Игра без правил - Владимир Моисеевич Гурвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я хотел бы кое что тебе рассказать.
— О, буду много радости тебя послушать. Ты не против немного выпить?
— Я бы с удовольствием выпил, но я за рулем. И, кроме того, происходят события, которые действуют посильней, чем даже твое любимое шотландское виски.
— Таких событий просто не может бывать! — горячо заступился Джордж за любимый напиток.
— К сожалению, бывает.
Дальнейшие десять минут разговора были посвящены перессказу того, что случилось в номере Иннокентия. Лобанов пристально наблюдал за реакцией Джорджа; тот же, словно помогая ему в этом, бурно выражал свои эмоции от услышанного.
— О, я встречать много раз этого Ник Грегори. Мне никогда он не нравиться. Он нехороший человек. Про него говорить, что он иметь связь с мафией. Тебе надо быть очень осторожным.
— Я тоже так считаю. Поэтому и пришел к тебе.
— I'am glade to help you. Что надо делать?
— Мне надо навестить одну мою родственницу. Но я опасаюсь ехать одному. Ник Грегори и те, кто за ним стоят, преследуют меня. С тобой я буду чувствовать себя в большей безопасности.
— Я готов защищать тебя. Только juste minute, я распрощаться с этими крошками.
Джордж подошел к девушкам и стал что-то им говорить. Те без энтузиазма восприняли его слова. Затем Джордж подошел к бармену, тот с некоторым даже почтением подал ему бутылку виски. Ее плейбой торжественно, словно кубок, вручил голоногим девицам.
— Я быть готов, — сказал он, снова подойдя к Лобанову.
Путь был не ближний, Лобанов гнал автомобиль, насколько позволяли дорожные условия. Он взглянул на плейбоя и вздрогнул; Джордж, развалясь, насколько это позволяли габариты машины, сидел в кресле и курил «Голуаз».
— Ты куришь «Голуаз»? Не замечал, — произнес Лобанов.
— Когда жить во France, я много курить «Голуаз».
— А здесь ты до этого курил эти сигареты?
— О да, курить до этого. Почему тебя так интересовать этот вопрос?
— Хочу лучше узнать привычки своих новых родственников. Я же теперь как бы глава рода.
— О, да, ты есть глава. Я много рад этому.
— Почему?
— Ты смелый и честный man, с тобой можно иметь дела и не бояться быть обманутым. Это очень important, но случаться крайне редко.
— Какие же ты дела хотел бы иметь со мной, Джордж? — спросил Лобанов.
Джордж вел себя в несвойственной ему манере, он задумчиво молчал и вместо слов пускал изо рта перистые облака дыма.
— Я любить говорить прямо, — вдруг произнес Джордж. — Я знать, нас всех много интересовать о судьбе коллекции. Я тоже интересоваться. Я хотеть тебе помочь найти коллекцию за свой маленький процент.
— Какой процент?
— О, я просить совсем немного, всего десять процентов.
— Почему так мало? Ты так низко оцениваешь свою помощь.
— О, я тебе все объяснять сейчас. Я иметь несколько важных долгов, их надо срочно возвратить. Иначе мне быть плохо, меня могут посадить в тюрьму. Ты понимать теперь мое положение?
— Понять не сложно. Но если ты расплатишься с долгами, дальше на что будешь жить. Ты же не собираешься работать?
Этот вопрос высек из Джорджа бурные раскаты смеха.
— О, работать, я не представлять, что такое работать.
— В таком случае тебе требуется много денег, чтобы не работая, дожить до старости и быть похороненным в приличном месте, а не на кладбище для бедноты.
— Совсем нет. Много иметь денег, мало иметь денег, я их все равно проиграть. Поэтому мне не надо большой процент.
Лобанов посмотрел на него. Он вдруг проникся симпатией к Джорджу; по крайней мере, он не корыстолюбив и даже хочет вернуть долги. А такие желания возникают далеко не у каждого человека, особенно если он ведет подобный образ жизни, как Джордж. И черт дернуло этого плейбоя именно сейчас закурить эти проклятые сигареты «Голуаз». Тогда он бы вполне мог ему доверять. А теперь он не может исключить, что он был в то роковое утро в номере у старого князя. И кто знает, не он ли произвел тот роковой выстрел?
Они въехали в небольшой подмосковный городок. Нужный им дом они нашли быстро. Это была старая трехэтажная постройка, которую вряд ли ремонтировали с момента ее заселения. Они поднялись на второй этаж. Никаких надписей, кто проживает в квартире, на дверях не было. Лобанов надавил на звонок.
Дверь отворила пожилая женщина. Увидев двух, явно не местного вида мужчин, ее лицо одновременно отразило удивление и тревогу.
— Извините за беспокойство, но я ищу Лукьянову М.В., - произнес Лобанов.
— Моя фамилия Служакова, а Лукьянова это девичья фамилия. А зовут меня Надежда Павловна. — Она на секунду замолчала. — Лукьянова Мария Васильвна, это моя мать. Но она давно умерла.
— Умерла, — разочарованно произнес Лобанов. — Но может быть, мы все же поговорим. Ах, да, извините, мы не представились. Я князь Лобанов-Тверской и, если я не ошибаюсь, мы приходимся друг другу родственниками. А это Джордж Гаррисон, он также наш родственник, но живет за границей.
— Я знаю о вас, — ответила спокойно женщина, — мама несколько раз упоминала о вашей семье. Вот только не думала, что мы когда-нибудь увидимся. Проходите, пожалуйста.
Лобанов и Джордж оказались в маленькой двухкомнатной квартирке. Она была обставлена разностильной мебелью из давно канувших в Лету эпох. Внимание Лобанова привлекло обилие старых фотографий на стенах. К своему изумлению, среди них он обнаружил и снимок отца и свой собственный в возрасте трех лет.
Женщина, извинившись, покинула их на некоторое время. Вернулась с подносом в руках, уставленного многочисленными вазочками с печеньем и вареньем. Через несколько минут они уже сидели за накрытым столом и чаевничали.
— Я рада, что мы все же, наконец, встретились, — сказала хозяйка дома. — Мы все же родственники. Наш прапрадед и ваш прапрадед были двоюродными братьями. И моя мама всегда хотела установить с вашей семьей дружеские отношения. Но ваш отец остерегался это делать, он всячески скрывал свое происхождение. А моя мама открыто говорила, что она княгиня.
— И ей это сходило с рук?
— Сперва на нее косились, даже вызывали, сами понимаете куда. Но потом решили, что она не представляет, как тогда говорили, общественной опасности — и ее оставили в покое.
— А вы рассказываете кому-нибудь о своем происхождении?.
— Я — нет. Если честно признаться, то стесняюсь. Хотя сама не знаю чего. Да и все это от меня далеко. Я всю жизнь проработала в школе преподавателем литературы. На своих и на чужих детей ушла вся моя жизнь.
— А где же ваши дети?
— У меня
