерпимым. Заточенный Бунамом и его оштукатуренным помощником в каменную хибарку в лощине, я лил горючие слезы и без конца повторял одну и ту же фразу — не то жалобу, не то проклятие: «Она (жизнь) досталась соломенным чучелам!» И дальше: «Её отдали на откуп чучелам и дебилам (то есть каждый из нас занимает чужое место)!»