Горсть патронов и немного везения - Олег Приходько

Я провел лучом по стенам. Справа на высоте человеческого роста зияли две вентиляционные отдушины. Серый приземистый потолок ниспадал параллельно ступеням, а над площадкой перед дубовой дверью выпрямлялся под углом и сверху был не виден. Скорее для очистки совести, чем в надежде что-то найти, я спустился по лестнице и посветил наверх. Совершенно гладкая балка перекрытия держалась на поперечном швеллере. Проведя пальцами по шершавому металлу, я вдруг нащупал какой-то маленький предмет, оказавшийся овальным магнитным бруском с дырочкой для гвоздя. Его назначение стало мне понятно еще до того, как он совпал с пазом в мудреном амбарном замке. Вероятно, магнитный ключ был один на всех, и его опрометчиво хранили у двери. Правда, замок еще нужно было открыть, и конфигурация второго ключа была не самой простой, но все же мне удалось подобрать отмычку и через пять минут, торжествуя, я вынул замок из проушин. Вороненый засов был предусмотрительно смазан, с дверью пришлось сложнее — она разбухла от сырости, и, не имея под рукой фомки, вырвать ее из проема оказалось не так-то просто.

Ни черта интересного в подвале не было: несколько старых автомобильных колес, ящик с ржавым столярным инструментом, огородный шланг; в цементный пол упиралось основание каминной трубы, сложенной из желтого огнеупорного кирпича; два маленьких, неизвестно зачем зарешеченных окошка (все равно никому, кроме кота, да и то не сибирского, в них пролезть было невозможно) выходили на поверхность, тусклый свет пасмурного дня вскользь касался потолка с лампочкой в защитном плафоне и толстым кабелем в резиновой оболочке, змеей выползавшем из электрощита. Но все это я видел уже боковым зрением: внимание мое приковал квадратный люк, пробитый не то как запасный выход, не то для дополнительной вентиляции. Мне было плевать на его назначение, лишь бы крашеная металлическая крышка не оказалась придавленной чем-нибудь сверху или, упаси Бог, запертой еще на один замок. Ухватившись за сваренный из металлических труб каркас стеллажа, я оторвал его с торца от пола и, циркулем вращая вокруг одной ножки, чтобы не скрежетать о цемент, подвел расстояние, с которого можно было достать до люка, затем уперся в крышку обеими руками и осторожно попытался ее приподнять. Она довольно легко поднялась сантиметров на тридцать и потом уперлась во что-то громоздкое. Подложив обломок черенка от лопаты, я перекрестился и подтянулся на руках. Щель оказалась не такой уж широкой, как виделось снизу, пришлось изрядно побарахтаться, тем более что черенок выпал и железная крышка теперь лежала на моих плечах. Наконец я выбрался до половины и потеря равновесия мне больше не грозила.

Судя по кромешной тьме и запаху бензина, я оказался в гараже. Оставался последний рывок, я подобрал под себя согнутые в локтях руки, и в этот момент кто-то тяжелый наступил на крышку люка, едва не выпустив из меня кишки, вспыхнул яркий свет, и одновременно в лицо мне брызнула мощная струя газа.

Хорошо, что я всю жизнь занимался спортом: прочности тренированного организма еще хватило, чтобы успеть почувствовать рывок за волосы, удар головой о стену и напоследок увидеть небо в алмазах.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая

1

— Гарибальди! Вылитый Джузеппе Гарибальди! Что за Рисорджименто ты возглавил, Викентий?

Безногий Всеволод раскатывал по старому паркету в своей коляске, с восхищением глядя на брата.

— Опять курил всю ночь? — буркнул Викентий, заметив полную окурков пепельницу на столе с пишущей машинкой «Колибри», отпечатанными и исчерканными маркером страницами, стопами «Истории дипломатии» и сочинений Е.В. Тарле. — Задыхаешься, желтый, как осенний лист, а все туда ж!..

— Нет, ну вы посмотрите на него! Еще вчера без пяти минут бомж, сегодня — состоятельный господин. Я жажду услышать рассказ о том, как тебя едва не сбила карета королевы! Пойди покажись маме!

У Всеволода был диабет. Ему по частям отрезали ноги, но сознание неминуемой смерти угнетало его меньше, чем положение брата. Сейчас он был искренне рад.

— Поменьше эмоций, Сева, — горько усмехнулся Викентий. О том, что все на нем заемное, распространяться не стал: и без того при взгляде на брата кровоточило окаменевшее сердце. — Мне нужна твоя машина, мой чемодан и часы. Ты все равно живешь вне времени.

— Да Бога ради, Викентий! Машина в гараже. Сашка ее помыл и заправил. Часы в серванте, только они давно не заводились — я и без них знаю, что сейчас сентябрь. А чемодан на антресолях, — последнюю фразу Всеволод произнес явно нехотя, сразу изменился в лице и отвел взгляд. — Ты, конечно, не скажешь, для чего тебе чемодан, да я нелюбопытен. Только дай слово поберечься.

— Даю, даю…

— Викентий! — брат крутанул колеса на резиновом ходу. — Ты ведь знаешь, Сашка…

— Перестань, — скорее приказал, чем попросил тот. — Твой Сашка, мой Ванька, Тоня, мать и ты — я помню, — он пристально посмотрел в глаза брату и членораздельно повторил: — Я обо всех помню.

В серванте была початая бутылка кислого вина, коробка зефира с ксилитом, книги, вазочка из-под печенья с оторванными листочками календаря за разные годы, здесь же лежали часы «Победа» на потертом ремешке. Викентий незаметно положил под вазочку сто долларов, забрал часы.

— Сашка в библиотеке, Тоня на дежурстве, — вздохнул Всеволод. — Жаль, я хотел бы, чтобы они увидели тебя… таким. Зайди к матери.

Викентий толкнул дверь в соседнюю комнату. Мать лежала на кровати. Рядом стояла тумбочка, уставленная лекарствами.

— Вик, — сказала мать, — это ты?

В последнее время она стала плохо видеть.

— Привет, ма. У тебя розовые щечки и упитанный вид, — он наклонился и поцеловал ее в лоб.

Мать беззвучно засмеялась.

— Как ты живешь? Маша здорова ли? Ванечка давно не заходил. Он хорошо учится?

О разводе братья решили матери не говорить, как и о том, что внук в круглосуточном интернате.

— Все хорошо, все заняты, ма. Может, придем завтра. Единственное, на что согласилась Маша, — пару раз в месяц навещать свекровь. Они приходили с Ваней без Викентия — он не мог терпеть театра.

— Посиди со мной, Вик.

— Некогда, ма. Одна моя половина уже на службе, другая убегает за ней. Крепись!

Мать подняла слабую руку, махнула ладошкой — привыкла к его непутевости.

То, что называлось чемоданом, лежало на антресолях под коробкой с пылесосом. Черный сундучок с обитыми металлом уголками, решеточкой в крышке, напоминавшей динамик, — очень похож на допотопный патефон. За последние полгода он побелел от осыпавшегося с потолка мела. Викентий наспех вытер его половой тряпкой.

Всеволод выехал в тесный коридор, молча глядел на брата.

— Где ключи?

— Там же, где всегда, — на вешалке. Твоя доверенность в техпаспорте. Проверь, может, Сашка ее выложил в стол.

Доверенность и все остальные документы оказались на месте.

— Викентий, — остановил его брат, — ты не сердишься на меня?

Викентию было бы жаль брата, но жалость гнездилась в сфере эмоций; хрупкая, прозрачная сфера эта давно выкатилась из него и разбилась о дно реального мира, где он обитал.

— Я не сержусь, — заставил себя сказать Викентий, — мне не за что на тебя сердиться. Не сердись и ты на меня.

Он пожал Всеволоду руку и, чтобы его успокоить, пообещал вернуться. Всеволод один знал, что в чемоданчике: большой автоматический пистолет с глушителем, граната-«лимонка», фотоаппарат «Полароид», телескопическая дубинка, горсть патронов россыпью и фибровый футляр с какой-то мудреной аппаратурой, о которой Викентий не говорил, а сам Всеволод в ее назначении не разбирался — его больше интересовал разгром третьей коалиции в 1806 году.

Грязно-голубой «Москвич» не оставлял желать лучшего. Ранней весной Викентий с племянником перебрали его до винтика, заменили кое-что (тогда у Викентия по Божьей воле завелась шальная копейка), и теперь он рвался в гонку, как застоявшийся рысак, невзирая на знаки инвалидного отличия на стеклах.

Первым делом Викентий заехал в гастроном неподалеку от церкви Рождества Пресвятой Богородицы во Владыкине, набрал пять кило карамелек и любимых своих «Школьных». Потом прихватил бутылку коньяку и банку шпрот для возможных визитов. Сам спиртного с недавнего времени не переваривал и был этому рад, но для того, чтобы развязать язык нужному человеку, других средств знал мало.

Интернат, где жил и учился Ванечка, стоял в рощице слева от Керамического проезда, немного не доезжая до Дубнинской. В общем, все по пути, почти без потери времени — ну разве что минут пятнадцать, их Викентий собирался нагнать за Кольцевой. Он оставил машину у решетки, поглядел на окна серого трехэтажного дома с кирпичной пристройкой, подхватил пакет с гостинцами и пошел к парадному, стараясь не поднимать глаз на окна, облепленные одинаково остриженной, в одинаковых же дешевых костюмчиках детворой. Больничный запах чая и мамалыги приветствовал его в вестибюле.