Повторение пройденного - Сергей Баруздин

— Вот именно, нечего, — повторил Володя.

И вдруг Соколов взметнулся:

— Слушай, Протопопов, хватит! Дали маху — и молчи! Тебе, право, что немец, что лошадь! А вы, отец, не сердитесь. Думали лучше… Да вот…

Вскоре мы разделились. Володя направился с Соколовым, а я с комбатом Заикиным. Нечего сказать, повезло!

Бои за Бреслау пока не увенчались успехом. Несколько штурмов города, превращенного немцами в настоящую крепость, захлебнулись, и теперь сюда подтягивались новые наши части, ранее ушедшие далеко вперед. После создания опорной артсети на юго-западных окраинах города нам предстояло создать такую же сеть на севере и северо-западе, куда подходила наша артиллерия. Видимо, Бреслау решили взять в кольцо, чтобы покончить с опостылевшей группировкой в тылу фронта.

Теперь город лежал слева от нас — мы узнавали его по клубам черного дыма, по вспышкам снарядов и мин. Над ним висели темные серые тучи, уходившие к самому горизонту.

— Подожди, — сказал мне Заикин, когда мы подошли по узкой скользкой тропке к разбитому скотному двору. — Посмотрим…

Он достал из планшетки карту:

— Где автострада, тут?

Автострада Бреслау — Берлин была в стороне, в нескольких километрах от нас, и я не очень понял, зачем она понадобилась младшему лейтенанту.

— Для ориентировки, — сказал он, будто угадывая мои мысли.

— Так для ориентировки есть вон та колокольня, и вот на карте она. А потом здесь город, кажется. Кант называется. Вот он тоже на карте, — объяснил я. — И еще скрещение двух дорог у леска, кладбище и сам лес. Дорог и кладбища на карте нет, а лесок значится.

— Я смотрю, ты смыслишь, — дружелюбно произнес Заикин. — Видно, натренировал вас бывший комбат.

— Почему бывший?

— Ладно, ладно, не сердись!

Уже через полчаса мы выбрали места для первого и второго постов и двинулись к перекрестку дорог, чтобы подумать о третьем.

Дороги оказались безлюдными, и мы направились по одной из них, правой, к леску. Прошли мимо нескольких, судя по всему, пустых домиков с многочисленными следами осколков и пуль на стенах, миновали кладбище и полуразрушенный бетонный мостик через грязный ручей.

Вдруг сзади ударили автоматные очереди.

Я инстинктивно свалился на край дороги, а Заикин продолжал стоять, удивленно обернувшись.

— Ложитесь, товарищ младший лейтенант, — шепнул я.

Не успел Заикин броситься на обочину, как в воздухе и рикошетом по асфальту вновь хлестнула очередь.

Стреляли, судя по всему, как раз из домиков, которые мы только что миновали, или с кладбища.

— Что это значит? — не то спросил, не то удивился Заикин. — Ведь сам майор… — Он не договорил.

С опушки леска кто-то усиленно махал нам, и чертыхался, и кричал явно по-русски.

— Давай сюда, черт вас подери! — услышали мы наконец, когда посмотрели вперед.

Лесок был рядом, и там находились наши.

— Поползли? — предложил Заикин.

— Поползли.

Нас встретили не очень восторженно:

— Ныряй в окоп!

— Тоже храбрецы выискались!

— Дорога фрицами перерезана, они прут, как по проспекту.

— Зелень!

Заикин пробовал защищаться:

— Но здесь не должно было быть противника.

— Нас тоже не должно тут быть, — зло произнес сухонький капитан, — а с рассвета сидим, отбиваемся!

— Трофеев ждем, — подтвердил кто-то.

Мы сидели в окопе, по пояс в воде. Пожилые солдаты, сержант и капитан, оказалось, попали сюда тоже случайно, на рассвете. Они направлялись в штаб пехотного полка, но столкнулись с немцами и заняли оборону.

— Трофейщики мы, — пояснил сержант. — Трофейная команда, а капитан вот — финчасть полковая.

— Откуда же этот противник? — недоумевал Заикин. — Много их?

— Взвода два, — пояснил капитан. — И еще бронетранспортер, вот за тем домиком стоит. А на кладбище — фаустпатронщики. Небось сейчас опять попрут, как утром…

Это, видимо, была одна из многих бродячих групп немецких войск, застрявших в момент нашего наступления у нас в тылу. А может, немцы пробивались из Бреслау, судьба которого так или иначе была предрешена.

— Как мы прошли, ума не приложу, — сказал Заикин.

Мы просидели в окопе час и еще два, а немцы и не пытались прорываться. Лишь изредка они строчили по леску из автоматов и один раз выпустили фаустпатрон. Он даже не долетел до нашего окопа, а разорвался метрах в пятидесяти в придорожной канаве.

Мой младший лейтенант начал нервничать. Хотелось есть, а ни у нас, ни у трофейщиков с собой ничего не оказалось. Да и сидение в мокром окопе было бессмысленным. Сколько можно ждать этих немцев! Или — кто кого пересидит?

Заикин шептался о чем-то с капитаном и наконец махнул мне:

— Пошли! Через лес и той стороной, а там вернемся. У нас своя задача в конце концов.

Я вылез из окопа вслед за младшим лейтенантом. Мелкими перебежками мы двинулись через реденький лесок. За нами загремели выстрелы. Мы оглянулись.

— Надо, пожалуй, вернуться, — прошептал мне Заикин и вдруг добавил: — Как ты думаешь? А то нехорошо получается!

— По-моему, тоже, — сказал я.

Через минуту мы были опять в окопе рядом с трофейщиками и вели огонь по дороге. По ней двигался бронетранспортер, тихий, беззвучный и какой-то пришибленный — видимо, потому, что израсходовал весь свой огневой запас. Вслед за ним три мотоцикла с колясками и группа пеших немцев — человек десять — двенадцать. Немцы стреляли в нашу сторону из автоматов, стреляли довольно сумбурно, с единственной надеждой — пробиться.

— Ну вот, общая задача у нас оказалась, — бросил нам капитан, перезаряжая свой пистолет. — А между тем у меня тоже своя задача, ничего общего…

Заикин промолчал.

Мы стреляли по немцам, естественно, пропуская бронетранспортер. Оружие наше — автоматы, винтовки и два офицерских пистолета — не годилось для поражения брони. Немцы замешкались. Свалились под откос два неуправляемых мотоцикла. Пешие фрицы нырнули за дорогу и, отстреливаясь, пробивались вперед.

— Может, добить их? — спросил сержант. — А то одних перебьем, а в машине…

И верно, никому из нас и в голову не пришло, что в бронетранспортере наверняка скрывался не один немец. Даже если перебить всех остальных, бронетранспортер уйдет с теми, кто сидит сейчас в нем.

Капитан взглянул на моего младшего лейтенанта, и Заикин словно понял его.

— Пошли, что ли, сержант! — крикнул он влево. — Наперерез. Гранаты есть?

Заикин вытянул из карманов шинели две гранаты, взял их в одну руку.

Сержант молчал. Тело его сползло в воду, на дно окопа. И только голова с кроваво-синим пятном под глазом прикинулась к земляной стенке окопа и застыла. Из пятна сочилась кровь.

Капитан бросился к сержанту, выхватил из воды автомат:

— Я пойду, давай гранаты…

Заикин беспрекословно сунул ему гранаты, и капитан, словно кошка, выпрыгнул из окопа к лесу.

— А этих вы добивайте! — крикнул он на ходу оставшимся в окопе солдатам.

Заикин рванулся куда-то в сторону, ударился лицом в грязь, чертыхнулся и стал вылезать из окопа вслед за капитаном. Я полез за ним.

По лесу мы бежали уже не пригибаясь, и капитан даже не удивился, что мы скачем за ним:

— Давай скорей, наперерез! Вон туда к столбу! Лишь бы успеть!

На опушке леса он споткнулся и полетел вниз под откос к дороге, поднимая руки с автоматом и гранатами.

Мы с Заикиным еле успевали за ним. И вот мы уже в придорожной канаве у столба со сбитым указателем.

— Тише дышите, черти! — шептал капитан, а сам, как и мы, еле сдерживал дыхание.

Слева по дороге полз бронетранспортер. До него оставалось метров сто, не больше. А мотоцикл? Есть ли за ним мотоцикл? Мы старались разглядеть его, но мотоцикла не было видно. Не видно и пеших немцев. Значит, молодцы наши, добили всех. Или добивали — вдали еще слышны выстрелы.

Бронетранспортер подходил все ближе и ближе к нам.

— Не стреляйте, сначала я, — шепнул капитан, стуча зубами.

То ли от ожидания, то ли от страха его всего трясло.

Мы замерли, прижавшись к земле. Еще минута. Шум мотора все слышнее.

— Спокойствие, главное — спокойствие, — шептал капитан.

Я взглянул на Заикина. Младший лейтенант был сосредоточен и только одним глазом смотрел на дорогу. Второй глаз у него был прищурен, словно он собирался стрелять. Но стрелять пока некуда и целиться некуда. Бронетранспортер полз, лязгая гусеницами, по дороге. Вот он уже совсем близко — двадцать пять, двадцать, пятнадцать, десять метров…

Дорога грохотала, шумел мотор, тяжело сопели капитан и мы с Заикиным.

— Ложись! — крикнул капитан и бросил две гранаты.

Удар! Треск! Лязг металла!

Капитан схватил автомат и начал стрелять. Из бронетранспортера выскакивали немцы — один, второй, третий. Они валялись, и мы с Заикиным тоже стреляли: он из пистолета, я из автомата.