Труды клиники на Девичьем поле. Рассказы о моих пациентах - Петр Борисович Ганнушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вообще, большинство литературных указаний или слишком общие, или относятся к тому времени, когда еще не было проведено резкой границы между паранойей и шизофренией; более же подробные указания в этой области мы находим у Блейлер и Крепелин.
Крепелин считает, что у всех психопатов, дающих развитие параноического бреда, в основе характеров лежит повышенное чувство личности, чем объясняются, с одной стороны, широкие жизненные планы, лежащие в основе бредовых идей величия, с другой стороны – большая ранимость и неустойчивость в борьбе за существование, особая уязвимость по отношению к трудностям жизни. Но всего этого еще недостаточно для развития параноического бреда; нужна еще особая недостаточность интеллекта, какие-то примитивные навыки мышления, какая то обстановка в развитии. Это – фантазерство, эгоцентризм, склонность без всякой критики предаваться нелепым идеям, приходящим в голову. В таком понимании параноическая психика в некоторых отношениях приближается к дегенеративной истерии с ее примитивными патологическими чертами и реакциями.
Блейлер считает, что бред параноиков можно трактовать как психическое образование, представляющее собой преувеличение нормальных процессов, возникающее, как он говорит, «на почве предрасположения к паранойе». Эта основа, на которой развивается бредовая система, сводится, по Блейлер, к многогранности аффективной сферы; к переоценке собственной личности, которой противополагается чувство собственной недостаточности к внешним моментам, обостряющим или даже вызывающим эти внутренние конфликты, и к некоторому несоответствию между интеллектуальной и аффективной сферами, благодаря которым последняя (аффективная) получает некоторый перевес. «Возможно, – говорит Блейлер – что паранойя представляет собой не что иное, как болезненную реакцию на определенно неприятное обстоятельство». – Таким образом, на почве всех этих условий психологически развивается бред под влиянием внешних раздражений и условий.
С другой стороны, Бирнбаум, рассматривая паранойю как бредовый психоз и считая характерным для данного заболевания специфический тип бреда с определенным механизмом (Ubervertige Ideen) его возникновения и различными вариантами течения и исхода, в то же время полагает, что возникновение бредовых идей и их разнообразное течение обусловливаются не конституциями и прирожденными предрасположениями, а внешними факторами, действующими на развитие бредовых идей.
Таковы, вкратце, литературные данные по вопросу о параноической конституции.
Обращаясь к нашему материалу и вполне допуская при этом, что приведенных случаев еще недостаточно для окончательного решения в положительном смысле вопроса о существовании параноической конституции, нам казалось бы, что можно по крайней мере наметить те основы, характерологические черты, на фоне которых развивается параноический бред.
При изучении наших случаев прежде всего бросается в глаза, что паранойя – заболевание не проградиентное. Правда, в некоторых случаях развитие бреда может симулировать прогрессирование болезни, но, с другой стороны, все наши пациенты в настоящее время не являются продуктами болезненного упадка по сравнению с тем, что они представляли из себя много лет тому назад. В сказанном не приходится сомневаться благодаря тому обстоятельству, что, с одной стороны, мы имеем в нашем распоряжении подробные объективные анамнестические данные, а с другой стороны, имели возможность на протяжении достаточного количества времени эпизодически наблюдать почти всех наших больных после их выписки из клиники. В результате получилось убеждение, что, несмотря на колебание в ту или другую сторону напряженности их бредовых идей, характер больных, основной фон психической жизни не подвергаются каким-либо изменениям, тем более не обнаруживают картины болезненного упадка. Таким образом, напрашивается вывод, что параноический бред развивается на почве особого характера, конституции, которую, благодаря целому ряду присущих ей патологических черт, можно назвать глубокой дегенерацией личности, специфической для данного рода заболеваний.
С самого детства или, во всяком случае, юности все описанные субъекты обнаруживали более или менее значительное уклонение от нормы. Уже с этих пор бросается в глаза неустойчивость их психики, наклонность к фантазированию и резонерству, крайняя впечатлительность и отсутствие критики; позднее ко всему этому присоединяется повышенное отношение к собственной личности. Характерно, между прочим, то, что большинство наших больных не могло получить систематического образования, хотя и имело на то полную возможность. В дальнейшем в анамнезе, еще до яркого проявления каких-либо болезненных черт или по крайней мере до конфликтов с окружающей средой, у наших больных отмечается целый ряд характерных особенностей – неуживчивость, своеобразная оригинальность, наклонность к перемене мест и профессий и вообще какая-то неопределенность их положения в жизни. Часто при более глубоком анамнезе душевной жизни подобного рода больных выясняется, что эти люди в общем неудовлетворенные, таящие в глубине души тяжелые внутренние конфликты, от которых они как бы «уходят в бред», заполняя изъяны своей психики продуктами патологической фантазии.
При разговоре с параноиками поражает исключительная наивность мышления, особенно если беседа ведется на тему об их бреде. В таких случаях приходится удивляться, с какой легкостью они обсуждают и безапелляционно решают самые сложные вопросы, с каким, если можно так выразиться, примитивным цинизмом они отвергают всякие авторитеты, подчеркивая исключительное положение своей личности, непогрешимость собственного «я». От общения с такого рода субъектами получается определенное впечатление людей с дисгармонично развитой душевной жизнью – навыки взрослого человека причудливым образом сочетаются с недоразвитым интеллектом, которому присущи все характерные черты юношеского возраста: наивность суждений, самомнение и эгоцентризм и, как следствие всего этого, – своеобразная неустойчивость эмоциональной жизни.
По-видимому, наличие описанных специфических особенностей характера наших больных, лежащих в основе их патологической жизни, дает право говорить о «параноической конституции», на почве которой и развивается параноический бред.
Углубляясь в более детальный анализ параноических особенностей наших больных, можно найти некоторые черты, свойственные той или иной конституции, но все же можно утверждать, что характер параноиков целиком никак не укладывается ни в одну из известных нам конституций. Можно, впрочем, говорить о близости параноика к истерической конституции с одной стороны и к циркулярной – с другой, но это еще не служит доказательством того, что параноический симптомокомплекс может возникнуть на почве одной из названных конституций. Еще Мебиус высказал мысль о сродстве разнообразных патологических конституций, говоря, что все они «дочери одной матери». На этом основании, руководствуясь уклоном психической картины отдельных случаев в сторону той или иной конституции, некоторые авторы (Гаупп, Тялиш, Крюгер, Кречмер) выделяют различные типы параноиков (Кампф, Ванш, Гевиссен), но течение это находится еще в стадии своего развития, многое еще не ясно и требует дальнейшей обработки.
Такую группировку можно было бы произвести и с нашими больными, но в данном случае мы имеем в виду не подводить каждый из наших случаев под ту или иную категорию конституций, а объединить всех их в одну
