Игра без правил - Владимир Моисеевич Гурвич

Двое парней наставили на Лобанова свои пистолеты. Он посмотрел на колени Иннокентия; как ни странно, но окрик подействовал на него, и они больше не дрожали. Лобанов с максимальной осторожностью положил сумку на прежнее место.

— Ты молодец, спас нас, — похвалил Ник Грегори Лобанова. — Только подумать, мы уже могли бы быть где-то там высоко. Только не думай, что тебе это зачтется, у нас тут другая арифметика. Мы живем по правилам совсем не таким, к каким ты привык, князь, — усмехнулся Ник Грегори.

— Это я уже понял.

— Ты — смелый, а смелым быть опасно. У труса шансов остаться в живых гораздо больше. Я вот не смелый, я стараюсь не идти на рожон. Я рассчитываю, какие у меня шансы добиться успеха. Ну когда же принесут дневник.

В этот момент дверь отворилась, и появился тот самый парень, что ездил к Лобанову.

— Все в порядке, — доложил он, — вот она заветная тетрадочка.

Ник Грегори открыл тетрадь и пробежал по странице глазами.

— Она, — с удовлетворением констатировал он. — Вот видишь, князь, а ты не желал отдавать. Сколько пришлось перенести из-за твоего упрямства твоему родственничку. Хочешь совет: забудь об этой коллекции, словно ее никогда и не существовало. И все будет хорошо в твоей жизни. А теперь мы пойдем.

Вся кампания двинулась к выходу.

— А бомба! — закричал Иннокентий.

— Ах да, бомба, — засмеялся Ник Грегори. — В последний момент мы перепутали и вместо взрывчатки положили всякие книжки. Вдруг вам захочется почитать на досуге. — Он громко засмеялся и покинул номер.

Лобанов осторожно снял сумку с колен Иннокентия, ощупал ее. Кажется, там действительно были книги. Медленно он стал расстегивать молнию.

На этот раз Ник Грегори не соврал, сумка была набита книгами. Лобанов в сердцах бросил ее в угол.

— Он нас провел, как младенцев, — сказал Лобанов.

— Но ты же понимаешь, я думал, что там бомба. Они ворвались в номер, когда я спал. Я ничего не мог предпринять. Ты не сердишься на меня? Скажи, ну что я мог сделать в такой ситуации?

Всего лишь принять правильное решение, подумал Лобанов. Но если это игра без правил, правильных решений в ней никто не принимает. Это и есть главное правило.

— Они завладели этой чертовой тетрадью, — вдруг простонал Иннокентий. — О боже, теперь они найдут коллекцию. Говорил же я ему, что нужно ее уничтожить. Выучить содержание и сжечь к чертовой матери! Но он не мог так поступить, это же была реликвия! А теперь к чертовой матери все пропало, они сумеют отыскать картины.

— Хватит скулить! — прикрикнул на Иннокентия Лобанов. — Не так-то просто их найти. Там нет точного указания места. Ты читал этот дневник?

— Нет, мне его содержание известно только со слов Дмитрия Львовича.

— А я читал. И у меня есть кое-какие зацепки.

Внезапно выражение на лице Иннокентия претерпело существенное изменение; вместо маски полного сокрушительного горя появилась маска надежды.

— И ты сумеешь отыскать коллекцию?

— Не уверен.

— Но ты сказал о какой-то зацепке.

— Она слишком неопределенна.

— Все равно, это лучше, чем ничего. Ты возьмешь меня на поиски? — В голосе Иннокентия смешались сразу множество чувств и эмоций; надежда на успех, боязнь, что обойдутся без него, страх перед опасностями, что подстерегают на этот пути.

— Посмотрим. А ты не боишься?

— Боюсь, — сознался Иннокентий. — Я всегда боялся этого типа — Ника Грегори. Я никогда не одобрял того, что Дмитрий Львович возится с ним. В университете мы учили русскую пословицу: сколько волка не корми, все равно он в лес смотрит. Так и Ник. Я хочу сказать тебе одну вещь: он действует не один, он с кем-то здесь связан. Я это понял из его слов.

— Что он сказал? — насторожился Лобанов.

— Я не могу точно передать то, что он сказал, у меня тогда от волнения голова, подобно кораблю, все время куда-то плыла. Но он произнес, что даже если с ним что-то случится, нас не оставят в покое.

Лобанов поднял с пола свой пистолет. Это выглядело странным, но Ник Грегори, не конфисковал его, как боевой трофей, а оставил лежать на месте. Даже обойму не вынул. Он это сделал не случайно, тем самым он как бы пригласил его к продолжению их сражения, вдруг понял Лобанов.

— Ладно, — сказал он, — совсем скоро мы узнаем, что означают его слова.

Глава шестнадцатая

Лобанов понимал: с этого момента начинается игра на опережение. Кто окажется первым, тот, подобно гонкам по формуле один, будет иметь больше шансов получить на финише главный приз. Сейчас же, чтобы выйти на гоночную трассу, у него остался лишь адрес той женщины, которая много лет назад написала письмо отцу.

Лобанов вернулся в квартиру. Осмотр ее привел его в мрачное состояние. Те, кто побывали здесь, без всякой надобности разбили множество вещей. Все содержимое серванта, где находилась посуда, семейный хрусталь, который много лет собирала Светлана, теперь в виде многочисленных осколков был разбросан на полу. В другой комнате разгрому подвергся книжный шкаф; книги были вывалены из него, а некоторые разорваны или облиты чернилами.

Лобанов убирал квартиру, чувствуя, как с каждой минутой, с каждым осколком или вырванной страницей, которые он клал в ведро, накаляется все внутри него огнем ярости. Попались бы сейчас в его руки эти подонки, он бы не колеблясь, переломал им уж, как минимум, ребра. Ну, ничего, скорей всего они еще встретятся.

На уборку квартиру он затратил почти два часа. Теперь пора мчаться по указанному на письме адресу.

Но прежде чем поехать туда, к нему пришла мысль о том, что после всех событий, после прозвучавших в его адрес недвусмысленных угроз одному отправляться в путь слишком опасно. Ему нужен спутник.

Джорджа он застал в его излюбленном месте — в баре гостиницы. Он казалось специально решил устроить показательный сеанс с целью подтвердить свою славную репутацию плейбоя. По обе стороны от него расположились две девицы, из коротких юбок которых торчали длинные голые ноги. Джордж обнимал их сразу обоих, при этом старался каждую погладить как можно пониже. Они же со смехом, но без большого рвения, отбивали его попытки.

Но, едва заметив Лобанова, Джордж тут же забыл о девицах и быстро пошел ему навстречу.

— Я только что думать много о тебе! — воскликнул он. — Очень хотеть тебя видеть.

— Зачем, Джордж, ты хотел меня лицезреть?

— Как зачем, мы же есть друзья. А друзьям обязаны видеться часто.

«Известно ли Джорджу о том, что произошло в