Зоосити - Лорен Бьюкес

Мы все знаем, что сейчас будет. Все молчат. Мангуст ходит туда-сюда по подоконнику; усики у него дрожат. Сирены все громче. Медведь неподвижно лежит на мостовой рядом с покореженным металлическим каркасом уличного лотка.

Атмосферное давление стремительно понижается, как перед грозой. Мы слышим мерзкий звук — сначала он низкий и негромкий. Завывание все громче. И вдруг от деревьев начинают отделяться тени, как капли дождя после ливня. Темнота разрастается и сгущается, а потом бурлит. Японцы считают, что это голодные духи. Сайентологи называют явление «физическим воплощением подавленных энграмм». Некоторые очевидцы якобы слышат во мраке скрежет зубовный и видят рябь. Многие пытались записать явление на видео, но выходит лишь непроницаемая тьма. Мне больше нравится представлять явление черной дырой, холодной и безличной, как космос. Может быть, очутившись на другой стороне, мы превращаемся в звезды?

Пятно мрака проносится по дороге следом за убегающим человеком. Мистер Хан закрывает дочери глаза, хотя лучше бы защитил ее уши. Мы слышим вопль. Миг — и вопль резко обрывается.

Миссис Хан снова цокает языком. Она первая нарушает молчание, которое тяжело давит на нас, как будто кто-то вдруг нарушил закон всемирного тяготения:

— Ну и город!

А мне в голову приходит другая мысль.

— «Где твои родители?» — шепчу я, вспомнив свою галлюцинацию, продавщицу, у которой на беджике написано: «Убийца! Убийца! Убийца!» Продавщица склоняется надо мной… Мне пять лет…

— Родители? Кому-нибудь придется им рассказать, — соглашается миссис Хан. — А ну, пошли! — Она прогоняет от окна и дочь, и нас.

Глава 24

К утру, когда я просыпаюсь невыспавшаяся и злая, муниципальные уборщики уже сделали свое дело. Кровь смыли шлангами. Медвежий труп убрали. О ночном происшествии напоминает лишь черное пятно на асфальте, похожее сверху на воронку от взрыва, да желтая заградительная лента, перегородившая улицу. Плотный утренний поток машин движется в обход Твист-стрит.

Если бы только бригада уборщиков могла так же разобраться с моей машиной! Бенуа изумленно смотрит на нее, но ничего не говорит. Не только мне вчера досталось — «капри» тоже пострадал. Над ним изрядно потрудились. Дверцы вдавлены внутрь, фары разбиты, а на капоте огромными буквами выведено слово из трех букв. На лобовом стекле паутина трещин; в него били чем-то тяжелым. Наверное, ломом, который валяется на заднем сиденье. Им же вспороли обивку. Ну и в довершение всего нагадили на капоте — судя по запаху, не собаки, а люди. Хорошо, хоть не в салоне…

— Издержки профессии, — объясняю я Бенуа.

Теперь-то мне легко импровизировать. Вчера, когда таксист, который все-таки согласился довезти нас, остановился перед «Маи-Маи», рынок был уже закрыт, на стоянку легли длинные тени. Стоянка была совершенно пуста, если не считать обломков «капри». Я потребовала, чтобы таксист подождал, пока я заведу мотор. Вдруг они еще где-то рядом, скорчились под брезентом и наблюдают? Нет, скорее всего, рыщут где-то в городе… На всякий случай я подошла поближе к брезенту и показала средний палец. Надо было и машину бросить, но я упрямая. Не желаю, чтобы выводок крысят-наркоманов из канализации думал, будто им удалось меня запугать.

Я веду машину; Бенуа разглядывает синяки и царапины у меня на руке. На второй день они выглядят еще хуже. Будь я поумнее, не надела бы платье без рукавов.

— Тебе следовало вызвать полицию, — говорит он.

— Бенуа, полиции на нас наплевать.

— Значит, надо было, чтобы с тобой поехал я.

— Разве ты днем не работаешь?

— Я, так или иначе, скоро уезжаю…

— А еще тебе надо все устроить, подготовиться к путешествию.

— Могла бы просто ответить: «Нет, спасибо».

— Кстати, если хочешь мне помочь, ты в самом деле можешь оказать мне одну услугу… Только учти, это рискованно.

Бенуа вздыхает:

— От тебя я ничего другого и не жду.

— Да ладно тебе! Д’Найс гораздо хуже меня.

— Зато он далеко не такой красивый.

— Все твоей жене расскажу! — шучу я на автопилоте. Теперь нам с ним постоянно приходится обходить острые углы.

— Учти, мое предложение стать второй женой еще в силе, — говорит Бенуа, делая хорошую мину при плохой игре.

— Я подумаю, но только при одном условии. Узнай, где живет некий Роналдо, вышибала из ночного клуба «Контрреволюция». Фамилию не знаю. Он служит в агентстве «Часовой», у него на форме такой же золотой шлем, как у тебя. — Я тычу пальцем в беджик с именем «Элайас».

— Попробую, — отвечает Бенуа.

Мы подъезжаем к сегодняшнему месту его работы. Ему предстоит охранять небольшой заводик, на котором спиртное разливают в бутылки. Администрация «Часового» любит переводить охранников с места на место, чтобы ни один не успел присмотреться и продать ценные сведения мелким бандитам вроде Д’Найса. Который, в свою очередь, наверняка толкнет полученную информацию банде вооруженных грабителей.

— Мне вообще не обязательно сегодня работать, — говорит Бенуа, не вылезая из машины. — Один день они как-нибудь обойдутся и без охранника.

— Из-за тебя может пострадать Элайас, — напоминаю я, не снимая рук с руля. Так легче противиться искушению прикоснуться к нему.

— По крайней мере, возьми мой телефон.

— Ничего со мной не случится. Буду держаться подальше от канализации и малолетних наркоманов с заточками…

Бенуа явно страдает.

— Пока, шери! — говорит он, склоняется ко мне и быстро целует в щеку.

И только доехав до элитного поселка Мэйфилдз с полем для гольфа, я понимаю, что он, воспользовавшись случаем, сунул свой мобильник мне в бардачок… Вот хитрюга!

К сожалению, из моей машины до сих пор не выветрился аромат канализации. Я вхожу к миссис Лутули, распространяя вокруг себя такое амбре, что она невольно вздрагивает. Но миссис Лутули — женщина вежливая; она молча заваривает мне крепкий чай и, не спрашивая, доливает молока и кладет сахар. Пока я пью чай, она что-то ищет наверху.

Минут через десять она возвращается с обувной коробкой. Надевает очки и по одной вынимает фотографии.

— Что именно вы ищете?

— Скажу, когда увижу. Можно? — Я высыпаю содержимое на рабочий стол и перебираю снимки. Большинство из них давно остыли.

Наконец-то… Хватаю снимок, переворачиваю его. На снимке мужчина и женщина в день свадьбы — родители Сонг и С’бу. Молодожены щурятся на солнце у подножия лестницы, которая, скорее всего, ведет к ратуше или небольшой, скромной церкви. Жених в белом костюме с большими лацканами, невеста неуклюже держит букет розовых роз и космей. Чувствую слабую связь. Выцветшую, хрупкую, ее трудно рассмотреть на свету. Правда, с фотографиями я никогда не работала, если только фотография не была потерянной вещью, которую меня просили найти. Мне и в голову не приходило отыскивать по фотографии людей. В голове мелькает, как вспышка: Всемирный торговый центр… Нелепость какая-то!

— Как несправедливо, — качает головой миссис Лутули. — Они так рано осиротели!

— Можно мне взять ее на время?

— Не знаю, сохранились ли у меня негативы… — нерешительно возражает миссис Лутули.

Но я уже на пороге, я начинаю разматывать тонкую нить, как Тезей. Будем надеяться, на том конце клубка — не Минотавр.

И все же лучше бы я наткнулась на Минотавра. Потому что я не нахожу ничего. Езжу кругами, пытаясь поймать призрачные нити, которые выцветают, как нечеткие радиосигналы. Звонит телефон Бенуа. Это безнадежно! Сонгвеза сейчас где угодно. Может быть, пьет мокачино в кафе «Паркхерст», а может, сидит в каком-нибудь подвале в Крюгерсдорпе, привязанная к стулу. Вот бы подобраться к ней поближе! Тогда мне, возможно, и удалось бы распутать весь клубок. Но с чего начать, черт побери? Я смотрю на телефон Бенуа; он непрерывно исполняет гангста-рэп. Судя по надписи на дисплее, звонок с закрытого номера. Я дожидаюсь, пока включится автоответчик, но телефон все звонит — настойчиво, отвлекая меня. Я пропускаю указатель и въезжаю в тупик. Решаю все-таки ответить, даже если ему звонит женушка из Бурунди. Все лучше, чем слушать надоедливый речитатив.

— Алло! — говорю я, прижимая телефон к уху плечом и разворачивая машину. Обожаю полицейские развороты!

— Точного адреса достать не удалось, — говорит Бенуа. — Но могу сказать, что он живет в Хиллброу.

— Ты даже не представляешь, как это сейчас важно для меня, — отвечаю я, выруливая назад, на шоссе.

— Даже если его адрес для меня узнал Д’Найс? — спрашивает он.

— Мне все равно, от кого ты узнал его адрес, милый.

— Ладно, хорошо. Потому что Д’Найс требует у тебя двести рандов за информацию.

Последние слова притупляют мою радость, но ненамного, потому что чем ближе я к центру города, тем явственнее понимаю, что, наконец, на правильном пути. Тонкая нить утолщается; она по-прежнему хрупкая, но теперь в самом деле куда-то ведет, а не заставляет ездить по кругу.