Постсоветская молодёжь. Предварительные итоги - Екатерина Кочергина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таблица 37. Насколько вы лично интересуетесь…?
* Индекс интереса или ангажированности (ИА) строится как отношение суммы ответов «4» и «5» (высокая степень интереса) к сумме ответов «1» и «2» (полное отсутствие или невыраженность интереса) по 5-балльной шкале личной заинтересованности в политике, без затруднившихся с ответом.
Политика: ангажированность, взгляды, мнения, участие, представления
Результаты исследования подтвердили известный тезис об отсутствии выраженного интереса к политике у молодежи в целом. Больше половины респондентов (57 %) признались, что политика в целом им неинтересна; интерес к ней проявляют лишь 19 % опрошенных. О своем полном отчуждении и равнодушии к политическим проблемам в разных сферах общественной жизни заявляли от половины (внутренняя политика в России) до трех четвертей молодежи (политические процессы в США, в Украине, в ЕС; табл. 37).
Речь не столько о слабом понимании смысла политической деятельности и открытой политической конкуренции, функций партийной системы и прочего, всего того, что подразумевается под темой «как работает демократия», сколько о том, что повседневные проблемы и заботы молодых людей мало связаны с тем, что они называют «политикой». Молодые люди воспроизводят самые рутинные стереотипы и представления о политике, доставшиеся им от старших. В сравнении с отношением людей зрелого или пожилого возраста к власти и мотивацией участия в общественно-политической деятельности специфических отличий у молодых нет.
Многолетние исследования Левада-Центра показывают, что в России под «политикой» понимается главным образом проблематика господства – недифференцированного отношения населения (подданных) к вертикали массового административного управления. Руководство страны воспринимается и понимается как социальная сила, не контролируемая обществом (и в значительной степени не подлежащая такому контролю). Власть представляется безальтернативной и не подлежащей изменению, действующей лишь в соответствии со своими интересами удержания рычагов массового управления в своих руках и обогащения, а значит, не вызывающей к себе особого интереса и тем более не предполагающей ответственности за ее действия. Социологические исследования не позволяют говорить о том, что российское население (за исключением малочисленных групп, относящих себя к верхней страте среднего класса) понимает смысл конституционных различий между исполнительной, законодательной и судебной ветвями власти. Абсолютное большинство россиян считает, что парламент, исполнительная и судебная власть должны функционировать под общим контролем президента, который наделяет их легитимностью и полномочиями. Он, как верховный арбитр, вправе вмешиваться в сферы компетенции каждой из них.
Вместе с тем есть существенные различия в отношении к уровням власти. Россияне понимают, что авторитет представителей власти зависит не от «народа», от избирателей, а от статуса во властной иерархии, близости обладателей распорядительных полномочий к носителю высшего суверенитета – президенту или (на региональном уровне) к губернатору, в ведомстве – к министру и т. п. Объем их власти в таком понимании полномочий эквивалентен объему «свободы от необходимости соблюдать законы». Отсутствие возможности влияния на принятие важнейших решений руководством страны, региона или района, где живет опрашиваемый, оборачивается слабым интересом к происходящему и неучастием в общественной и политической жизни.
Поэтому этот тип отношения к политике (выбор средней позиции в большинстве случаев проявления какого-то «интереса» к политике) мы, вслед за Ю. Левадой, называем «зрительским поведением» (схожим с поведением телезрителей, следящих за футбольным матчем по телевизору, но не собирающихся когда-либо принимать реальное участие в игре на подобном поле). Единственное отличие состоит в том, что футбольные матчи вызывают гораздо большее эмоциональное переживание, чем политические процессы.
Различия в ответах разных групп опрошенных молодых людей незначительны и едва выходят за пределы допустимой статистической ошибки. Однако они устойчивы, то есть воспроизводятся в ответах на разные содержательные и тематические вопросы, а потому их следует принимать во внимание. Интерес женщин к политическим событиям (все равно какого рода и уровня – внутренней, внешней политики, политики других стран) слабее, чем у мужчин; среди самых молодых респондентов и респондентов с высшим образованием он выше, чем у старших возрастных групп. Возможно, это связано с разными фазами возрастной социализации: у когорты 18–20 лет впервые в жизни возникают проблемы личного выбора (профессии, места учебы, службы в армии у мужчин) и кажущиеся в этот момент отвлеченными и далекими от повседневности вопросы политики отходят на второй план, в то время как старшеклассники, вступающие в фазу общественно-политической социализации, впервые начинают интересоваться общими проблемами социальности, морали, коллективной жизни. Вторая волна интереса пробуждается в 21–24 года, когда период самостоятельного жизненного выбора (прежде всего профессии и социального положения) завершен. После 25 лет интерес несколько спадает, поскольку людей, особенно девушек, начинают занимать вопросы семьи, рождения детей, карьеры. «Телевизионный интерес» к политике характерен прежде всего для провинции (молодежи малых и средних городов), где социальный контроль и, соответственно, общий конформизм проявляются в гораздо более жестких формах, чем в крупных городах и тем более в Москве, а независимые от администрации общественно-политические движения и организации отсутствуют.
Как показывают ответы, о политике молодые россияне знают очень мало (лишь 3 % расценивают свои знания как достаточные, еще 8 % – скорее как удовлетворительные).
Политическое участие
Проблема политического участия (и концептуальная, и практическая) заключается в том, чтобы определить функциональный характер установок на демократию: являются ли они идеализированными компонентами групповой идентичности (возможно, элементом возрастной субкультуры) или такого рода представления могут быть реальными мотивами социального действия? Преобладание у молодежи такого рода установок (в сравнении с населением в целом) следовало бы в первом случае считать фазовой особенностью социализационных механизмов, сменяемых с возрастом более осторожным и консервативным поведением, во втором – действительным механизмом социальных изменений. Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо связать установки молодых людей на демократию с их готовностью к участию в общественных и политических процессах, принятием на себя ответственности за положение дел в обществе и практической работой в разного рода общественных организациях (гражданского общества, политических партиях). Но никаких признаков собственного участия и продвижения этих ценностей и требований не отмечается: напротив, абсолютное большинство молодых людей совершенно недвусмысленно заявляет, что они не хотят (или не могут, что в данном случае одно и то же) участвовать в политике и принимать на себя ответственность за реализацию нового политического курса, политику демократических изменений. Примерно половину опрошенных (48 %) политика не интересует (чаще об этом сказали женщины – 49 %, самые молодые из
