Бриллиантовый взрыв - Мария Бирюза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через пару минут она заснула, и ей снова приснился кошмар.
Теперь она в монашеской рясе, подпоясанной грубой пеньковой веревкой, продиралась босиком через глубокие сугробы, ноги обжигало холодом, дышать было тяжело. Вокруг громоздились полуразрушенные хрущевки, а высоко в небе поблескивала луна, круглая и почему-то зеленая, совсем как та проклятая звезда в центре пейнита.
Потом она вдруг оказалась в лесу, и прямо под ее ногами на белом снегу горел кровавой каплей Бхаласкар. Он был так прекрасен, так манил ее, что Анна, не в силах противиться наваждению, протянула руку, взяла его и тут же почувствовала, как раскаленный камень насквозь прожег ладонь. В ужасе она пыталась избавиться от него, но не могла – пейнит словно врос в ее кожу.
Потом прямо перед ней на лесной поляне, откуда ни возьмись, возник черный «Мерседес», из него вылез Николай Второй и тоскливым голосом возопил:
– Отда-ай его мне! Он про-оклят!
Анна снова и снова пыталась оторвать пейнит от своей ладони, но у нее ничего не получалось. Тогда Николай Второй взмахом руки призвал отряд большевиков в буденовках со звездами, и она в панике мчалась от них по темному обледенелому лесу, а солдаты с винтовками со штыками наголо преследовали ее.
Николай Второй все кричал ей вслед:
– Отда-ай! Отда-ай!
А она все бежала, падала в снег, вставала и снова бежала.
Потом появилась Алена. Она сидела на дереве, склонив набок головку, точь-в-точь как Аленушка на картине. Завидев Анну, она подняла на нее свои огромные глаза и застонала:
– Помоги мне…
– Как тебе помочь? – кричала Анна.
А Алена опустила голову и грустно смотрела на снег…
Проснулась Анна резко, словно от удара и, ничего не понимая, спросила:
– Где я?
Рядом зашевелилась большая груда из одеял, подушек и покрывала, покряхтела, потянулась, и из-под нее показалось заспанное лицо Степана.
– Ну, в географическом смысле в столице нашей Родины, в социальном – за МКАДом, а по сути – в бегах, – сказал он и еще раз сладко, до хруста в костях потянулся.
– Что? – Анна убрала прилипшие к лицу волосы.
Степан дотянулся до лакированного прикроватного столика и взял свой мобильник.
– Есть хочешь? – ответил он вопросом на вопрос.
И тут у нее в памяти всплыли все события минувшего вечера, даже не всплыли, а вынырнули, резко и болезненно.
– С чего ты решил, что в социальном смысле я «за МКАДом»? – недовольно спросила она, решив, как и он, обходиться только вопросами.
Степан внимательно рассматривал свой телефон, время от времени нажимая на мерцающие клавиши:
– А что, нет?
Анна приподняла одеяло и обнаружила, что лежит совершенно голая, щеки ее тут же залились краской.
– Разве проснуться в такой царской постели, по твоему мнению, быть «за МКАДом»? – поинтересовалась она, а сама подумала, какой марки его парфюм… приятный.
– Есть хочешь? – снова спросил Степан, не отрываясь от своего драгоценного смартфона.
– А с чего ты взял, что я в бегах? – не успокаивалась она.
– А разве нет?
– Нет. – Анна села и потерла глаза. – Сегодня же пойду в полицию.
Степан повернулся к ней и спросил серьезно:
– Зачем?
– Как зачем? Расскажу им, как все было.
Лицо Степана тут же сделалось скучным, и он снова углубился в изучение своего мобильника.
– Это не ты, а они тебе расскажут, как все было… и повяжут, – буркнул он.
– Но я не хочу всю жизнь бегать! – всплеснула руками Анна, и одеяло, как будто давно поджидая этого момента, сползло вниз. Она скорей натянула его до подбородка, и натянула бы еще выше, только тогда неудобно было бы говорить. – Слышишь?
– Слышу.
Анна помолчала немного, но потом не выдержала:
– А что же делать?
Как странно – она спрашивает совета у человека, которого совсем не знает, не понимает и которому не доверяет.
Отложив, наконец, свой телефон, Степан сдвинул брови:
– Я думаю.
– Я тоже думаю, – сказала Анна, желая показать, что и она тут не придаток пустоголовый. Хотя чувствовала себя именно так, милым бесплатным эротическим приложением к его приключениям. Однако ничего удобоваримого придумать не могла. А так хотелось найти какой-нибудь выход, идеальное решение, чтобы все вдруг стало простым и ясным, и все проблемы растворились, как ночной сумрак за окном. Но в голову не приходило ничего кроме – либо пойти в полицию, либо бежать дальше.
– Хорошо, – задумчиво пробормотал Степан. И прозвучало это как-то снисходительно, что ли. Анне стало неприятно.
– Откуда все-таки у тебя деньги на такой номер? Надеюсь, ко всем преступлениям мне потом не добавят еще и долг за гостиницу? – спросила она, вложив в тон весь свой запас сарказма.
– Деньги? Деньги из банка, конечно, откуда же еще? – невинно ответствовал Степан.
Анна собралась сказать что-нибудь колкое и едкое, чтобы прямо так вот и пригвоздить его, но не нашлась… и стушевалась.
Протянув свою жилистую ручищу к стене, Степан нажал одну из кнопок на золотистой панели, и толстенные портьеры темно-зеленого цвета медленно разъехались в стороны, освобождая окна – в истомившуюся по свету спальню хлынуло солнце.
Погода за окном стояла на редкость ясная и оптимистичная, на небе не было ни облачка, и ветра, судя по всему, тоже не было – ни дать ни взять, идеальное зимнее утро для самых радужных мыслей о будущем. Но… всегда почему-то находилось это «но», будь оно проклято!
Степан встал, и его широкая мускулистая спина загородила весь свет, да и вообще весь мир. Только он направился в ванную, как его телефон призывно затрубил.
Анна протянула ему мобильник и тактично отвернулась, не гоже подслушивать чужие разговоры. Степан, тоже отвернувшись к окну, радостно сказал: «Привет, котик», и комнату вдруг огласил звонкий женский смех:
– Степушка, наконец-то! Ну где тебя носит? Никак не могла до тебя дозвониться.
Внутри у Анны что-то ёкнуло, и ей захотелось закопаться поглубже в подушки, а для верности еще заткнуть уши одеялом.
Степан быстро нажал нужную клавишу, чтобы отключить громкоговоритель, и женский голос исчез.
– Да, дорогая… Конечно… – он говорил мягко и ласково. – Нет, а вот это, я думаю, не лучшая идея… Приеду, если ты выполнишь свое обещание… Нет, можешь даже не сомневаться… Хорошо… Я тоже тебя целую.
Анна сидела и слушала это сюсюканье – «Степушка», как мило, «Я тоже тебя целую», еще милее – и ей казалось, что она медленно проваливается в пропасть, серую и бездонную, как ее одиночество.
