Порок сердца - Антон Соя

— Катя?! Долго ты ее еще будешь так называть нах? Она Лена, узнаю хитрую суку Павлову нах! Видишь, док, она уже мужиков домой водит.

— Гриша, объяснения будут. Подробные. Павлов, я теперь Катя, уясни себе навсегда. В моей пробитой башке еще живут воспоминания о нашей любви, поэтому ты здесь, а не в тюрьме, так что заткнись на время. А в моем Катином сердце, кроме любви к тебе, Гриша, живут боль и обида, поэтому вам придется меня выслушать. Я докажу вам, что ни в чем не виновата, а Сергей мне поможет.

— Ну давай, удиви нас нах.

— Я вспомнила, кто я, через неделю после вылазки в Коламск. И мне сразу стало очень легко. Я искала Катю, а нашла себя. Прости, Гриш, что я не открылась тебе сразу. Боялась потерять тебя, да и нужно было разобраться. Мне столько наговорили про Лену, а я помнила про себя в основном хорошее.

— Пипец, как интересно нах.

— Это особенности нашей памяти, — помог Кате с объяснениями Сергей.

— Тебя забыли спросить нах.

— Да помолчи ты, психопат! — зашипел на Павлова Григорий.

— Я вспомнила свой последний день буквально по минутам и точно знаю, что не была у Жени после исповеди. Я психанула, погнала Кинг Конга к монастырю, но скоро успокоилась, ребенок во мне завозился, живот потянуло, я испугалась, развернулась обратно, и мы стояли часа три у больницы, я ревела Кинг Конгу в плечо, боялась идти. Потом вроде отпустило, и мы поехали домой.

— Правильный выбор нах. В больнице был Гриша, а дома я — злой, пьяный в дым и с битой в руке.

— Понятно, — тихо сказал Григорий. — Это все? Где, кстати, сейчас этот Кинг Конг?

— Бывший персональный водитель и телохранитель Елены Павловой, Климко Юрий Павлович, тысяча девятьсот семьдесят третьего года рождения, глухонемой, человек огромной физической силы, получил пятнадцатого января тысяча девятьсот девяносто девятого года травму черепа от гражданина Павлова… — начал зачитывать Сергей.

— Короче, урод! — зарычал на него Павлов.

— …уехал в Москву после похорон Павловой Е. В., претензий к ее мужу-убийце не предъявил. В Москве погиб через месяц в пьяной драке, говорят, пил не просыхая и буквально сам полез на нож. Похоже, смерти искал.

— Плохо дело нах, нет свидетеля, Ленка.

— Давайте помянем Юру, — грустно произнесла Катя, — не было у меня друга верней, да, наверное, и не будет. А тебе, Павлов, повезло. Убил бы он тебя, как ты вышел.

— Ха! — оскалился Павлов, но выпил вместе со всеми.

— Ты, Гришенька, больше не пей, пьянеешь быстро, а я хочу, чтоб ты все, что сейчас услышишь, понял, хорошо?

— Хорошо, — покладисто согласился с Катей Григорий.

— Вообще-то, может, и неплохо вышло, Сережа, что ты в лифте застрял. Пока ты там сидел, меня тут, кроме оскопления, еще в двух убийствах обвинили.

— Ничего себе! — присвистнул детектив. — Хорошо, что мы подготовились.

— Понятно. В отказку Ленка пошла. Я — не я, кругом чистая нах, никого не трогала. Ой, люблю — не могу.

Катя, не обращая на слова бывшего мужа никакого внимания, продолжила:

— Вот и стала я думать, голову ломать — если не я, то кто же Женю обкорнал.

— Да. Кто же нах?

— Женя говорит, что видел меня, но он же почти слепой, и света не было. Слышал меня, но меня ли? Голос был хриплый, а от страсти ли? Поп в машине видел лицо всего долю секунды — платок, очки, — что он там еще мог разобрать. Про Ким кто говорил — та, кто Женю резала. Вывод какой?

— Ты — святая. — Павлов громко заржал.

— Тебя подставили, — согласился Григорий, не обращая внимания на Павлова. — Но кто?

— Вот я и стала думать, кто. Если Катька, то кто ее убил?

— Только не она! — возмутился такому предположению Григорий.

— В общем, ничего я не придумала и решила искать не человека, а причину. Тут ко мне очередные воспоминания вернулись — и причина сама собой объявилась. Самая обычная. Вечная причина!

— Любовь? Ревность нах?

— Нет, Павлов, всего лишь деньги.

— Мои, что ли, нах.

— Нет, большие деньги, правда, Гриша? Что же ты молчишь? Понимаешь теперь, почему я тебе не открылась. Таблеточки-то твои мою память не возвращали, а тормозили. Почем клятва Гиппократа у Светёлкиной, а, милый? А может, вы с попом восемь лет назад все уже поделили, расписали, и ты, добрый доктор, меня только до кондиции доводил, чтоб мальчонку тебе родила — золотого мальчика, которого Катя тебе так и не смогла родить.

Гриша, косо взглянув на свою жену, одернул ее:

— Постыдись, что ты несешь! — и перекрестился на икону.

— Опять шиза какая-то пошла нах, ни хрена не понимаю.

Сергей тем временем доставал из папки какие-то документы и раскладывал их на столе. Подготовившись, он прокашлялся и начал объяснение:

— Отец Сальваторес Геннадия Андреевича, дон Адриано, завещал ему, так как других сыновей у него не было, крупную сумму денег, пять миллионов евро, и родовое гнездо на берегу моря в Бенальмадене. Но вступить в права наследства мог только кровный внук Папагена, так как в момент составления завещания Папаген сидел в тюрьме за развращение малолетних. Об этом завещании знали только две признанные перед смертью Папагеном дочери — Катя и Лена. И еще — отец Пантелеймон. У Папагена была еще одна дочь, но она к нему не приезжала, на что он сильно сетовал врачу больницы Сидорову А. М. - эту старшую дочь мы так и не нашли, зато нашли…

— Подожди, Сережа, — рановато. Гриша, Богом клянись, что ничего про наследство Папагена не знал! Чтоб Катька тебе не сказала — в жизни не поверю.

— А я почему ничего не знал нах? — вмешался Павлов.

— Да погоди ты, — одернул его Григорий. — Знал, знал — врать не буду, говорила Катя. Я сначала думал — бредит, а потом, когда она в Бога поверила — поклялась, — понял, что это правда. Ну и что дальше? Я тебя с твоим больным сердцем всю беременность вел, знал от тебя, что мальчика ждешь. Если б я таким подонком был, я б сто раз от тебя избавиться мог.

— Это так. Я об этом думала, и Катя ведь знала, что у меня мальчик.

— Знала и радовалась. Катя у меня на руках заново родилась — добрее и чище человека я не знал — работала в монастыре, как все. Так старалась, бедненькая. Мы ее от тяжестей берегли, как могли, все равно на два месяца раньше срока родила.

— Хорошую девку родила нах. «А во что мы играем, а?» — Павлов, кривляясь, передразнил Аню.

— Ты, Лена, всех под себя не мерь — у меня даже мысли такой тогда не было, — с укоризной сказал Григорий. — А сейчас тебе родить — раз плюнуть — Катино сердце выдержит. Если б мне твои миллионы нужны были — я б тебе еще лет пять назад ребенка подогнал, а память мы тебе тормозили, чтоб она тебя не убила ТЕБЯ КАТЮ, а не ЛЕНУ.

— Все равно не поверю. Ленин мозг не поверит, что соблазна не было у вас с Катюхой от мерзкой шлюхиЛены избавиться и еще мальчишку настругать. Мозг не поверит, а сердце доброе верит. Только вот на сколько его хватит — сердца этого. Вот ведь как. Расслабься, Гриша, люблю я тебя. Просто проверяла.

— Маладца. Доверяй, да проверяй нах, богатая невеста. Нас, кстати, с тобой никто не разводил! Ты ж жена моя, Ленка. Отвечай, почему про миллионы ничего не сказала нах, — боялась отберу?

— Боялась сглазить. Думала, рожу — скажу. А потом, Павлов, я как раз тебе все сказать хотела, а ты мне по башке битой.

— Ну прости нах. А если б померла — как с наследством?

— А для чего я к попу исповедоваться бегала — Паня бы все устроил, проконтролировал.

— Ну чего, подруга, кому миллионера рожать будешь — мне или Айболиту?

— Тоже мне, Бармалей, — хмыкнул Григорий.

— Обломись, Павлов. Нету миллионов. Что, Гриша, будешь меня такую любить? Лену-Катю-бесприданницу?

Гриша молча, глядя на Катю-Лену, сдаваясь, поднял руки.

— Опять шиза пошла нах.

— Проверили мы это завещание — и как это до сих пор никому в голову не приходило, — подал голос Сергей, — копию взяли у нотариуса, запрос послали в Испанию — ну и получили официальный ответ. Завещание — липа. Вот, пожалуйста, смотрите. — Он, переложив несколько бумаг, нашел нужную и протянул Григорию, у того ее из рук грубо выхватил Павлов. — Похоже, дон этот расстроился из-за морального облика сына и решил его перевоспитать таким вот оригинальным способом. Большой сумасброд.

— Ну, крутняк нах… Я за пять минут нашел и потерял пять лимонов баксов.

— Евро, — поправил Сергей Павлова. — Но это уже не имеет значения.

— А я так очень рад. Большие деньги — большие проблемы. А тебя, моя Катя-Лена, я люблю и буду любить, даже если ты к Павлову уйдешь.

— Никуда я от тебя, Гриша, не уйду.

Катя потянулась через стол и поцеловала Гришу.

Павлов налил себе рюмку, выпил одним махом и резко поставил пустую на стол.

— Ну вот опять нах — семейная идиллия.

Катя невозмутимо продолжала:

— Теперь, ребята, самое главное. Нашли мы с Сережей паршивую овцу. Покажи им, Сергей.