Журнал «Если» 2008 № 02 - Кейдж БЕЙКЕР

– Нет, – объяснил я. – Если обратил, значит, было на что.

– Капшеев обратил на них внимание потому, что все, выходившие из здания, говорили о погоде, о том, сколько стоит доехать до города, ну, в общем, как обычно. А эти двое очень громко рассуждали о каком-то запахе, от которого, как выразился, по словам Капшеева, ваш родственник, человечеству настанет полный кирдык.

– Запах? – удивился я.

Относительно кирдыка… да, это лежало в русле моих рассуждений, но запах… При чем здесь запах?

– Они говорили что-нибудь еще? – спросил я.

– Говорили. Капшеев удивился – ну, про запах и кирдык – и слушал внимательно, даже пошел за ними к стоянке… Собственно, потому он и увидел, в какую машину они садились. Но расстояние было немаленькое, так что расслышал он отдельные слова, причем половину не понял и потому воспроизвести не смог.

– А те, что понял?

– Немного – «южный склон», и еще тот, второй, воскликнул: «Не дай Бог, если вылечится, тогда действительно кранты!» Капшеев подумал, что это врачи, торопятся к больному, но почему «не дай Бог, если вылечится»? Странно, да?

– Спасибо, что позвонили, – сказал я. – Что теперь делать будем?

– Ну, – ворчливо, с сознанием собственной значимости произнес капитан, – вы ничего делать не будете, отдыхайте и ждите, я вам позвоню. Все возможное уже делается. К вам просьба: может, вы или жена пропавшего знаете его спутника.

– Я не знаю.

– Может, жена знает, это сразу сузит круг поисков. Мой телефон у вас есть, звоните сразу.

– Нашли? – спросила тетя Женя странным голосом, когда я, постучав и услышав «да!», вошел в комнату: она сидела на кровати, обхватив шею ладонями обеих рук.

Я присел рядом на краешек кровати и пересказал все, что услышал от капитана.

– Вы знаете, может быть… какой-то знакомый Николая Геннадьевича, который живет поблизости? Они говорили о науке – значит, он может быть и астрономом. Или геофизиком.

Тетя Женя отрицательно качала головой. Нет, нет, нет… Не знала она никого, к кому Коля мог бы направиться с такими конспиративными предосторожностями.

– Вам надо хорошо отдохнуть, – сказал я. – Скорее всего, утром что-нибудь все-таки выяснится, и нужно будет ехать.

– Да, – сказала тетя Женя. Она сосредоточенно думала о чем-то и не собиралась, похоже, делиться своими мыслями. Может, мы думали об одном и том же?

Вряд ли.

– Хотите поесть? – сказал я. – За углом неплохое кафе, там есть и интернет…

– Не хочу я есть. Ты проверил почту? Есть что-то… Нет, конечно. Ты прав, Юра, надо отдохнуть. Иди, я еще полежу.

Ей надо было и поесть что-нибудь, но спорить с тетей Женей я не решался.

Я пошел к себе, в соседний номер, который был так мал, что даже прикроватная тумбочка не вместилась, а дверцы встроенного шкафа, если их открыть, упирались в кровать.

Я набрал номер Новинского, в Питере было утро, и ответил он сразу, будто ждал моего звонка.

– Нашелся? – спросил Григорий Аронович, и я очень коротко (время – деньги) рассказал о таинственном незнакомце.

– Как в плохом триллере, – буркнул Новинский и добавил: – Послушайте, Юрий, если мы будем разговаривать по мобильному, вы скоро разоритесь. Там есть интернет?

Народу в кафе прибавилось, шума – тоже, я боялся, что на этот раз компьютер окажется занят, но мне опять повезло. Туристам, похоже, было не до мировой паутины, они пили пиво (на стене висела табличка: «Приносить и распивать крепкие спиртные напитки запрещено») и пели песни о «лаве, текущей по нашей душе». Странные слова, но, наверное, в них был не понятый мною смысл.

Подключился, и через минуту внизу экрана побежали буквы. Разговор наш с Новинским перешел к конкретным вопросам. Я переслал ему обнаруженную записку Николая Геннадьевича, и Григорий Аронович, понятно, тоже отверг мысль, что речь шла о Боге. Она, Он… Конечно, живое существо. При чем здесь, однако, глобальное потепление, гомеопатия, история болезни? Как это связать? Проще всего – никак не связывать. Н.Г. болеет, в последние месяцы болезнь приняла странную форму. Нужно посоветоваться с психиатрами, а не с астрофизиками или климатологами. Скорее всего, коллеги Н.Г. так и думают. Возможно, так думает даже тетя Женя. Но мне во всем, что делал Николай Геннадьевич, чудилась железная логика, которую мы пока не понимали. И каждое слово в его письмах стояло на месте. Если он написал «гомеопатия» рядом с «глобальным потеплением», значит…

«Юрий, – поехала строчка от Новинского, – невозможно, чтобы Черепанов не подготовил текста статьи. Он не ввязался бы в эту авантюру, если бы не получил окончательного, с его точки зрения, ответа. Нужно найти текст. Вы уверены, что текста нет в его домашнем компьютере? Он мог не посылать статью в сеть, хранить на жестком или на лазерном диске, вы все проверили?»

«Нет, конечно».

«Вы можете попросить сделать это кого-нибудь из московских коллег Черепанова?»

«Я – нет, Евгения Алексеевна может. Но толку от этого не будет: компьютер в квартире на Вернадского, ключ у Евгении Алексеевны (и у самого Николая Геннадьевича, конечно). Как попасть в квартиру? Взламывать дверь?»

«Да, не годится. Может, в компьютере на работе?»

«Я скажу Евгении Алексеевне. Свяжемся с кем-нибудь из его отдела, я этих людей не знаю, но электронные адреса есть в почте Николая Геннадьевича, я их вижу».

«Время идет, – напомнил Новинский. – Попробуйте прямо сейчас».

Я попробовал. Составил и послал по двадцати шести адресам письмо с просьбой при первой же возможности поискать в компьютерах лаборатории внегалактической астрономии документы с такими ключевыми словами…

Я не ждал ответа раньше утра, но получил почти сразу, не прошло и десяти минут. Писал Михаил Уваров, аспирант Н.Г.

«Я нашел несколько документов, – было в письме. – Не уверен, что именно это Вам нужно, пересылаю, смотрите сами».

«Получилось!» – написал я Новинскому и получил в ответ изображение улыбающейся рожицы.

«Перешлите и мне, – попросил он, – подумаем вместе, у меня есть кое-какие соображения, но я не уверен, что они достаточно безумные, чтобы быть верными».

Фраза показалась двусмысленной, учитывая обстоятельства, но я оставил свое мнение при себе, отослал четыре текста, присланных из Москвы, и вывел на экран первый из них, сразу посмотрев на дату создания и последнего редактирования документа. Файл был создан 4 января нынешнего года (прошло почти семь месяцев), а редактирован в последний раз 23 июля. За двое суток до отлета!

Полагаю, что этот текст будет обнаружен в моих файлах уже после того, как эксперимент завершится. Я не знаю, каким окажется результат. Если бы знал, не было бы смысла в эксперименте. Если я не присутствую при чтении, значит, для меня лично эксперимент закончился неудачно. Хотя… Что означает, в данном случае, удача?Не хочу обсуждать это. Моя судьба… Нет, о собственной судьбе – в документе 3. Здесь – обоснование и начальные условия.