Без права выбора (СИ) - Олешкевич Надежда "AlicKa"

— И где сейчас эта воровка? — поинтересовался мужчина в форме.

— Да вот же, — указала она в мою сторону. — Гадина! Сами у нее все спросите. Пусть сознается!

— Милорд, — подошел ко мне констебль и поклонился. — Позвольте поговорить с этой молодой особой.

— Не позволю. Илиная, живо в мой кабинет! А вы, будьте добры, покиньте дом. Никакой кражи не было, моя жена последнее время сама не своя, потому видит в каждом человеке врага. Уверяю, мы сами разберемся в произошедшем.

— Но…

— И обязательно уведомим вас. Спасибо за визит.

Выпроводив констебля, я посмотрел на мышку, которую держал за локоть. Если раньше ее замкнутость списывал на обиду из-за моего поступка по отношению к Эдварду, то теперь заметил странности. Затуманенный взгляд. Безвольность. Никакого сопротивления. Я остановил пробегающую мимо служанку и приказал послать за лекарем. Сам же направился в свой кабинет.

— Расскажи-ка мне, дорогая супруга, что творится с Лисаей, — потребовал сразу с порога.

Вместо ответа раздались рыдания. Она отвернулась к окну. Закрыла лицо руками, начала всхлипывать, сопровождая все подпрыгиванием плеч. Едва не убедила меня в своем горе. Строила из себя жертву, которую предали и унизили.

Я терпеливо ждал, силой усадив Лисаю в кресло. Старался не замечать наполняющего комнату плача и изучал поведение мышки. Она напоминала пустышку. Человека, лишенного разума. Я перебирал возможные причины подобных изменений, и злость брала верх. Айна знает, сколько приложил усилий, чтобы вытерпеть это сумасшествие. Потерявшая себя Лисая и заигравшаяся Илиная. Состояние одной ужасало и толкало самому упасть перед ней на колени, без конца трясти девушку, пока та не очнется, не узнает меня, не отзовется на какой-нибудь вопрос. А вот действия второй бесили. В груди клокотало от подогреваемой воплями ярости. Но я стоял. Ждал.

— Закончила? — процедил, едва она успокоилась. — Теперь рассказывай. И настоятельно советую сознаться самой.

— За кого ты меня принимаешь? — подняла она глаза со слипшимися ресницами. — Я прониклась твоей лифарой, делилась с ней секретам, а эта гадина…

Новый круг рыданий я не вытерпел бы. Благо, явился Хиксон, и Илинаю будто подменили. Вмиг высохли слезы, закончились завывания и игра на публику. Она в оцепенении начала переводить взгляд с меня на него.

— Что ж, иди собирай вещи, — произнес я, сжав руки в кулаки.

— Агфар, честное слово, я…

— Живо! — повысил голос.

Илиная вздрогнула. Подобрав юбки, вылетела из комнаты, едва не сбив лекаря.

— Добрый день, милорд, — запоздало поздоровался тот. — К чему такая спешка?

Справившись с обуреваемой меня злостью, я вкратце объяснил суть моих беспокойств. Рассказал о странной замкнутости Лисаи. Упомянул о несвойственном ей поведении и о сегодняшней просьбе помочь.

— Жалобы от нее были?

— Не знаю, приехал домой только вчера. Позвать ее горничную?

— Да, было бы неплохо, — согласился Хиксон и поднял за подбородок голову мышки.

Проверил зрачки, заглянул в рот. Обратился к ней. Понажимал на болевые точки. А едва явилась Молли, осыпал ее кучей вопросов, на которые та с живостью ответила.

— Ты уволена, — уведомил я, едва лекарь узнал все, что его интересовало. — Ступай.

— Милорд, но как же? — испуганно выдавила девушка.

— И передай остальным слугам: пусть все, кто был в сговоре с Илинаей, выметаются из моего дома.

— Милорд, — голос Молли задрожал.

— Вон отсюда!

Хиксон удивленно выгнул брови, но благоразумно вернулся к изучению болезни Лисаи.

— Ясно, — отозвался он, едва закончил. — Передозировка огненной росой. Случай тяжелый, но излечимый.

Лекарь еще долго объяснял, что нужно делать для выздоровления мышки, а я неотрывно на нее смотрел. Поражался, как не заметил все изменения раньше, почему не уделил ей должного внимания, не защитил это хрупкое создание и не уберег от посягательств Илинаи. Ведь можно было догадаться. Да, с головой ушел в спасение имения, но разве это оправдание? Мог взять ее с собой. Правда, хотел не нагружать своими проблемами, собирался отгородить от ненужного волнения, выждать, пока остынет после нашей ссоры и нормально поговорит со мной. А что в итоге?!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Как ваша рука, милорд? — спросил Хиксон перед уходом.

— Не беспокоит. Что-нибудь выяснить удалось?

— Я расспросил знакомых, но никто с подобным не встречался. А эши растворилось.

— Как это понимать? — насторожился я.

— Со всех пропитанных угусом повязок, которые я взял у вас для изучения, исчезла чернота.

— Понятно, — кивнул я и проводил лекаря, снова напоровшись на странность со своей раной.

Сложилось впечатление, что мы не жили своей жизнью. Нами управляли, подталкивали к чему-то или отдаляли от кого-то. Да даже знаки Пары, как мне удалось выяснить пару лет назад, когда-то давно постоянно были на запястьях, а не появлялись лишь в день рождения. И сейчас, рядом с мышкой, постороннее вмешательство ощущалось постоянно.

— Вот увидишь, все наладится, — прошептал я поздним вечером, сидя возле нее на кровати.

Убрал прилипший к виску волос. Поправил одеяло. Надеялся, что вот-вот она очнется, но точно знал: не удастся быстро вывести огненную росу из организма. Я остался бы на ночь здесь, возле нее, но посчитал это неуместным. Лисае нужен отдых. И время.

Лучше бы я мучился от пораженной шайи руки, чем целую неделю видел мышку в кровати. Она то ли спала, то ли находилась в обморочном состоянии. Не реагировала на мои слова, прикосновения. Кожа была холодной и бледной. Единственное, маленькие капельки пота, проступающие на лбу, слегка успокаивали: жива… Я не находил себе места. Был зол, груб, резок. Кричал на всех подряд, не в силах сдержать раздражения. Просто боялся. Не хотел ее потерять, но и повлиять на выздоровление не мог. Чувствовал беспомощность. Корил себя за ошибки и снова ждал.

Я определился с выбором. И он никому не понравится. Решил во что бы то ни стало добиться расположения Лисаи. Иначе нельзя. Я… без нее не смогу. Не протяну и дня, зная, что мышка не со мной, с кем-то другим: улыбается, восхищается, отдает всю себя и даже любит… Нет, только моя! Я упрошу, уговорю, заставлю…

Если задуматься, все неотвратимо к этому шло с момента, когда между нами образовалась связь. Словно выбора у меня и не было. Я считал, что моя воля сильна, и потому не поддамся влиянию эши, сумею противостоять ей. Глупец!

Я поморщился от неприятных мыслей и распечатал очередное письмо. Их приходило все больше. Отчеты из имения, просьбы приехать, жалобы, советы отца и старшего брата. Я понимал, что тянуть нельзя. Без моего вмешательства Эшвуд погибнет. Само провидение толкало меня уехать и оставить Лисаю одну.

Я перечитал очередной отчет и помассировал переносицу.

— Мышка, выздоравливай поскорее, — произнес в пустоту и потянулся за пером.

Оставалось надеяться, что брат не откажет в помощи и подменит меня на пару недель. И не мешало бы поблагодарить маму за участие, а также рассказать о своих намерениях.

Но стоило написать пару строк, как эши всколыхнулась. Я откинул перо, внутренне напрягся, проверяя свои ощущения, и побежал на зов пса. С некоторых пор он стерег покой Лисаи. Должен был подать знак, если что-то произойдет. И сейчас я спешил к мышке, но даже подумать не мог, что увижу яркий желтый свет, вырывающийся из щелей ее двери.

Я ворвался в комнату и выпустил крупицы, заполнив ими все пространство. Помещение затянуло тьмой. Огонь погас, оставив в напоминание о себе обгорелые шторы и черные пятна на мебели.

Грудь сдавило болью от вида девушки. Я рванул к ней, поднял на руки и вынес из задымленной комнаты. Сел прямо на пол, начал проверять дыхание, пульс, трясти мышку и звать. На мой голос выбежали слуги. Пришлось немедленно послать за лекарем и отнести Лисаю в свои покои.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

А там я обреченно опустился в кресло, уместив девушку себе на руки. Прижался губами ко лбу и не мог оторваться. Дрожащими пальцами гладил волосы, поправлял ночную сорочку, сжимал плечо.