Весенние ливни - Владимир Борисович Карпов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь ему открыла Рая. Увидев Севку, ужаснулась и, не выпуская ручки двери, как-то обессиленно попросила:
— Будь добр, ступай отсюда. Пожалуйста. Если я так нужна, я сейчас выйду. Ну иди!
Он по-глупому ухмыльнулся и отрицательно помотал пальцами. Скорее всего, в этом таилась своя девичья дипломатия, только Рая не обиделась, отпустила ручку двери и подошла к Севке вплотную.
— Ты прости, что я убежала, — заискивающе зашептала она, проводя ладонью по его щеке. — Я не могла видеть тебя таким… Ты не знаешь, что у нас творится. Мама говорит, что я отца позорю. А она принципиальная. Ступай же, я сейчас…
— Рая, кто там? — послышался из-за двери голос Димина.
— Умоляю тебя! — рванулась девушка, но Севка обхватил ее запястье и удержал.
— Алё! Мне некуда идти… Ну понимаешь ты — некуда…
Увидев Димина, он отпустил Раю и решительно шагнул к нему.
— Я пришел к вашей дочери… Можно войти?..
Димин опешил. Потом, преодолев замешательство, строго приказал:
— Рая, домой! — И повернулся к расхлебяненной двери, за которой стояла жена. — Вот к чему приводят твои теории. Полюбуйся, будь ласкова, на освобожденных от перегрузок! Вот они! А вам, Кашин, надо проспаться. Не срамитесь и не срамите других.
Эти слова будто стегнули Севку.
— Что значит «не срамить других»?.. Кого это? И какое, собственно, ваше дело?.. Привыкли учить и наказывать. Я сам знаю, что делаю… Пустите-ка лучше! — гневно крикнул он и попытался войти в квартиру.
Открылись соседние двери. На площадке показался Михал Шарупич, за ним Евген. Они, очевидно, слышали перепалку, потому что Евген молча оттолкнул Севку и, обдавая Раю светом своих глаз, заслонил Димина собой.
— Ты понял, что тебе посоветовали? — с угрозой спросил он.— Ну, валяй отсюда! И как можно скорей, не оглядываясь.
— Я уйду… уйду… — жалко скривился Севка, и губы его задрожали. — Но отдайте тогда мою девушку!.. Она же моя!..
Евген силой повернул его, взял под мышки и, подталкивая, стал сводить по лестнице. А Севка, упирался, пробовал вырваться и с пьяным отчаянием просил, чтобы отдали ему Раю.
5
Юрий узнал об этом от Лёди.
Сначала он не придал значения происшедшему. Ему показалось, что Лёдя взялась рассказывать о Севке только для того, чтобы, поразив необычным сообщением, отвлечь его внимание от встречи с Тимохом на демонстрации. Тем более, что и сам он иногда пользовался таким же приемом, когда нужно было, чтобы мать забыла о его проступке.
Насторожившись, желая уличить ее, он впился в Лёдины глаза.
— Почему ты говоришь об этом, будто радуешься?
Лёдя недоуменно поджала губы. Но ревность не позволила ему быть справедливым.
— Как тебя понимать? Ты что, сочувствуешь Райке? Так?
— Я не за нее, я против него… — сказала Лёдя обиженно.— Столько вчера думала о тебе…
— После того как гуляла с Тимкой? Молчала бы лучше. Противно это. И твоя Рая, и твой Кашин — все, все!
— Какой ты трудный! А в конце концов, с кем хочу, с тем и гуляю. Я имею право собой распоряжаться.
Вскипев, он наговорил ей диких, нелепых слов и ушел, не проводив до дому. И получилось так, что позже Юрий вылил на Севку не только свое возмущение, а и свою ревность. Вспомнилась и драка на пустыре, которая, безусловно, была подстроена Севкой, хотя тот приходил назавтра проведать, посочувствовать. Вспомнились насмешки, его высокомерное, пренебрежительное отношение. Сделалось стыдно, что сносил это, побаивался Севкиного пакостного нахальства, искал его расположения, признавал за вожака и даже начал отращивать, как и он, космы.
Страдая от разлада с Лёдей, Юрий целую ночь придумывал самую невероятную кару себе и Севке. Представляя случившееся на лестничной площадке, он подменял Раю Лёдей и скрипел зубами.
Пришел он в институт желтый, с больной головой. С Тимохом не поздоровался и сразу стал искать Женю Жук. Нашел ее в конце коридора — она сидела на подоконнике открытого окна и просматривала конспекты. Волнуясь, принялся рассказывать о ЧП. Женя Жук, избранная недавно комсоргом группы, научилась в таких случаях молчать и слушать. Но тут Юрина возбужденность передалась ей, и, соскочив с подоконника, она, перебивая его, ваговорила сама.
— От Кашина можно всего ждать. У него нет чувства ответственности. Он хочет больше, чем может, и поэтому хулиганит.
Поразил ее и сам Юрий. Обычно мягкотелый, редко загоравшийся, он весь трепетал. На курносом носу выступил пот. Руки, сжатые в кулаки, были полны решимости, и Женя добавила более резко:
— Кашин — эгоист. Его нужно держать в ежовых рукавицах.
— Мало!.. — разгневанно крикнул Юрий. Его давно надо прогнать из института!..
Женя Жук промолчала, взглянула на ручные часы и потянула его за собой.
— Куда ты?
— С Тимкой и Васиным нужно посоветоваться.
— А это для чего? И тут без них не обойдешься?
— Нет…
Насупившись, Юрий остановился. Женя отпустила его и побежала в аудиторию.
— Тима говорит, чтобы мы в комитет шли. Его мнение такое, что с Кашиным пора кончать, — сообщила она, вернувшись, и снова схватила Юрия за рукав.
В комитете, где всегда толпились студенты, за письменным столом сидел один секретарь — усталый, в роговых очках. Он что-то быстро писал, морщил лоб и неохотно положил на чернильный прибор ручку.
— Ну, что у тебя, Жук? Срочное?
Выслушав довольно путаный ее рассказ, поправил очки и застучал пальцами по краю стола, выбивая дробь.
Юрий обратил внимание на его длинные, уверенные пальцы, какие бывают у везучих способных людей. Но горячность не остывала. Наоборот, шевельнулась неприязнь — чего он тянет? Неужели не ясно? Юрий переступил с ноги на ногу и тоже положил руку на стол.
— Хочешь что-нибудь предложить? — жмуря светлые холодноватые глаза, глянул на него секретарь. — Давай.
Это было неожиданно.
— Тогда вот что пока порешим, — видя, что Юрий молчит, сказал он невозмутимо и пристукнул ладонями по подлокотникам кресла. — Проведете комсомольское собрание. Обсудите. Я позвоню на факультет, оттуда тоже кто-нибудь придет. Поможет. А сообщение пусть
