Армагеддон - Ник Перумов

Дом! Единственное место во Вселенной, которое он мог назвать домом!

Первой реакцией Дэвида было сильное, почти непреодолимое желание оказаться там, в саркофаге. Он чуть не заплакал. Господи, как же хочется погрузиться в Сон! Сон! Как он нуждается в нём, в сотне лет крепкого, безмятежного Сна, в котором существуют лишь приятные видения, отгоняющие прочь кошмарные воспоминания о людях, которых он убил за свою долгую жизнь. Лишь иногда приносимые коварными призраками мучения совести прорывались сквозь плотное защитное покрывало и вносили смятение в его крепкий, как смерть, Сон.

Второй его реакцией был страх.

Что будет, если война вспыхнет в полную силу? Его ведь призовут убивать. Убивать, убивать, снова убивать - и так долгие годы без перерыва, без какой-либо надежды на отдых и священный Сон. Все его товарищи уже разбужены и готовятся к грязной работе среди жерновов наступающей войны.

Эта мысль потрясла его до глубины души.

Дэпид вздохнул.

- Да, святой отец, - признался он, - я заглянул в Зал Покоя. И я… я испугался.

- Почему, сын мой? Было бы естественно, если бы ты обрадовался, вспомнив, какой безмятежный покой ожидает тебя, когда задание будет выполнено.

Дэвид прикусил язык. Ему хотелось огрызнуться, заявить, что, видимо, всё так и было подстроено: он зайдёт в зал, восхитится покоем, ужаснётся перспективе лишиться его навсегда и тут же согласится пойти на задание - вновь окунуться в грязь, кровь и смерть. Ещё одно (или не одно) убийство. Ещё один грех на душу. Совершенно ненужный ему грех, по праву предназначавшийся душе струсившего сопляка. О чём Келлс сейчас жалел, так это о том, что он не пристрелил наложившего в штаны сукина сына.

Успев продумать всё это, он заставил себя спокойно ответить:

- Я не готов к новому заданию. Я хорошо поработал, и сейчас единственное, что мне нужно, - отдых. Я уже не хочу в отпуск, мне немедленно нужен Сон. Разбудите меня через сто лет. Не раньше. Позже - можно, но не раньше!

Это тоже входило в права Дэвида. Он мог не только отказываться от задания, ничего не объясняя, но мог также и лично назначать время и условия, при которых его следовало разбудить. Именно этим правом он собирался сейчас воспользоваться и твёрдо гнул свою линию, пока вдруг не совершил ошибку, добавив к уже сказанному:

- Через сто лет пусть меня разбудят, но только если война не продлится до этого времени. Если же она затянется больше чем на целый век, тогда я строжайше приказываю не будить меня до того дня, пока она не закончится.

В глазах отца Зорзы мелькнул огонёк; в следующую секунду Дэвид понял, что это он сам зажёг его.

- Наконец-то, сын мой. Теперь я понял, что тревожит тебя, - сказал жрец, широко улыбаясь. - Ты не находишь себе покоя из-за людей, чьи души тебе придётся отправить на тот свет, если начнётся война.

Дэвид ничего не сказал. Слова были излишни. Отец Зорза уже уловил суть проблем и теперь неумолимой логикой петлю за петлёй распутывал в душе Келлса клубок противоречий.

- Мы ведь столько раз об этом говорили, сын мой, - вздохнул жрец. - И всякий раз я тебе повторяю: «Если ты действуешь во имя справедливого дела богом хранимой Америки, ты не можешь согрешить».

Дэвид подавил готовый сорваться с губ стон. Он и так убил слишком много людей! Так неужели…

И, словно читая его мысли, отец Зорза поспешил сказать:

- Не важно, что именно ты делаешь, сколько душ пришлось тебе освободить из плена ветхих тел. Главное - твоя душа останется чистой, как душа невинного, только что окрещённого младенца. Тебя не коснутся чужие проклятия. Твоя душа, свободная от тяжести грехов, поднимется прямо к вратам рая и предстанет пред господними очами.

- Да, святой отец, - кивнул Дэвид. - Я уже давно всё понял.

На самом деле он вкладывал в свои слова совсем другой смысл.

Зорза тоже понимал это и решил выложить Келлсу ещё один аргумент. Последний в сегодняшнем споре.

- А знаешь, сын мой, что тревожит в этой ситуации меня? - спросил он. То, что ты отказался от предложенного задания, даже не выяснив, что предстоит сделать. Поэтому я сомневаюсь, стоит ли мне пытаться переубедить тебя. Но при всём этом где-то в глубине души я чувствую, что твой отказ именно сегодня может лечь тягчайшим грехом на мою и твою души. Грехом, который не сможет ни искупить, ни выжечь даже пламя чистилища.

Дэвид вздрогнул.

- Что это за грех? - шёпотом спросил он. - И как я смогу согрешить, если буду спать в Зале Покоя?

- Ты согрешишь тем, что откажешься предотвратить, остановить уже почти начавшуюся войну, сын мой, Подумай о тысячах, нет - о миллионах, миллиардах жизней, которые будут спасены тобой, - тобой! - если ты справишься с задачей. А если ты откажешься, то они обречены.

Жрец помолчал, затем продолжил речь, глядя на Дэвида из-под полуопущенных век:

- Понимаешь… Отказ от задания неизбежно означает начало массовой бойни. Нет, больше, чем бойни. Это будет катастрофа, холокост. И ты будешь в ответе за всё это. Конечно, мы пошлём кого-то другого, но справиться можешь только ты.

Келлс дрогнул, поняв, что спокойного сна ему уже не видать.

А Зорза, почувствовав его реакцию, продолжал сыпать соль на зияющую рану:

- Эта операция может стать сверкающим венцом твоей блестящей карьеры, сын мой. Однажды ты уже изменил ход истории. На благо всем, всему человечеству. Единственное, о чём мы тебя просим, - сделать это ещё раз.

Дэвид успокоил сбившееся дыхание.

Кивнув, он негромко сказал:

- Хорошо, святой отец. Я согласен. Расскажите, что я должен сделать.

Жрец резко встал, звякнув церемониальными бусами, спадавшими на чёрное одеяние.

- Пойдём, - сказал он. - На этот раз приказы будут отданы тебе напрямую с самого верха.

Жрец развернулся и направился к выходу из святилища. Дэвид последовал за ним, чувствуя, как неодолимая дрожь начинает бить его тело. «Что ещё? - думал он. - Кто теперь отдаёт мне приказы? Что предстоит изменить в истории на этот раз?»

Глава 13

Церковь Меча не должна ждать. Она не ждёт. Не может ждать. Таково первое правило тайного ордена. И Владу оно было очень хорошо известно. Если уж отец Онфим лично вызвал его… Означать это могло только одно: на Церковь Меча обрушились великие испытания.

Влад пулей выскочил из лифта и стремительно понёсся по холлу первого этажа. Люди торопливо расступались; каждому было ясно: если майор с шевроном, на котором красуется оскаленная медвежья морда, несётся сломя голову, то лучше не стоять на пути.

Несколько человек, ожидавших такси на посадочной площадке, не говоря ни слова, пропустили Прожогина без очереди. Одного взгляда майора, да что там одного беглого взгляда на него было достаточно, чтобы недовольные предпочли скрыть свои чувства.