Франкенштейн: Мертвый город - Дин Кунц

Лошади возбуждались сильнее. Кобылы тихо ржали в ужасе. Жеребец начал бить копытом в стену амбара, которая была в задней части его стойла. Его жилище не было укреплено стальными листами, потому что предполагалось, что начнут с него, и в этом случае именно кобылы, являясь свидетельницами, могли попытаться вывести свои стойла из строя.

— Хорошо, Ариэль, хорошо, — сказала Нэнси, — только позволь мне закончить уборку. Затем я выведу Коммандера, приготовлю его, и ты сможешь разорвать его в клочья и приступить. Мне нужно несколько минут, чтобы закончить уборку, чтобы сделать это как следует, и затем я промою щетинки у метлы. Я не могу убрать метлу, пока щетина полна кусочков сена и мышиного дерьма.

На мгновение крик Ариэль усилился, а затем ее рот раскрылся так широко, что уголки ее губ расширились до мочек ушей. Она рыгнула, прервала крик и извергла толстый поток серебристых наноживотных — настолько интенсивно изрыгнула свою плоть, что, казалось, усохла. Она совершила, казалось бы, невозможный трюк схлопывания, как бы свернулась и исчезла, оставив лишь кончик блевотины.

Переносясь по воздуху в виде плотного облака жужжаще-шипящих наноживотных, Ариэль стала неистовой и появилась в виде рикошета, отскакивающего по комнате, пикируя и взмывая вверх. Она проела дыру в крыше амбара и исчезла в ночи — только для того, чтобы снова появиться через другую дыру, погрузиться в землю под полом и прорыть туннель через комнату. Рой вновь появился на поверхности под левой ногой Нэнси, удивив ее, поглотив мгновенно ее ногу до середины бедра, и умчался прочь.

Культя ноги была хорошо обожжена действиями наноживотных. Ни одна жизненно важная жидкость не брызнула из нее. Из-за того, что Нэнси была Членом коммуны, а не обычным человеком, она не чувствовала боли. Она осталась на ногах — ноге — потому что могла использовать метлу как трость.

Такое развитие событий могло сделать уборку оставшегося сена куда более сложной задачей, и Нэнси не знала, как ей удастся продолжить своевременным и эффективным образом. И теперь ей необходимо было иметь дело с дополнительной проблемой в виде двух дыр в полу и рвом длиной пятнадцать футов, образовавшимся, когда туннель Ариэль обрушился между точками входа и выхода.

Кроме того, Нэнси впервые обратила внимание, что там, где она уже убрала утрамбованный земляной пол, жесткие щетинки метлы оставили неглубокие следы, направленные как попало. Она не почувствует, что работа завершена, пока каждый след от щетины не будет направлен в одну сторону.

Лошади сошли с ума. Она зыркнула на них, но конечно это не подействовало. Они были такие же, как и великое множество других животных в недоделанной природе этого мира: так легко шарахались, пугались, паниковали, били копытами как стада скота или шайки леммингов, как безумные стаи кулдыкающих индеек и яростные фанаты на рок-н-ролльных концертах, затаптывающие друг друга, чтобы быть поближе к сцене.

Приблизившись к задней части амбара, рой стал вести себя странно, кружась на месте как миниатюрный торнадо. За жужжанием и шипением рос другой звук, похожий на скрежет стартера и двигатель автомобиля, который пытается провернуться особо морозным утром. Воронкообразное облако продолжало пытаться снова принять облик девушки, Ариэль, но с переходом возникли трудности.

Нэнси беспокоилась, нет ли у этого Строителя чего-то наподобие несварения желудка. Ариэль была разработана для того, чтобы использовать плоть, кровь, кости, хрящи и даже бесполезные вещества, из которых состоят лошади и, со временем, другие животные для создания особых молекул для строительства большего количества Строителей ее вида. Не предполагалось, что она будет поедать части амбарных крыш или грызть землю — или, если уж на то пошло, ноги Членов Коммуны, которые не являлись Строителями, которые были просто теми, кто пытался эффективным способом сделать пол амбара опрятным.

Воронкообразное облако наноживотных, наконец, слилось в нечто похожее на Ариэль, хотя эта Ариэль была низкой и с двумя головами. И через мгновение она начала неистово вибрировать.

Глава 36

По пути в Начальную школу Мериуэзера Льюиса Салли Йорк вел свой черный «Хаммер» почти так же, как если бы это был «Феррари Тестаросса» — рисуясь и на большой скорости. Заснеженные улицы его не беспокоили, как и бордюры на углах, которые он иногда переезжал на поворотах. Каждый раз, когда они проезжали телефонный столб, к которому была прикреплена политическая реклама, не снятая по завершению последней избирательной кампании, Салли с яростью указывал на него и заявлял: «Бред!».

Брайс Уолкер, теперь сидевший на переднем пассажирском сидении, сменил пижаму, халат и тапочки на кое-какую одежду Салли, которая неплохо сидела на нем. Он был в «Мемориальной больнице» после опасения сердечного приступа, которое оказалось только опасением, а молодой Трэйвис Эхерн находился там для проведения анализов, чтобы определить, что вызвало три тяжелых случая анафилактического шока, которые предположительно стали следствием аллергии на что-то в питьевой воде, возможно, даже на хлор. Когда стало очевидным, что работники больницы не являются теми, кем они были раньше, что ни одному пациенту не позволяется уйти, и их убивают в подвале, Брайс и Трейвис решили бежать.

Мама Трейвиса, диетолог и повар, работала в Мериуэзер Льюис на кухне. Она не звонила ему целый день и не приходила. Она была надежным человеком. Она любила его. Она бы не забыла хотя бы позвонить, если только с ней что-то не случилось. После побега из Мемориальной Брайс и мальчик отправились к дому Эхерна в микрорайоне, известном как Лэуэрс, и обнаружили, что дома никого нет.

Отец мальчика бросил свою жену с сыном так много лет назад, что у Трейвиса ничего о нем не осталось в памяти. Семья сейчас состояла только из Грейс и Трейвиса, и они были близки, они двое против всего мира. Он обожал ее.

Брайс знал, что если Грейс погибла, то потеря не сломает мальчика. Трейвиса больше не могло бы сломать ничего. Он был так юн, но Брайс мог разглядеть в нем прочность. Трейвис будет сильно и долго горевать, но он не согнется и не сломается, потому что он хороший мальчик и был так воспитан женщиной с сильным характером.

Брайс молился, чтобы Грейс оказалось живой. Он был вдовцом, а поэтому знал о горе слишком много.

В грядущие дни в этом городе будет великое горе, если предположить, что кто-то из них спасется, чтобы оплакивать умерших. Если бы Грейс была жива, и просто находилась где-то в другом месте, он бы отдал свою жизнь, чтобы ее спасти, если бы эта жертва была необходима, потому что хотел уберечь мальчика от продолжительной скорби по такой потере.