Семь непрошеных гостей - Дарья Калинина

— Ты весь день провел в офисе? — с надеждой спросила у него Юля.

— Почему переговоры должны быть обязательно в офисе? — удивился Марат. — Деловая встреча в современном мире не предусматривает жестких рамок. Вполне можно совместить вкусный обед и деловые переговоры.

— Другими словами, ты не сидел безвылазно в своем офисе? — уточнила у него Юля.

Про себя же подумала, что с этими расследованиями в конце концов станет законченным параноиком. Вот и сейчас она всерьез размышляет о том, а не мог ли Марат отравить Аньку? И с чего ей в голову лезут такие мысли? В самом деле, ведь Марат не был знаком с Анькой прежде. Или все же у него появился повод? С чего он вдруг принялся оправдываться перед Юлькой?

— Вдруг мы идем не по тому следу? — произнесла Юля, вернувшись к Марише, которая мрачно таращилась на нелепый рекламный блок.

На экране телевизора миловидная девушка пыталась натянуть на себя очередную пару чулок, которые она, словно фокусница, доставала из ярких коробочек. Но несмотря на нарядную упаковку, качество чулок не выдерживало ни критики, ни энергичных движений девушки. Оказалось, что проблема была в том, что свои стройные ноги девица брила не той бритвой. Поэтому на ее ноге и оставалась колючая стерня, о которую рвались дорогие чулочки.

— Ну и бред! — решила Мариша, когда реклама закончилась. — А что ты сказала, я не расслышала?

— Я говорю, вдруг мы идем не по тому следу, — уныло повторила Юля, которую беседа с Маратом почему-то вогнала в ступор. — Вдруг Анькино наследство в самом деле существует?

Но отравили ее все равно из-за того, что она видела, кто убил Олега?

— Поменьше разговаривай с Маратом, — посоветовала ей Мариша. — А то сама расстраиваешься от своих подозрений. И меня с толку сбиваешь. Решено ведь, завтра едем к нотариусу. И все узнаем.

К сожалению, нотариус Верочка их чаяния оправдала далеко не в полной мере. Правда, встретила она их очень приветливо, словно старых знакомых. А услышав, что их прислал к ней Авель Моисеевич с предложением своей руки и сердца, и вовсе расцвела как незабудка.

— Ах он старый проказник! — от души расхохоталась Верочка. — Все никак не может угомониться!

Подруги с изумлением разглядывали женщину. Сколько же ей может быть лет? Если в восьмидесятых годах она уже работала нотариусом, значит, сейчас ей было уже сильно к пятидесяти. А то и за пятьдесят. Но женщина выглядела просто изумительно. Свежий чистый цвет лица, румянец во всю щеку, бархатистая кожа, на которой почти не было морщин. И вдобавок подтянутая стройная фигура, пышные темные волосы и такие же темные блестящие глаза.

Нет, никак нельзя дать Верочке ее лет. А еще говорят, что восточные женщины раньше стареют. Чушь это все! От человека зависит. И от того, в каком окружении он живет. Счастлив ли. Доволен ли своей жизнью. Верочка, судя по ее блестящим глазам и улыбке, была вполне счастлива.

И вообще, была она на редкость легкий, приятный и жизнерадостный человек.

— А я ведь не всегда такой была, — радостно сообщила она подругам. — Поверите ли, многие мне удивляются, как это я бросила работу, город и перебралась в захолустье.

Захолустьем Простоквашино назвать было никак нельзя. Это Верочка явно кокетничала. Располагалась ферма всего в полутора часах езды от Питера. Неподалеку проходила трасса на Москву, а от нее к фермерскому хозяйству вела отличная асфальтированная дорога, по которой муж Верочки возил в соседние поселки и райцентр продукты со своей фермы.

Он, как уже знали подруги со слов самой Верочки, успешно торговал яйцами, молоком и даже имел собственную маленькую сыроварню, где делал очень вкусный и к тому же недорогой сыр. Кроме того, у него был пошивочный цех, где работали местные рукодельницы, набивая подушки куриным пухом, а в остальное время строча простенькие, но опять же очень дешевые цветастые пододеяльники и наволочки, которые охотно раскупались жителями в окрестных селениях.

— Многие мне удивляются, — продолжала тем временем Верочка, проворно расставляя на столе чашки, заваривая чай, разливая по блюдцам темный мед, домашний джем и выставляя свежие булки, — спрашивают даже, как это я тут не загнулась от скуки. Скажу честно, когда я в городе сидела в своей конторе среди бумажек, договоров, доверенностей, печатей и завещаний, вот там мне действительно тяжко и тоскливо было. Я просто физически чувствовала, как эти бумажки из меня соки пьют. И я постепенно сама становлюсь такой же сухой и безжизненной, как и они.

И, закончив приготовления к чаепитию, Верочка присела за стол и произнесла:

— А тут на природе настоящее раздолье. Я просто ожила, когда мы сюда переехали.

— И не жалеете?

— Нет, — покачала головой Верочка. — Меня несколько раз звали обратно на прежнюю работу. Но нет. Я для себя решила: ни за что! Тут у нас есть для счастья все. Чего еще надо? Дети здоровыми выросли, ведь почти весь день на свежем воздухе. Родни полно, гости в доме всегда. Все любят к нам приезжать. Сейчас у нас в семье машина у каждого своя, так что проблем с образованием для детей никогда не возникало. Вы пейте чай! Я на травках его заварила. Вкусно?

Подруги отпили по глотку и в самом деле очень вкусного чая. Отведали душистого меда и зажмурились от удовольствия, наплевав на все диеты и вонзив зубы в свежую сдобу.

— Сама пекла! — похвасталась Верочка. — Талант у меня к выпечке открылся. С самого начала в кондитеры идти надо было. Недаром же у меня и фамилия такая подходящая: Крендель!

И она радостно засмеялась, сверкая крепкими ровными зубами.

— Это все родители меня на юриста учиться толкнули, — прибавила она. — Теперь я знаю: нельзя человека неволить, решать за него. Все равно толку не будет. К чему душа лежит, тем и должен заниматься. Тянет его в астрономы, пусть идет. Тянет в поле, пусть землю пашет. Человека ведь недолго и сломать.

Внезапно оборвав разговор, Верочка спохватилась:

— Что это я все болтаю о пустяках! Вы ведь сюда из Питера приехали не для того, чтобы мою доморощенную философию слушать. Дело у вас ко мне какое?

— Да, — согласно кивнула Мариша. — Но оно касается как раз того времени, когда вы еще работали нотариусом.

— Так, слушаю, — сделала ей знак продолжать Верочка.

И Мариша начала рассказывать о смерти Ани, о предпринятом ими в этой связи расследовании и о том, что оно привело их к таинственной личности Анькиной опекунши — ее бабушке. Время от времени Юля добавляла что-то от себя, когда ей казалось, что подруга упустила какую-то важную деталь. Но Верочка сидела молча. И лишь кивала головой, показывая, что все внимательно слушает.

— Что же, — помедлив минутку после того, как Мариша сказала все и замолчала, снова кивнула Верочка. — Полагаю, я знаю, о ком идет речь.

— В самом деле? — обрадовались подруги. — Знаете?!

— Я помню саму женщину и эту грустную историю о ее воспитывающейся в интернате внучке, — ответила Верочка. — И все, что знаю, расскажу вам, раз речь идет об убийстве и предположительно об афере с наследством. Но, боюсь, этого будет не слишком много.

— Хотя бы фамилию Анькиной бабушки! — воскликнула Юлька в надежде, что наконец-то впереди забрезжил свет.

— Мне она назвалась Пономаревой.

— Вот так просто? — удивилась Мариша. — Сколько лет прошло, как вы отошли от дел, а фамилию этой женщины до сих пор помните?

— Иногда такое случается, — кивнула Верочка. — Честно говоря, эта женщина и ее история поразили меня. Не забывайте, я тогда была еще довольно молода. И только собиралась завести собственного ребенка. Поэтому история подкинутой в приют сиротки, от которой отвернулся собственный отец, не могла меня не растрогать. И не возмутить. И прежде всего несправедливостью к этому ребенку.

Верочка вопросительно посмотрела на подруг, словно проверяя, достойна ли аудитория той откровенности, на которую она шла. Аудитория ее не подвела. Она была, что называется, у Верочкиных ног и слушала, раскрыв рты.

— Думаю, что начать придется издалека, — произнесла Верочка. — Это случилось в конце семидесятых годов. День выдался какой-то очень уж унылый, я просто изнывала от его бесконечности. И как раз когда я уже собиралась уходить на обеденный перерыв, в контору вошла дама средних лет…

Верочка, которая уже предвкушала вкусный обед в соседнем кафе в обществе жениха, недовольно посмотрела на посетительницу. До обеда оставалось всего несколько минут, но выгнать даму Верочка не решилась. И вовсе не потому, что ее смутила дорогая одежда и достоинство, с которым держалась посетительница, — манера держаться выдавала в ней либо даму благородного происхождения, либо очень богатую особу.

За время работы в нотариальной конторе Верочке довелось повидать самых разных людей. Многие щеголяли брильянтами и дорогими мехами. Но всем им было далеко до этой дамы, одетой хоть и со вкусом, но без вызывающей роскоши. Поразило Верочку выражение лица посетительницы и ее глаза. В них таилась даже не грусть, а самое глубокое отчаяние.