Любовь и долг Александра III - Елена Арсеньева

Мари знала, что нравится великому князю Александру, нравилась и прежде, но тогда ей это скромное и скрытное внимание было всего лишь слегка приятно. Весь пламень своего кокетства она направляла на старшего брата, мечтая втихомолку о браке с каким-нибудь богатым, по-настоящему богатым человеком вроде Павла Демидова. Но сейчас, когда бедняжка Николай Александрович умер, а Павел Демидов прочно застрял в Париже, она поглядывала на нового наследника русского престола с другим ощущением.

Раньше это было безнадежно. Теперь – Мари чувствовала это всем своим существом – ее старания могут быть вознаграждены, причем щедро.

Иногда она отпускала на волю мечты… Конечно, нужно было оказаться слишком большой мечтательницей, чтобы допустить возможность брака с наследником русского престола. Тем более что где-то там маячит заплаканная невеста его брата Никсы, которую нужно за кого-то пристроить. Смешно, если ее попытаются пристроить за Александра! Вряд ли получится, но нужно попытаться оказывать на него влияние… например, такое, какое имели Ментенон и Помпадур. В конце концов, Ментенон все же вышла замуж за короля. Наверное, нет фаворитки, которая бы не мечтала стать королевой. Но все же сначала надо стать фавориткой, а не просто объектом нежных взглядов. Мари все чаще примеряла к себе слово «фаворитка» – как новый чепец или сорочку – и постепенно начинала с ним осваиваться. Порой настолько далеко уводили ее мечты, что, проснувшись утром, она не сразу осознавала себя в своей постели, в своей комнате, с Сашенькой Жуковской по соседству…

И настроение резко падало. Сашенька Жуковская производила на Мари отрезвляющее действие. Вот уже полгода, как она уступила домогательствам великого князя Алексея, и, хоть они были отчаянно влюблены друг в друга, никаких разговоров о будущем между ними не возникало, и планов они не строили. Правда, Алексей Александрович был еще совсем юнец, мальчишка, потерявший голову от очаровательной и гораздо более взрослой Сашеньки Жуковской. Мари очень смешило, что пятнадцатилетнего великого князя она должна называть по имени-отчеству, а подругу, бывшую на восемь лет старше своего любовника, просто Сашенькой.

Конечно, всем известно, что Жуковская отдалась великому князю, который не мог справиться со своим темпераментом, по приказу императора и лишь потом влюбилась в Алексея. Однако наследника берегут от интрижек с фрейлинами, как от чумы. А ведь он обыкновенный мужчина, наверное, мечтает о женской любви и женских объятиях. И та, которая сможет заключить его в эти объятия, многого добьется!

Но для этого нельзя оставаться унылой скромницей, понимала Мари. А именно этого требовала от нее Екатерина Федоровна Тизенгаузен, чьими устами сейчас как бы говорила с молодой фрейлиной сама императрица. И Мари старательно прятала глаза, чтобы в них нельзя было прочесть мятежное нежелание повиноваться.

Подумаешь, во время карточных игр она сидит рядом с наследником, а на балах они постоянно танцуют вместе! Но ведь не Мари, а наследник выбирает партнершу по игре и танцам! Сам подходит к ней, предлагает. Она ничего не делает. Просто ведет себя так, что он не может не подойти…

Екатерина Федоровна сохраняла ледяное выражение, однако была очень взволнована. Разумеется, великие князья всегда увлекались и будут увлекаться фрейлинами. И матери будут порицать их выбор. В этом смысле императрице следовало бы гораздо больше волноваться за великого князя Алексея, который так настойчиво осаждал мадемуазель Жуковскую, что она уже дала ему все мыслимые и немыслимые подтверждения своей ответной страсти. Однако Мария Александровна относится к преждевременному повзрослению младшего сына как к неизбежному злу, а из-за наследника престола переживает безмерно и возводит в превосходную степень самый незначительный знак его внимания к княжне Мещерской. Впрочем, теперь, лишившись любимого старшего сына, она особенно внимательно следит за Александром, опасаясь, чтобы тот не наделал ошибок. Кто бы мог подумать, что флегматичный Александр начнет откровенно бегать за какой-то девчонкой – даже не слишком хорошенькой. Беда в том, что его, кажется, привлекает именно очарование порока… Два года назад откровенно, хотя и платонически засматривался на очаровательную вдову Кушелеву-Безбородко, известную своими похождениями, а теперь вот прикипел, как говорят в народе, к этой не очень нравственной особе… подлинной дочери своего отца Элима Мещерского, стихоплета, бретера и бонвивана! Нужно было гнать ее от двора, но время упустили.

А как же бедняжка принцесса Дагмар, которая ждет в Дании решения своей участи, обласканная императором, лелеющая надежды и не ведающая о том, что здесь происходит?!

Письмо из России пришло довольно скоро. Но при первом взгляде на него Минни испытала мгновенное и горячее разочарование. Разумеется, она ничем не выдала своих чувств и изобразила радость – такую, которую испытала и матушка, принесшая ей это письмо. Еще бы! Ведь оно было от самого императора! Обрадовался посланию и отец, и только брат Фредерик обменялся с Минни понимающими взглядами. Он, как и она, ожидал, что напишет не отец, а сын. Александр…

Фредди недавно вернулся из России, куда ездил на погребение Никсы как представитель датского королевского дома и брат бывшей невесты покойного цесаревича. Несмотря на печальные церемонии, он очень быстро подружился с наследником Александром Александровичем. К великому удивлению последнего, Фредди вручил ему орден Слона – самую высокую награду Дании.

Это был весьма необычный орден. Не плоский, прилегающий к груди, как общепринято для удобства, он представлял собой золотую миниатюрную фигурку слона, покрытого белой эмалью и украшенного бриллиантами. Слон нес на спине боевую башенку, которая являлась основанием кольца для орденской ленты. Перед башенкой сидел черный погонщик. К ордену прилагались восьмиконечная серебряная звезда, голубая лента и цепь для ношения знака в особо торжественных случаях. Цепь состояла из чередующихся звеньев с изображением слона и башни. Девиз ордена: «Награда за великодушие».

Фредерик был убежден, что это хорошая мысль – наградить русского наследника таким орденом. Это должно было показать, что семья датского короля испытывает к цесаревичу самые дружеские и высокие чувства. Однако в глазах Александра он увидел такое изумление и потрясение, что усомнился в правильности решения отца. Фредди внезапно ощутил бестактность этого поступка. Начиная с 1850 года орден стал весьма исключительной наградой и вручался только лицам королевской крови и главам государств. Конечно, наследник русского престола был лицом королевской крови. Но гораздо более естественно выглядело бы, если бы эту награду получил его отец. Вручение же ордена Слона Александру гораздо больше напоминало… взятку. Это Фредерик вдруг почувствовал так же отчетливо, как если бы кто-то шепнул ему в ухо. Взятку… как возможному жениху Дагмар.