Две жемчужные нити - Василий Кучер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Попискивает радио в наушниках лейтенанта. Очень хорошо, значит, есть прямая связь со штабом, а там адмирал. Но где он? То ли качается в море, то ли сидит за стеклянной стеной, где тихо и тепло, а ноги утопают в пушистых коврах? Но какое значение это имеет теперь — ведь секундная стрелка уже отсчитывает последние мгновения. Конец длительному, нудному ожиданию, которое, казалось, тянулось вечность. Уже все. Конец. Вот и этот рубикон.
Гнат поворачивает ключ в стальном сейфе, где лежат секретные карты, лоции и квадраты моря, и, затаив дыхание, выхватывает пакет номер один. Пакет был вручен Бурчаку в штабе три дня назад, и при этом приказано вскрыть конверт и прочитать его в заданном квадрате моря, в точно указанное время, секунда в секунду.
Треснула сургучная печать — и приказ ожил. Короткий и четкий.
Гнат, до боли стиснув зубы, печально поглядел на мутный и волнистый от шторма морской горизонт. Разорванный конверт с приказом положил обратно в сейф. Сухо щелкнули стальные замки. Лейтенант взглянул на матросов и понял: они все видели и ждут его команды. Но в глазах его лишь на миг сверкает знакомая искорка: «Держись, орлы». А потом он сдвигает густые брови, так что они совсем сходятся на переносье. Стоит словно перед боевым строем, одергивает реглан, крепко стянутый поясом. И нет больше доброго, чуткого Гната Бурчака. Его место занимает суровый, непоколебимый лейтенант военно-морского флота командир катера, от которого сейчас зависит все. Нет, не все. На железной палубе он не один. Здесь морское товарищество. Его приказ звучит по радио хрипло, простуженно, но твердо и отрывисто, как удар стального леера. И когда он вслед за тем спрашивает, как люди поняли боевое задание, то искорка «Держись, орлы!» вспыхивает снова. Матросы поняли и точно повторили приказ. Надо обнаружить в заданном квадрате за далеким горизонтом «вражеский» корабль. Командиру предстоит увидеть его на экране радара, определить направление, скорость хода и доложить в штаб шифровкой, что цель поймана, орудия наведены, катер готов к выполнению задания. После чего из штаба последует приказ расстрелять крейсер.
Петр Шпичка даже привстал. Было ясно, в штабе уже засекли это мгновение на всех штурманских часах и ждут, как поведет себя во времени катер лейтенанта Бурчака. Штурманские часы отсчитывают секунды, а в распоряжении Гната Бурчака были еще меньшие единицы времени, на которые он и старался делить каждую операцию экипажа. Тут он не боялся. Катер уложится в самую жесточайшую норму. Его тревожило другое: цель — живой корабль. Странно. Более чем странно!
А шторм свирепствовал, захлебывался, впивался белыми зубами в железную палубу, которая не высыхала третьи сутки. Но приказ есть приказ. Его не передокладывают. Гнат вспомнил, как Олеся спорила, доказывая, что это косность, если офицеры не передокладывают адмиралу о явно нелепых приказах. Нет, девочка, флот есть флот. Тут некогда передокладывать. Поймал вражеский корабль. Засек. И бей! Не думай! Бей!
Квадрат «вражеского» корабля найден. Ох как далеко. Сотни миль. Гнат чувствует, как вздулись вены на висках и кровь прилила к голове. Молниеносно и точно он множит и делит десятки цифр, запоминает главные узловые результаты. И слышит, как напряженно и чутко ловит невидимые стрелы его радар. Как сотни далеких лучиков, словно солнечный свет, летят к высоким антеннам и там, в сложнейших аппаратах, превращаются в визуальную картину. Даже не верится, что видимые на экране предметы на самом деле находятся где-то далеко, за этим разбушевавшимся морским горизонтом.
Припадая к резиновым окулярам телевизионного экрана, который стоит в стальном ящике вертикально, Гнат краешком глаза следит за Петром Шпичкой. Отфыркиваясь, тот уже не отряхивает комбинезон, не ежится перед новым валом — приседая, наводит орудие на цель. Теперь Гнат окончательно убежден: Петр Шпичка отлично усвоил науку. Он, точно рассчитав траекторию полета, поставил магнитный заряд, прежде чем возвел ствол в небо.
«Подам рапорт, чтобы Петра Шпичку представили к награде за отличную службу. Орел!» — думает Гнат Бурчак, ловя на экране далекие, почти недосягаемые импульсы. Но они все же есть! Они уже мигают, всякий раз утолщаясь и приобретая более отчетливые контуры, визуально очерчивая движущуюся цель. На катер обрушиваются один за другим пятиэтажные валы, швыряют его под воду, Гнат забывает обо всем. Вначале, разорвав пакет, он хоть на миг вспомнил Олесю, а сейчас позабыл и о ней. В голове и перед глазами лишь искристые импульсы далекого корабля и множество цифр, из которых надо запомнить только главнейшие.
Гнат напряжен как струна.
В первую минуту он нервно покусывал потрескавшиеся губы, пока не увидал кровь на чистом платке. Он чутко прислушивался к тому, как выполняет его отрывистые команды радиометрист Павлов. Тот прибыл на катер совсем недавно, и команда еще не успела с ним хорошенько познакомиться. Впервые наблюдал его в таком походе и лейтенант. Подведет или нет? Поймает ли силуэт далекого корабля, или так и засохнет на этих импульсах, от которых у Гната уже рябило в глазах? Бурчак склоняется над аппаратами, показывает Павлову все новые и новые кнопки, рычажки.
Вдруг экран блеснул. Засветился. И словно из тумана, как в сказке, в штормовом море возник крейсер.
Один миг — и Петр Шпичка нажмет кнопку, наведя на цель электронные дальномеры. И все. Крейсеру конец. Эта мысль заставляет Гната скомандовать всем своим постам, всей железной палубе:
— Отставить!
До боли в глазах он всматривался в экран, пытаясь узнать крейсер. Это был старый, заслуженный красавец. Долгое время на его мачте развевался флаг командующего. Он принимал на своей палубе самых дорогих гостей нашей страны, водил в далекие походы всю эскадру. И вдруг — огонь? Это какая-то ошибка! Не может быть! Там же люди. Матросы и офицеры. Полторы тысячи. Кого ты собираешься расстрелять, Гнат? Своих?
Лейтенант ловит на себе удивленные взгляды штурвального, комендора Шпички, слышит прерывистое дыхание и трюмного машиниста Феди Пугача. Они ничего не знают, экран им не виден. Только Павел видел все и догадался. А секунды летят. Что, лейтенант, боишься передоложить?
И кажется, что в наушниках слышится хохот Олеси и всех девушек. Последняя капля переполняет чашу колебания. Бурчак отрывисто диктует радисту шифровку для передачи молнией в штаб. Не по инстанциям, а, нарушая всякую субординацию, прямо адмиралу. Посылает раньше, чем того требует приказ в пакете.
«Атом. Я — Ракета. Цель обнаружена, но там люди. Крейсер наш. Открыть огонь не могу. Подтвердите приказ».
И полетели в эфир на крыльях электрической искры его слова, упрятанные в десятки единиц и нулей. Все цифры и цифры, и ни единого слова.
Гнат присел на стальное креслице, боясь потерять крейсер на мигающем экране. В его воображении возникала ясная картина того, что произойдет сейчас в штабе. И он не очень ошибся.
Эту ленту прочитали высшие штабные офицеры и замерли от изумления. Такого флот еще не знал. Какой-то лейтенант поставил под сомнение приказ адмирала, начал с ним бессмысленную дискуссию.
Пока огненная ленточка подвигалась к адмиралу, офицеры теснились вокруг оперативного стола, готовые взорваться от гнева. Но произошло неожиданное. Адмирал стукнул ладонью по ленте Гната и одобрительно воскликнул:
— Молодец! Он думает, товарищи! Не слепой! Не испугался, передоложил. А остальные, как видите, испугались. Представить к отличию. Бурчак раньше указанного времени засек цель и был готов к бою… А что крейсер?
— Еще пять минут, — доложил начальник штаба, — и крейсер тоже уложился бы во времени.
Адмирал поглядел в иллюминатор, увидал ту же картину, что и три дня назад. Две водяные стены мчались на эскадренный миноносец, а он рассекал их острым носом, и от этого в иллюминаторе было сумрачно, словно надвигалась ночь.
Такая же тьма нависла и над лейтенантом Бурча-ком. Он может потерять цель. Почему они там медлят?
Адмирал взглянул на часы, спросил:
— Крейсер?
— Жду, — ответил начальник штаба.
К этому времени на крейсере все было закончено. Его команда отплывала все дальше и дальше от корабля на самоходных баржах, катерах, эскадренных миноносцах, куда ее погрузили по тревоге номер один, или, как говорят матросы, по готовности «номер раз». Хотя матросов на крейсере было меньше, чем положено по уставу, но все же пересадить команду с крейсера на другие суда в такой шторм было делом нелегким. С недобрым предчувствием покидали моряки палубу крейсера, унося за плечами вещевые мешки с нехитрым моряцким скарбом. Прощались скупо, боясь уронить слезу. Они обращались к крейсеру, как к живому, близкому человеку, на «ты», разговаривали с ним шепотом, словно стыдились собственной растроганности. Крейсер на глазах всей команды вдруг осиротел.