Мы из блюза - Дмитрий Игоревич Сорокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ваше императорское величество, — поклонился я. — Анна Александровна, сударыня…
— Меня зовут Юлия, Юлия Ден, Григорий Ефимович. Мы были представлены, — в ее голосе прозвучала укоризна.
— Лили… — тихонько произнесла Вырубова.
— Присаживайтесь, наш друг, — кивнула императрица. Лакей разлил чай. — Присаживайтесь и расскажите, кто вы и что с вами случилось?
— Благодарю, Ваше величество. Прежде всего, прошу прощения за, возможно, излишне вольное послание, что отправил вам пятого числа. Признаться, был не вполне в себе от стремительности перемен, произошедших со мною.
Императрица посмотрела на меня с крайним удивлением.
— Григорий Ефимович, вам писала я, — сказала Вырубова. — Я была тогда во дворце, и, когда позвонили с Гороховой и наплели про вас бог весть что, написала записку и отправила с курьером. Можете себе представить, что я испытала, получив в ответ пространное письмо на английском, причем курьер божился, что видел, как вы написали его самолично!
— Что за письмо? — спросила Александра Фёдоровна.
— Я думаю, мы до него дойдем, но не угодно ли вам узнать с самого начала, что же со мной произошло? — я понял, что Вырубову пора выручать: времена тяжелые, ещё подумает матушка-царица, что та за ее спиной интриги плетет…
— Да, МЫ слушаем. — Вот теперь передо мной точно императрица. Держись, Гриня.
— Я проснулся утром пятого сентября в состоянии полного непонимания, где я, и, главное, кто я. Слуги помогли определиться: я — Григорий Ефимович Распутин, нахожусь в Санкт-Петрограде, в квартире на Гороховой. Но и всё на этом. Кем я был, что делал, кого любил, с кем дружил, с кем враждовал — всё это навсегда исчезло из моей памяти. Зато я оказался музыкантом, умеющим играть песни на американский манер, и, к тому же, знающим немало таких песен. Вот, например, послушайте, ваше императорское величество.
Сотвори мысли мои из листьев,
Сделай одежды мои из дождя,
Уложи меня в быструю лодку,
Толкни на середину реки.
Пусть, я забуду названья предметов,
Пусть, я забуду имя своё,
Моя душа, подобно туману,
Пусть отлетит от воды[40]…
Я, повторюсь, не имел представления о предыдущей жизни, но то, что я о себе узнал в течение первого полудня в этом новом качестве, повергло меня в ужас. Не стану пересказывать всю ту гадость, что пишут о Распутине газеты, скажу лишь, что мне отчаянно не хочется верить, что это всё было со мной. Но, коль скоро желание господина Пуришкевича убить меня выглядело совершенно искренним, пришлось принять за правду, что в газетах не очень-то и привирают. И поэтому, получив письмо с «тем самым», как его охарактеризовала прислуга, курьером, я был убежден, что оно от вас, ваше императорское величество, и ответил, что ноги моей больше во дворцах не будет, после чего пустился в бега. Мне хотелось одного: просто петь для людей. Да и сейчас хочется того же, честно говоря: всё равно я больше ничего не умею.
— Но почему по-английски? — вырвалось у Вырубовой.
— Очень просто, — посмотрел я на нее. — Не будучи искушен в современной орфографии, я боюсь перепутать «ер» с «ятем», совершенно не имею представления, в каком случае какую «и» нужно писать и так далее. Ненавижу писать безграмотно. С английским проще: его я знаю вполне прилично.
— С каких это пор? — быстро спросила императрица. Что характерно, по-английски.
— Понятия не имею, — ответил на том же языке. — Вероятно, с пятого сентября сего года.
— А что насчет ваших былых способностей?..
— Мне ничего не известно о них, ваше величество, — ответил я честно. — Вполне допускаю мысль, что в нужный момент они проявятся. Но не менее вероятно и то, что кроме как песни петь, я ничего больше действительно не умею. А обманывать вас, государя, да вообще кого угодно — считаю невозможным.
— Ступайте, пожалуй, — произнесла Александра Фёдоровна уже по-русски, держась обеими руками за голову. — Мне нужно как-то обдумать это всё. Только ещё один вопрос. Вы в бога-то верите?
Я встал, поклонился императрице и дамам.
— Нет, — ответил и вышел. О том, что нет никакой нужды верить в того, с кем знаком лично, я предпочел умолчать.
Глава 13
Блины, тарарам и четверть фунта с сыром по-петроградски
Проснулся я не то, чтобы зверски голодным, но так, вполне. Вообще, надо бы поответственнее относиться к вопросам собственного питания — а то пока все как-то через пень-колоду получается, а я ведь не мальчик, такие эксперименты над организмом устраивать. Так что, приведя себя в порядок, осведомился у лакея, где и чем я смогу позавтракать. Выделенный мне в услужение добрый малый по имени Тимофей вывалил список из французских терминов и выразил готовность принести все, что душа пожелает. Душа, однако ж, знакомиться со всякими бланманже и деволяями отказалась наотрез, но возжаждала блинов, потому я попросил просто проводить меня на кухню. Даже если это потрясает какие-нибудь основы — и хрен с ними.
Оказавшись на кухне, проникся, как тут все слаженно и увлеченно работают, изготавливая вот это самое французское на завтрак обитателям дворца, и принял решение обеспечить себя блинами самостоятельно. Я не фанат готовки и уж тем более не кулинарный блогер, просто всю сознательную жизнь живу один и готовить умею. Поэтому просто отловил поваренка и попросил принести мне сковородку, все потребное для выпекания блинов и обеспечить хоть на четверть часа доступ к плите — мне ж не на роту блинов напечь, а только для себя, любимого. Поваренок, подивившись господской прихоти, умёлся, а я завертел головой в поисках свободного передника: уделать костюм мукой и брызгами масла не хотелось. Тут что-то уткнулось в мою поясницу, а голос сзади прошипел:
— Очень медленно поворачивайся. Без резких движений!
Держа руки на виду, скрупулезно выполнил указание и обнаружил перед собой незнакомца в поварском переднике и колпаке. Только вместо шумовки или скалки он держал в руке небольшой пистолет, который теперь упирался мне в живот.
— Вот и амбец тебе, «святой старец»! — торжествующе изрек как бы повар.
Моё становление,
