Архонт - Дмитрий Александрович Видинеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Павлу только и оставалось, что задавать себе подобные вопросы. И не находить на них чётких ответов.
Ему казалось, что он уже прошёл миллиарды коридоров, наткнулся на миллиарды тупиков. Как и тогда, когда погибли родители, стены иногда превращались в экраны. В них хаотично кружился снег, а за снежной пеленой возникали и исчезали тени. Иногда Павел видел на экранах громадных кроликов с налитыми кровью глазами, и у него рождались туманные воспоминания, что и он когда-то был кроликом. Теперь это не казалось чем-то бредовым. Кроликом? Всё возможно.
Очередной поворот, очередной коридор, очередной тупик, очередное проклятие в адрес того, кто назвался другом. Всё как обычно, никаких сюрпризов.
Кирпичики в стенах. Одинаковые, ровные, ни малейшего изъяна.
Поворот, коридор, тупик.
Иногда случалось, что сознание как будто полностью отключалось, и тогда исчезали мысли, чувства. Были моменты полного отчаяния, когда Павлу невыносимо хотелось, чтобы сознание отключилось навсегда. Он желал смерти. Всё что угодно, лишь бы не видеть эти кирпичики, эту серость неба.
Поворот, тупик…
Но что это?
Стены, земля… они дрожали! Что-то происходило. Впервые за целую вечность. И небо ожило. Оно теперь походило на штормовой океан, по нему пробегали серые дымные валы. Кирпичики, один за другим, загорались точно светильники, превращая стены в сияющие экраны. Но сияние стремительно угасло, сменившись изображением снежной круговерти.
Павел, вглядываясь в танец снежинок, умолял вселенную, чтобы лабиринт исчез. Впервые за долгое время он испытывал хоть и призрачную, но всё же надежду. Ведь происходило что-то экстраординарное.
На экранах, за снежной вуалью, проявились тёмные силуэты. Они быстро обретали чёткость, и скоро Павел со смешанными чувствами смог разглядеть множество чудовищных зверей, отдалённо напоминающих волков. Их глаза горели бледным, каким-то потусторонним светом, мощные шеи были скованны широкими ошейниками с кривыми, похожими на акульи зубы, шипами. Звери скалились, из пастей стекала серая пенистая слюна.
Но вот из заснеженной пелены вышел хозяин этой своры. Монстр с вибрирующей головой. В руке он сжимал связку серебристых поводков. Тот, кто когда-то назвался другом. Павел чувствовал, знал, что это он.
Звери, скаля пасти, озирались по сторонам, их чудовищный хозяин возвышался над ними как скала.
– Выпусти меня отсюда! – завопил Павел. Ты обманул меня, за что? – он замолотил кулаками по стене-экрану. – Я не должен здесь быть, слышишь? Не должен!
Звери дружно начали издавать звуки, отдалённо похожие на смех, из их тёмных пастей вырывались клубы пара, бледное свечение в глазах то вспыхивало ярко, то угасало. Монстр поднял руку и помахал Павлу, будто бы прощаясь.
– Нет, нет! – орал Павел, корябая ногтями стену. – Ты не можешь оставить меня здесь! Я больше не могу, не могу!..
Земля вздрогнула и в буквальном смысле ушла у него из под ног. Несколько секунд полёта, и Павел упал на дно какой-то пещеры. Задыхаясь от ужаса, он долго лежал на каменистом полу, всматриваясь в уходящие в разные стороны тёмные тоннели, а потом поднялся, с тоской поглядел вверх, где в круглой дыре виднелся кусочек серого неба, и побрёл по одному из тоннелей. Повернул вправо, затем влево, решил вернуться, но упёрся в тупик.
Ещё один лабиринт.
Полная темнота и абсолютная тишина.
Там наверху Павел думал, что хуже уже быть не может. Теперь он понимал, что ошибался. Глава пятнадцатая
Человек-цапля её кинул. Причём, кинул конкретно. Агата даже не пыталась защищать Глеба, искать в его поступке что-то большее, чем предательство. Он бросил её здесь, в собственной квартире, наедине с магами, от которых хрен знает чего ожидать. Злость? Странно, но её почти не было – так, лёгкие всплески на фоне обиды и недоумения просто космических масштабов. Но злость придёт, она это знала.
– За чайком он пошёл, надо же? – бормотала Полина. Они уже обсудили побег Глеба, и вывод был очевиден. – Хитрый попался девиантик. Лихо ноги сделал.
В том, что случилось, она винила себя. И чёртову наливку Саяры, которая напрочь убила бдительность. Парнишка оказался неплохим актёром – изобразил раскаяние и наивность вполне умело, – но всё же, можно было рассмотреть в его поведении фальшь. Сейчас Полине казалось, что можно. Искать себе оправдания вовсе не хотелось, и не было ни малейшего желания винить якутку и эту похожую на борца сумо девчонку. Корректор облажался. Корректор проявил беспечность, оказался паршивым психологом. Стыд и позор. И точка.
– Полчаса уже прошло, – сказала Саяра, поднимаясь с кресла. – Будем считать, что Глеб сговорился со Стаей. Учитывая его побег, это логично, – она строго посмотрела на Полину. – А ты не бичуй себя. Он и меня обманул, между прочим, – кивнула в сторону Агаты. – И её. В конце концов, мы не телепаты, мысли читать не умеем.
– Я должна была раскусить его, – упрямо заявила Полина. – Это часть моей работы.
– И ты теперь ныть по этому поводу будешь? – разозлилась якутка. – Не разочаровывай меня, Полина, слышишь? Не до нытья сейчас.
– Не до нытья, – словно в трансе повторила Агата. Она сидела на диване и сосредоточенно глядела в пол перед собой.
– Вы правы, – с неожиданной готовностью признала Полина. – Что случилось, то случилось. Перевернём, нахрен, эту страницу.
– В Центр сообщать о Стае будешь? – спросила Саяра.
– Не сейчас. Слишком мало информации.
– И это правильно.
Полина взъерошила свои рыжие волосы, энергично тряхнула головой и резко выдохнула.
– Фу-х! Ладно, к делу, – сказала она бодро. – Итак, сейчас мы идём искать этого Павла. Таков план. И нам нужна защита.
– Нужна, – согласилась Саяра.
Не теряя времени, Полина вынула из сумки блокнот с обработанными в соляном растворе листами, авторучку, затем подошла к окну и на подоконнике принялась писать защитную формулу. Знаки она выводила старательно, любая помарка могла напрочь испортить заклинание и вызвать непредсказуемые последствия. Геометрические фигуры сменялись цифрами, рунами, снова геометрическими фигурами. Как и у большинства магических формул, у этой была своя мифическая история:
Однажды молодой странствующий колдун по имени Ладимир забрёл в деревушку, жители которой пожаловались ему на нечисть, поселившуюся
