Одержимость - Джоанна Элм

Майк предъявил свой полицейский жетон.

— Я ищу Кевина Уокера.

Женщина не выказала ни малейшего удивления и открыла дверь пошире, кивком пригласив Трейвиса в дом.

— Кевин во дворе, рубит дрова.

Майк вошел в прихожую и чуть не споткнулся о кучу ветоши и ведро с краской. Только тут до него дошло, что в доме идет ремонт. Через кухню и гостиную они проследовали к заднему крыльцу.

Трейвис смущенно улыбнулся.

— Вы, наверное, ждете не дождетесь, когда закончится ремонт.

Женщина раздраженно пожала плечами.

— Научишься ждать! Это продолжается уже пол года.

Майк вышел во двор и увидел мужчину с занесенным над здоровенным чурбаком топором.

— Мистер Уокер?

— Ну да… — Мужчина с тяжким выдохом опустил топор на полено. Потом выпрямился и посмотрел на Майка.

— Детектив Трейвис, следователь окружной прокуратуры графства Монтгомери, — отрекомендовался Майк, заметив, что хозяин дома смотрит на него с недоумением.

Кевину Уокеру было немного за сорок, высокий, мускулистый, с волевым лицом, однако волосы тронуты сединой, а под глазами залегли черные тени. Холодный взгляд, устремленный на Майка, не выражал абсолютно ничего. Видимо, этот человек не отличался многословием и не страдал излишним любопытством.

— Чем могу вам помочь?

— Я расследую дело о двойном убийстве. Одна из жертв — женщина по имени Эмма Кэйн.

На Уокера произнесенное имя не произвело ни малейшего впечатления.

— Она была женой Джека Кэйна — босса вашей жены.

Уокер отрицательно покачал головой.

— Ошибаетесь, детектив. — Он кивнул в сторону дома. — У моей жены нет никакого босса, если не считать маленького ангелочка, которого она носит на руках.

На лице Уокера появилось нечто напоминающее улыбку.

Майк умерил свой пыл.

— Прошу меня простить, я говорю о… Видите ли, насколько мне известно, вы женаты на Габриэлле Грант, ведущей с телевидения.

Сжав губы, Уокер отвернулся и наклонился за поленом.

— Был женат, — процедил он сквозь зубы.

— А теперь нет?

— Женат, но только на бумаге. Моя настоящая жена в доме. Вам все ясно, детектив?

Майк подошел вплотную к Уокеру.

— Увы, мне не все ясно, мистер Уокер. Я расследую двойное убийство, и для меня важно уточнить ваш семейный статус.

Уокер сел на бревно, не обращая внимания на капли пота, стекавшие по щекам.

— Какое это имеет отношение к расследованию? Вы подозреваете Габриэллу?

— Я подозреваю всех, кто, так или иначе, связан с Джеком Кэйном.

— В таком случае, почему бы и не Габриэлла?.. — заметил Уокер, словно размышляя вслух. — Вы говорите, он ее босс?

— Да.

— Тогда, пожалуй, все сходится.

Майк присел рядом с Уокером.

— Вы не можете быть… — Майк замялся.

— …более откровенным? — закончил его фразу Уокер.

— Именно это я и пытался сказать.

— Могу. Что вы хотите узнать, детектив?

— Вы до сих пор являетесь законным мужем Габриэллы Грант?

— Да.

По интонации ответа Трейвис понял, что, несмотря на все усилия, Уокер до сих пор на крючке у Габриэллы.

— Но живете раздельно?

— Да, уже два года.

— И официального развода вы не получили? — Майк указал в сторону дома. — Там, как я понимаю, ваша подруга и ваш ребенок.

Уокер сжал челюсти и кулаки.

— Да, вы правы. Там моя подруга и наш ребенок. Это верно, ошибки нет.

— Почему вы не получили развод, мистер Уокер?

— Она не согласна на мои условия.

— На ваши условия?

— Да. Я потребовал с нее четыреста тысяч долларов.

— Четыреста тысяч?! Немыслимое условие.

— Мыслимое. По сто тысяч за каждый месяц совместной жизни.

Майк почувствовал, что снова упускает инициативу. Кевин Уокер явно не желает делиться сведениями о своем прошлом. Придется устроить ему допрос с пристрастием, но каким вопросом можно его зацепить?

— Почему именно такая сумма? Даже мисс Грант не под силу выплатить столько.

— Речь идет не о разделе состояния, детектив. Эта сумма включает в себя компенсацию за мой нервный срыв, случившийся из-за нее…

— Нервный срыв? — переспросил Майк.

— Да, она обманывала меня с самого начала, между прочим, со своим боссом.

Майк понимающе кивнул.

— Вы не могли бы рассказать об этом поподробнее?

Кевин Уокер порывисто встал.

— Я не хочу об этом рассказывать, детектив, но ведь вы, судя по всему, как раз за этим сюда и приехали?

Майк снова кивнул, и Кевин с тяжелым вздохом уселся на бревно.

— Ладно, коротко говоря, дело было так… Мы познакомились, когда она наняла меня для реконструкции дома. Вскоре мы полюбили друг друга, или мне показалось, что полюбили. Я попросил ее выйти за меня замуж, она согласилась. Сыграли свадьбу, потом Габриэлла забеременела. Мы были счастливы… как я думал. — Сделав паузу, он перевел дыхание. — Спустя четыре месяца — я тогда собирался в город за стройматериалами, чтобы подготовить детскую, — моя любимая женушка вдруг заявила, что мне нечего беспокоиться о ребенке — якобы он не мой, и вообще, она уезжает в Филадельфию с парнем, от которого беременна.

Кевин надолго замолчал, Майк решил было подтолкнуть его к дальнейшему рассказу, но передумал, видя, как тяжело он переживает мучительные воспоминания.

Наконец Уокер овладел собой.

— И ведь действительно уехала… а ребенка не родила, вроде как был выкидыш, но, по-моему, она просто избавилась от дитя.

— Почему вы так думаете?

— Потому что парень, с которым она гуляла, не стал разводиться с женой. Он приезжал ко мне после того, как Габриэлла бросила меня, говорил, что его жена пыталась вскрыть себе вены. Думаю, он хотел объясниться, может, попросить прощения, но мне тогда было не до него — я находился в дурдоме.

— В дурдоме?

— Меня собирали буквально по кусочкам, детектив. Именно это я имел в виду, когда упомянул о нервном срыве. Я не сумел пережить предательство Габриэллы — вероятно, у них на телевидении такое в порядке вещей, но мне смириться с этим не удалось. Четыреста тысяч долларов — напоминание ей о том, что я лишился работы, пока был в психушке. Никогда особо не надеялся хоть что-то получить от нее, однако я настаивал на этой сумме и заявил, что не дам ей развода без приемлемых контрпредложений. Я пошел ва-банк, потому что знал: она не захочет доводить дело до суда и предавать его огласке.

— Какова была ее реакция на ваше требование?

Уокер коротко рассмеялся.

— Связалась с адвокатами, затем начала тянуть время, особенно с тех пор, как узнала про Вив и малышку. Она не собирается отпускать меня с крючка да еще платить за это.

— То есть она не очень стремится получить развод?

— Не стремилась…

Майк ощутил легкую дрожь предвкушения.

— А сейчас?

Кевин кивнул.

— А сейчас как будто начала сдаваться. Говорит, что надо обсудить новые условия — она, мол, согласна заплатить двести тысяч долларов с рассрочкой на четыре года.

«Двести тысяч — тоже большие деньги, — подумал Майк. — Очень большие. Но все становится проще, если на кону миллионы». Он подался вперед.

— Когда объявилась Габриэлла?

Уокер наморщил лоб.

— Совсем недавно.

— Вы можете назвать срок более конкретно?

— Сейчас прикину… — Морщины на лбу стали глубже. — С ней сначала разговаривала Вив. Она была этим очень недовольна — я имею в виду Габриэллу. Сказала, что теперь у Вив есть шанс узаконить своего ублюдка…

— Не отвлекайтесь, мистер Уокер. Когда она звонила?

— В субботу. Да, в субботу, я в тот день вернулся домой рано, а она потом перезвонила, чтобы сообщить, что все улажено.

— Вы говорите про последнюю субботу? Которая была три дня назад?

Уокер посмотрел на Майка удивленным взглядом, словно детектив невнимательно его слушал.

— Да, в последнюю субботу, а что, разве я неясно выразился?

Майк с трудом сдерживал нетерпение.

— То есть она не спешила до прошлой субботы? Вы не заметили волнения или нервозности в ее голосе, когда она звонила?

— Черт ее поймет, детектив. Заметил ли я? Она может говорить любым голосом, если ей надо. Все замужество она морочила мне голову. Не знаю, волновалась она или нет, да и наплевать мне на это. Полагаю, вы уже выяснили все, что хотели… — Кевин Уокер протянул Майку руку.

Трейвис попрощался с Уокером, поблагодарил его за помощь и, обогнув дом, направился к мотоциклу. Все это время его не покидало двойственное чувство. Сегодня он узнал больше, чем рассчитывал. Продинамив мужа два года, Габриэлла внезапно согласилась на его грабительские условия, причем спустя менее двух суток после того, как Эмма Кэйн приказала долго жить. Вряд ли это просто совпадение. С другой стороны, такая очевидность вызывала невольный протест. Неужели Грант не понимала, как это может быть воспринято, не боялась попасть под подозрение? Или понадеялась, что ее семейные дела не привлекут внимания следствия?