Плохие люди - Михаил Рагимов

уперевшись в междуножие. Откинулся на спину, ухватил ступню и безжалостно дернул с подкрутом.

Надо же, оказывается, можно и просто так, если знаешь как. Бертран узнал. Лютая боль пронзила от макушки до пяток — словно раскаленная игла, толщиной в руку! Он истошно завопил, не в силах сдерживаться. Вопль перешел в столь же громкий визг и всхлипы — слезы сами собой навернулись.

Погоня ответила на его «призыв» радостными криками.

— Сука ты! — беззлобно ругнулся Бертран, когда боль немного отступила, а по спине побежала испарина.

— Пошли, — устало выдохнул Дудочник и помог командиру подняться.

Ступня больше не норовила подвернуться, но каждый шаг давался с усилием, сустав опухал на глазах, распирая сапог — к вечеру придется резать, иначе никак не снять. А голоса становились все громче, значит и ближе.

Товарищи по несчастью оказались у крутого обрыва, по дну которого бежал ручей — добротный такой ручей, еще немного и рекой станет.

— Нам вниз? — робко спросил Бертран, совершенно не чувствуя себя храбрым и бравым начальником. Сейчас он с готовностью согласился бы на удел обычного крестьянина, можно даже не арендатора. Можно даже городского нищеброда. Только бы живого и чтобы не переговаривались умелые преследователи.

— А ты сомневался?

— Бля, — обреченно выдохнул Суи и обрушился в ручей, вместе с краем обрыва.

Следом бухнулся Дудочник.

Ледяная вода мигом охладила разгоряченные тела, слегка усмирила боль в ноге. Бертран подумал, что тут и кровохарканье себе намотать можно, холод, он, падла такая, коварен. Но это будет потом, а может и не будет. Беспокоиться лучше о нынешнем.

Соратники медленно шли по ручью вверх, борясь с течением.

— Оступишься, унесет! — намекнул Дудочник.

— Да что ты такое говоришь! — нервно хихикнул Бертран. — А я и не догадывался!

Наконец, когда уже сил не оставалось даже чтобы дышать — сопели сквозь зубы, впитывали воздух кожей, Дудочник, который вертел головой, что твой журавль в поисках жирных лягушек, увидел, что искал. И молча потащил Бертрана за собой, на пологий берег, где за узкой полоской гальки начинались кусты шиповника.

Забравшись в колючую глубь, так и норовящую выдрать кусок мяса из смертельно уставшего тела, соратники упали замертво. И только хриплое дыхание сотрясало заросли, распугивая ласок, хорьков и прочих муравьев-падалегрызов, только и ждущих удобного мига, дабы вонзить в добычу когти, клыки и жвалы. Ногу тянуло и рвало, как раскаленными клещами палача. На дознании Бертран, конечно же, не бывал, однако был уверен, что чувство именно такое.

На колючих ветвях над головами висели крупные ягоды.

— Еще немного, и можно будет собирать, — с хрипом проговорил Дудочник.

— У нас из него варенье делали… В Суре.

У Бертрана уж слезы навернулись на глаза. Эх, Сура… было же время! Кажется, годы прошли.

А может все это мне за грехи тяжкие? — подумалось неожиданно трезво и здраво. Как ни крути, Бертран стал большим грешником. Не совсем конечно злодеем, типа Мармота, но… совсем, наверное, если подумать. Грабил, убивал, прельщал малых сих неправедным богатством. Обманывал… ну, это не считается, кто говорит, что не пускал с языка ложь, яко змий сцеживает яд, тот суть пиздобол. Все врут. И сквернословие в ту же копилку.

Суи захотелось плакать еще сильнее — теперь еще и от жалости к себе, смешанной с отвращением. От запоздалого раскаяния пополам с отчаянной надеждой — вдруг Боженька примет искреннее покаяние злодея? Бертран ведь больше никогда-приникогда так больше делать не будет! Уйдет к монахам, грехи замаливать, творить добрые дела, переводить старушек через хлипкие мосты, обмывать гноящиеся раны сирым да убогим и все такое.

В тот миг, когда Суи решил уж было перекатиться на пузо и начать неистово молиться, Дудочник пробормотал:

— А у нас наливку из шиповника ставят. Прямо таки восторг жидкий…

Молиться отчего-то расхотелось. Точнее Бертран подумал, что если молиться про себя, то Пантократор не расслышит. А если вслух, то услышат загонщики.

Тихо журчал ручей, шелестели листья, гудели толстенькие шмели…

Захлюпала вода. Кто-то шел по ручью. Слишком быстро. И совершенно неотвратимо.

Бертран со стоном попытался встать. Дудочник грязной рукой заткнул ему рот:

- Тихо! Ты — дохлая мышка. Понял?

Суи кивнул. Замер.

Не прошло и двух пальцев, как загнанные соратники увидели преследователей. Меж высоких берегов, промытых трудолюбивым ручьем за многие годы, шли трое в проклятых коттах. Разумеется, белого цвета на них оставалось — и резаным грошиком не накрыть. Тем более что изначально ткань была скорее светло-серой. Долгая погоня далась нелегко всем. Солдаты шли тяжело, но головами крутили во все стороны, цепляясь глазами в любую подозрительность. И прослеживалась в их движениях спокойная, уже знакомая Суи уверенность в себе. Несуетливая готовность встретить любую неожиданность и проломить ей башку. Кольчуги на преследователях были хорошие, в меру длинные, с рукавами, проволокой не чиненые. Сапоги, не башмаки какие-нибудь, при этом «белокоттовые» шлепали по воде как по сухому тракту. Следовательно, либо очень хотели найти беглецов, либо зарабатывали своим ремеслом так, что могли не беречь дорогую обувь. И то, и другое крайне скверно.

Бертран даже дышать перестал. Слился с шиповником, травой, камнями, землей и небом…

Но идущему первым, высокому, узкоплечему, с коротким копьем городской стражи в руках — самое то рубиться в камышах! — будто черти ворожили.

Он словно бы споткнулся там, где несчастные разбойники выбрались из воды. В спину ему чуть не стукнулись те двое, что шли сзади. Копьеносец недовольно шевельнул усами, аккуратно и даже немного щегольски подстриженными — к брадобрею ходит, падла, не иначе! И двинулся аккурат на те кусты, где вжались в грязь соратники, шипевшие тихонько от страха кастрированными хорьками. Бертран судорожно схватился за топор, чудом не брошенный при бегстве. Выжить он и не собирался — но настроение безвольно подставить горло под нож пропало — краткий отдых позволил чуточку высунуть нос храбрости из топкой глубины.

Солдат подошел чуть ли не вплотную к беглецам. Суи видел каждое пятнышко на грязной котте, ощущал густую волну кислой вони разгоряченного тела и мокрой кожи. Еще бы, попробуй, побегай в железе и плотном поддоспешнике. А от леденящего запаха оружия, соскучившегося по горячему, и вовсе свело горло…

Копье раздвинуло ветки, чуть не срезав кончиком нос Дудочнику. Солдат и стрелок встретились взглядами. Убегающий задергался, словно пришпиленный вилами. Глаза догоняющего расширились, он замер, и сердце Бертрана остановилось, пропустив два удара.

Усатый потряс головой, сплюнул. Тяжело вздохнув, отвернулся. Прокричал, куда громче, чем следовало:

- Наверное, они дальше побежали! Или свернули где. Хитрые суки!

И пошел к ручью, где на узком бережке ждали остальные. О чем-то коротко переговорил, скупо отмахиваясь левой, свободной рукой. Копье в правой чертило загадочные рисунки, чиркая окованным древком по камням. Солдаты медленно вошли в ручей и пошли обратно, громко ругая быстрое течение. «Хитрые суки» не удостоились ни единого слова — даже обидно как-то!

Бертран уставился на Дудочника. Тот пожал плечами. Суи прибавил вопросительности. Затем еще немного — умей он жечь глазами, в соратнике получилось бы две дырки. С дымящимися краями.

Дудочник отвернулся, шепнув:

— Потом. А теперь лежи. Может они тут не одни. Еще на кого наткнемся — уже не отхрюкаемся.

Суи скрипнул зубами, но кивнул сам себе. Потом, так потом. Но решил, что ответ он получит обязательно. Пригодится такое знание, вдруг еще придется от кого-то бежать.

Облегчение от удачного разрешения всех бед оказалось так велико, что Бертран и не вспомнил про застрявших на мосту бабушек, гноящиеся раны убогих, и прочие светлые намерения.

* * *

Когда солнце опустилось на пару ладоней, Суи понял, что больше ждать он не может. Режьте-пилите, иголки под ногти загоняйте, но, сколько можно, черти вас заешь, валяться под кустом сущей дохлятиной⁈

— Как думаешь, они далеко ушли? — шепнул он Дудочнику.

Тот дернул плечом, пожевал травинку — с таким видом, будто в ней вся мудрость земная…

— Давно и далеко. По ручью как ушлепали и все. Дураков нет зря ноги мочить. Заебешься потом обувь сушить и салом натирать.

— Так нахера мы тут лежим⁈ — громко, не скрываясь, спросил Бертран.

— Ты у нас командир, — снова дернул плечом стрелок. — Ты лежишь, я лежу. Может, ты решил яйца высиживать.

Суи захотелось ударить негодяя чем-нибудь тяжелым. К примеру,