Пламя над Англией - Альфред Мейсон

— Не очень ценного друга, — сухо заметил Грегори, закрывая книжечку.

Ни та, ни другая сторона не доверяли Кристоферу Воуду ни важных тайн, ни серьезных поручений. Он был всего лишь мальчиком на побегушках и разносчиком писем, получая за свои утомительные труды скудное жалование.

С письмом в сумке Воуд покинул Барн-Элмс и завтрашним вечером прибыл в Хилбери-Мелкум. Все свои действия он обставлял величайшей секретностью. Скачущие рядом с ним верхом видели, как Воуд постоянно оборачивался назад, чтобы проверить, не преследуют ли его, а сидящие с ним за столом наблюдали, как при малейшем шуме на улице он заявлял, словно бросая вызов судьбе:

— Это за мной! Ну что ж, я покажу им, как нужно достойно умирать!

Было шесть часов вечера, когда Воуд поставил лошадь в конюшню, подкрался к парадному входу и постучал быстро и в то же время тихо, как будто за каждым кустом прятался мировой судья. Когда дверь открылась, он скользнул в холл, запер ее за собой и застыл, тяжело дыша и прислушиваясь.

— Сэр Роберт дома? — шепотом осведомился Воуд.

— Да, сэр, — ответил слуга.

— Я должен немедленно его видеть. — Приложив ухо к двери, он затем снова выпрямился. — Все в порядке. Скажите сэру Роберту, что приехал мистер Воуд.

Посетителя провели в комнату, где Синтия Норрис когда-то терзала клавесин, а щеголеватый молодой джентльмен, услышав это, решил спасти несчастную девочку. Вскоре явился сэр Роберт.

— Вы из Франции?

— Я привез письмо.

— Дайте его мне.

Сэр Роберт сломал печать и дважды прочитал послание.

— Вы знаете его содержание? — спросил он.

— Я знаю только, что лорд Пейджет, вручая его мне, был весьма жизнерадостен.

— Вполне возможно, — кивнул сэр Роберт. — Каким путем вы ехали?

— Через Саутэмптон126. Я высадился сегодня, рано утром, — ответил Кристофер Воуд, потирая глаза, словно ему было трудно держать их открытыми.

— В моем доме вам будет предоставлена лучшая пища и самая мягкая постель, — тепло сказал сэр Роберт, вставая со стула.

Однако, Кристофер Воуд с печальным вздохом ответил, что этой ночью ему не удастся воспользоваться пуховой периной. Сэр Френсис Уолсингем, покарай его Бог, суровый и подозрительный хозяин, а он должен срочно доставить государственному секретарю письма от британского посла в Париже.

— Я отклонился от своего пути, чтобы заехать к вам, сэр Роберт, и теперь должен наверстать время ценой еще одной бессонной ночи. Но я проголодался и нуждаюсь в куске пирога и бокале вина, чтобы не свалиться с лошади.

Сэр Роберт распорядился подать гостю ужин в комнату и, пока Воуд ел и пил, расспрашивал его об отношениях герцога де Гиза с Генрихом Валуа и о том, какие успехи делает принц Беарнский127 в своем нищем королевстве. Мистер Воуд отвечал наобум, так как у него было к хозяину дома более важное дело, требующее весьма деликатного подхода.

— Сэр Роберт, — заговорил он, кончив ужин. — В лондонский дом Уолсингема время от времени поступают документы и сведения, о которых следовало бы знать честным патриотам и тем, кто трудится денно и нощно, ради восстановления в Англии истинной веры.

Бедой мистера Воуда было стремление красочно расцвечивать свои фразы. Желая тем самым усилить впечатление пылкой искренности, он на деле только вызывал к себе недоверие. Сэр Роберт привык к опасностям не меньше, чем сама Елизавета, и его едва ли могли напугать слова этого жалкого плута.

— Несомненно, — промолвил он, поглаживая бороду, — к нему поступает информация, иначе он не был бы сэром Френсисом Уолсингемом.

— Она поступает из Флоренции.

— Из Флоренции? — удивленно переспросил сэр Роберт Бэннет.

Какое участие могло принимать крошечное итальянское герцогство в великих событиях, сотрясающих мир? Рим, Мадрид, Амстердам, Париж, Вена — другое дело. В калейдоскопе политических комбинаций новости из этих городов могли занимать важное место. Но почему великого герцога Тосканского должно заботить положение в Англии?

— Не думаю, мистер Воуд, что нам следует не спать ночами из-за сведений из Флоренции.

Однако, мистер Воуд продолжал настаивать.

— Сэр, посол герцога Тосканского в большой милости у короля Филиппа.

— Следовательно, он едва ли станет посылать информацию сэру Френсису Уолсингему, — ответил сэр Роберт.

— Как знать, — улыбнулся Кристофер Воуд.

Разве он сам не работал на обе стороны, подобно половине дворянства в Шотландии и значительной его части в Англии?

Сэр Роберт прочитал его мысли.

— Возможно, вы и правы. В наши дни общество утратило понятие о честности, — нравоучительно заметил он.

— Совершенно верно, сэр Роберт. Тем более, что, как сообщил мне лорд Пейджет, тосканский посол сейчас в Лиссабоне.

Сэр Роберт Бэннет выпрямился на стуле.

— В самом деле? Сведения из Лиссабона могут оказаться ценными.

— А те, о которых я говорю, возможно, особенно ценными.

— Почему вы так думаете, мистер Воуд?

— Они получены с необычайными предосторожностями.

Сэр Роберт нетерпеливо побарабанил по столу пальцами.

— Знаете, мистер Воуд, вы облекаете ваши слова в слишком непроницаемую оболочку. А в большом орехе не всегда большое ядро.

Однако мистер Кристофер Воуд не намеревался сбивать цену за свои труды, зная, что реклама улучшает сбыт товара. Глотнув вина, он ответил:

— Прежде всего, предпринимаются усилия, чтобы сведения поступали незаметно. Они адресованы не сэру Френсису.

— А кому же?

— Грегори.

— Грегори из Лайма? — переспросил сэр Роберт и, сжав губы, внимательно посмотрел на Воуда.

Известия о деятельности мистера Грегори достигли ушей членов папистской партии в Англии благодаря Воуду. Роберт Бэннет теперь не мог слышать имени Грегори, не вспоминая о нем в связи с глупым заговором Болларда и Бейбингтона, который был взлелеян и освящен в этом доме, когда здесь гостил Грегори из Лайма. Тогда он удержал себя и Хамфри от открытого участия в заговоре, но до сих пор приходил в ужас при мысли о риске, которому они подверглись.

— Я никак не связан с Грегори из Лайма, — заявил сэр Роберт, поглаживая бороду.

— В этом нет нужды, сэр.

— Но ведь эти сведения адресуются ему.

— Адресуются, но не вручаются.

— То есть как?

— Они сразу же передаются мистеру Фелиппесу128.

При упоминании этого имени сэр Роберт Бэннет сразу же утратил свою невозмутимость. Его лицо исказил гнев, глаза засверкали, а голос дрогнул.

— Этому негодяю! Как только Господь позволяет ему жить, когда его уже давно поджидают в аду! — воскликнул он, разрывая пальцами кружево манжета.