Резидент, потерявший планету - Рафаэль Михайлович Михайлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Она для отзывов, молодой человек. Эту книгу с собой не уносят.
Он весело пояснил, что и не собирается уносить. Но в тот же день договорился в Комитете культурно-просветительных учреждений, и книгу отзывов для него затребовали. Пауль принес ее в отдел и нетерпеливо раскрыл, будто она должна была незамедлительно ответить на все его мучительные вопросы и недоумения. Ничего примечательного беглый осмотр не дал, да, собственно, что он искал в ней? Сколько он ни переворачивал эти плотные глянцевые листы, ни вчитывался в строки отзывов, ни искал пометки на полях, сколько ни вдумывался в подтекст коротких записей, не находил в них ничего необычного, а тем более подозрительного.
А все же зачем понадобилось сторожу забирать эту книгу на дом? Не сумев себе объяснить побуждения, попросил также доставить в отдел книгу отзывов из Исторического музея. Та же картина.
Мюри отложил обе книги в сторону, забрал у Грибова письмо «из Аргентины» и отправился в ряпинаское лесничество.
Высокий статный старик встретил Пауля в дверях своего домика, приветливо завел, усадил, предложил кружку крепкого пива.
— Так вы что, — насмешливо спросил он, — физическую лабораторию в лесу для сына устроили? Оригинально.
Паулю давно нравился этот крепкий кряжистый человек, который знал каждое дерево в своем большом хозяйстве, а еще лучше — людей, живущих в его округе. Немцы общего языка с ним не нашли. Прикинувшийся подслеповатым, больным, он отошел от дел, отлеживался и только самых доверенных крестьян сурово предупреждал: «Берегите лес. Эти уберутся, а нам и нашим детям жить и питаться лесными соками». Немцы прослышали, что младший брат Ааре Казеорга — Тобиас является совладельцем фирмы по производству изделий аэродромного назначения и через норвежских посредников имеет тайные связи с одной из крупных немецких фирм. Может быть, это обстоятельство уберегло Ааре и его семью в эти тяжелые годы, а заодно и нескольких советских партизан, укрытых лесничим в лабиринтах своей лесной вотчины.
Братья связи друг с другом не поддерживали. Лишь после войны Тобиас начал писать и интересоваться жизнью семьи брата. Лесничий скупо сообщил, что жену потерял в сорок четвертом, случайное осколочное ранение, сам здоров и лесничествует. Эндель в университете. Они ни в чем не нуждаются и ничего от брата им не надо. А Тобиасу желают спортивного здоровья и процветания фирмы.
Тобиас исправно продолжал поздравлять с праздниками. Однажды испросил визу для поездки в Таллинн по делам фирмы и быстро получил ее, да еще пришло и приглашение брата погостить у него. В последний день пребывания брата Ааре завел с ним туманный разговор о том, сможет ли устроиться Эндель, если бы надумал перебраться в Швецию. Тобиас прослезился, сказал, что у него нет наследников и Эндель заменит ему сына. Потом сделал широкий жест, извлек чековую книжку и выписал на имя племянника чек на триста тысяч крон. А на словах добавил, что в течение года сделает Энделя одним из совладельцев фирмы.
— А кто знает об этом, кроме вас? — поинтересовался Мюри.
— Вы хорошо соображаете, но и у меня не тыква на шее, — рассмеялся Ааре. — Чек я обронил в сельсовете. Его нашли, поднялся галдеж! Секретарь лично за мной прибежал. При всем народе допрос мне учинили, знают, что брат гостил.
— Ну, а вы что ответили?
— Меня все знают как упрямца, которого обухом не сломишь и златом не купишь. Я послушал и рявкнул на них: «Я всего себя власти отдавал, честно. А что получил? За сыном гнилой шепоток шлепает, на мое место нового лесничего присылают? Ну, я-то все равно проживу, но о сыне надо тоже как-то позаботиться». Повернулся — и домой. Так что, не шепоток пошел, а гром по уезду.
— Не переиграете, товарищ Казеорг?
— Если вовремя пришлете мне замену и письмецо от Хиндрихсона, то все будет, как в хорошем романе.
— Письмо я привез, о новом лесничем слух пущен. Хочу предупредить вас о возможных неожиданностях…
Старик посуровел:
— Как разговаривать с бандитами, не учите меня. Я самого гауляйтера провел, этих — уж как-нибудь.
— При немцах за вашей спиной тень брата маячила, — тихо напомнил Пауль.
— Ну, а сейчас — его чек и доля в фирме, — рассмеялся старик и примирительно заметил: — Не тревожьтесь, я больше вкладываю — сына. Еще скажите: кто это школу лесническую надумал рядком строить?
— Вообще, такая школа не помешает уезду, но затея наша, — признался Пауль. — Больше мне появляться у вас нельзя. Но прораб на стройке и два его мастера, имейте в виду, приставлены к вам. Для связи и прочего.
— Выходит, боитесь за меня?
— Я обещал Энделю, он должен быть спокоен за вас. И еще, я хочу вам передать привет от товарища Кумма. Вы работали вместе с ним на лесопилке, и он вас хорошо помнит. Он сказал, что справедливости и смелости у этого человека не отнять.
— Спасибо, Мюри, — старик был растроган, но старался этого не показать. — Хорошо, когда министр помнит бывших сотоварищей.
Он сжал плечо Пауля и тихонько подтолкнул его к двери.
…В министерстве его первым увидел капитан Мялло.
— Я только что из Хаапсалу. Двое суток не отходил от койки Тийта Калле. Милиция его застала на хуторе, отстреливался, уложил двух наших. Словом, выходить его не удалось.
— Он сказал что-нибудь?
— Существенного ничего. Я уловил только, что Роотс писал какой-то медной дамочке…
— Аксель, а буквально, буквально?
— Это был уже предсмертный хрип, Пауль. — Мялло задумался. — Как же он сказал? «Яан… зря пишешь Меднице… Тебя простым свинцом трахнут». Эта фраза была повторена дважды.
Последние слова Тийта Калле будоражили воображение, требовали привести в систему все следы, доселе принимавшиеся за случайность, а они могли бы привести к Планетному Гостю! Вот когда знание связником изделий Фаберже, о которых вспомнил пастор Таммик, браслет, предподнесенный учительнице Лауба, а теперь и отзвук профессии этой трижды проклятой Тесьмы — «Медницы» сцепились, завязались в один клубок, которой еще предстояло, правда, разматывать и распутывать.
Войдя в комнаты, где Пауль ломал голову над всем этим, Грибов сообщил:
— Звонили из Комитета культурно-просветительных учреждений. Нужны нам еще их книги?
Пауль поднялся, беспомощно сказал:
— Идея пока не озарила.
— Так может, пока она озарит, идея, — иронически предложил Грибов, — ты вернешь книги? Куда, скажи мне, записать свои восторженные впечатления? Иголкой на груди накалывать по примеру морских волков? Или ручку в чернильницу макать — и на
