Добро пожаловать в Ад - Андрей Воронин

Вагон катился куда-то в ночь. Может быть в прошлое, где все было гораздо проще, яснее?

Сон никак не шел.

— Здесь всегда так тихо? — спросил он у соседа.

— По-разному. Если добудут гроши на выпивку, шумят до утра, — ответил Виктор, имея в виду публику из соседнего вагона. — На той неделе чуть не спалили к черту всю нашу гостиницу.

Из конца в конец вагона можно было переговариваться, не повышая голоса.

— Давно ты здесь?

— Не очень.

— А где раньше жил?

— На Большой Академической.

— Ого, почти соседи. Я на Тимирязевской. Хотя «жил» — сильно сказано. С восемьдесят первого постоянно в отъезде. Заскочишь на недельку и опять года на два в теплые края. С позапрошлого сказал себе: хватит, навоевался. Не тут-то было. Живешь как на раскрученном колесе — на месте не удержаться, раз за разом отбрасывает к краю.

Виктор слушал молча. По вагону поползли бледные отсветы проходящего мимо поезда.

— Без меня два или три раза залезали в квартиру.

Пустой номер — нечего брать. Телевизора и то не держу.

— У меня было по-другому, — вымолвил Виктор. — Работа — дом, вот и весь маршрут.

— А чем занимался? Извини, конечно, что лезу…

— Музыкой, играл на саксофоне.

— Серьезно? — Рублев с уважением относился к людям, умевшим делать недоступные для него вещи. — В оркестре?

— Нет, в кабаке.

— Я где-то слышал, что у слепых обычно стопроцентный музыкальных слух.

— Тогда я еще был в норме.

«Ладно, молчи уже, а то все время попадаешь куда не надо», — сделал себе выговор Рублев.

Повернулся к стенке, чтобы, наконец, уснуть.

«Плохо, брат. Разбередил человека, а теперь бросаешь одного, наедине с прошлым.»

— Виктор, слышишь? А как играешь: по нотам или на слух?

— Все равно.

«Чего ты тогда здесь потерял? Неужели в целом городе не нашел бы работы? — подумал Рублев, но промолчал — чужая душа потемки».

— Когда стояли под Тузлой у нас был в отряде один серб. На обыкновенной дудочке такое выдавал.

— У каждого свой инструмент.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ИНСТРУМЕНТ ДЛЯ ДУШИ

В девять часов вечера Борис Рублев сошел с автобуса возле девятиэтажки на Большой Академической. Возле подъезда прогуливала собачонку женщина в куртке с капюшоном. На автомобили во дворе тихо падали осенние листья.

Рублев волновался больше, чем перед боевой операцией. Волновался потому, что чувствовал себя не в своей стихии. Он уже поднимался на шестой этаж когда услышал за дверью голоса. Квартира Виктора оказалось занятой. Кто и как сумел это провернуть — разбирательство придется отложить на потом. Сейчас надо решить вопрос с инструментом.

Комбат спустился вниз, чтобы выкурить сигарету и успокоиться. Отправляясь в город, он ничего не сказал соседу, но все равно ощущал груз ответственности.

Заканчивался второй день его «вокзального» бытия. Его пристроили тянуть от вагона на склад груженую тележку.

Прицепили лямку, чтобы он смог обойтись без рук. После двух десятков рейсов даже у такого выносливого человека, как Рублев, гудели ноги, ломило поясницу. Накормили, правда, неплохо — бутылка пива, вермишель с кетчупом, еще не остывшая порция вокзального шашлыка.

Немного передохнув после работы, он выбрался в город. Мог ли он представить, что первый раз выйдет с «базы» по такому необычному поводу? Ведь в голове сидел перечень неотложных дел…

Затоптав окурок, Рублев поднялся на лифте и позвонил. Глазок затемнился изнутри.

— Кто вам нужен? — спросил недовольный и заранее недоверчивый голос.

Комбат посмотрел на себя со стороны: человек внушительных габаритов, с рукой на перевязи, подпоясанный широким армейским поясом.

— Виктор просил забрать его инструмент. По крайней мере узнать, где он находится, — выговорил Комбат как можно более мирным тоном.

— Какой Виктор?

— Да что ты с ним разговариваешь? — послышался из глубины квартиры женский голос.

— Который здесь жил.

— С того света что ли передал?

Комбат не знал, что Виктора Логинова признали пропавшим без вести, а через месяц — на основании того, что в ванной комнате была обнаружена кровь именно его группы — суд вынес решение о заселении квартиры.

— Ему нужен саксофон, а вам, как я понимаю, он совершенно ни к чему. Если вы боитесь открыть, я могу спуститься вниз и встать под фонарем. Выставьте саксофон за дверь, я поднимусь и заберу.

— Гражданин, мы сейчас звоним в милицию, — сообщил женский голос из глубины квартиры. — Скажем, что те подонки, которые вырезали эту несчастную семью, еще не все, оказывается, унесли. Присылают сюда гонцов с требованиями, терроризируют нас.

«Вот оно, оказывается, в чем дело, — сердце Комбата сжалось от боли за едва знакомого человека. — Будь проклята эта жизнь.»

— Последний раз прошу по-хорошему, — терпение у него лопнуло.

— Может, в самом деле отдать, — прошептал за дверью мужской голос.

— А завтра они тебе скажут, что Виктор тут оставил десять тысяч баксов.

Новая хозяйка квартиры уже потратилась на объявление в газете о продаже саксофона.

Комбат опустил руку в карман.

— Слушай, мужик, подойди к двери. Слово есть.

Когда зрачок снова затемнился, Комбат вытащил на свет своего «Макарова».

— Сейчас в два счета отстрелю оба замка. Не знаю, кто у вас любитель музыки, но она явно не стоит таких жертв.

— Дверь не открою, — запинаясь от страха, но достаточно твердо произнес мужчина.

— Я тебе уже предлагал вариант.

— Встанешь под фонарем, а твой напарник останется здесь за дверью.

— Напарник? — переспросил Рублев.

«Если раньше они были чересчур уверены в себе, то теперь слишком напуганы.»

— Ладно, спускайте на веревке.

— Идет, — радостно согласился хозяин.

— Только привяжите прочно, чтоб не сорвался.

Через две минуты Рублев уже стоял на мокром асфальте, задрав голову вверх.

— Подаю, — послышался голос с балкона.

Красавец-саксофон повис в воздухе и медленно сделал оборот, блеснув в лучах фонаря золотистыми хитросплетениями и клапанами.

На третий день после сенсационного взрыва автомобиля с захваченным в заложники депутатом Думы пленарное заседание было посвящено прениям по расходной части бюджета. Когда дело дошло до обсуждения затрат на космические программы, Семен Красильников попросил слова:

— Я хотел бы привлечь внимание уважаемых депутатов к ненужному расточительству, форменному разбазариванию государственных денег. У нас, на территории России, есть свой космодром в Плисецке. Огромные суммы были затрачены, чтобы довести его, что называется, до ума. Одновременно мы платим Казахстану за аренду Байконура. Чего ради? Оборудование там морально и физически устарело. На модернизацию денег нет — дай Бог Плисецк содержать на уровне.

Вопрос с охраной и обеспечением безопасности на время отодвинулся в сторону. Красильников смирился с передачей его в комитет ради новой, не терпящей отлагательства заботы — Байконура. Не упустить подходящий момент, когда проблему можно привязать к повестке дня, поставить, не вызывая подозрений в излишней заинтересованности.

Мирзабек знал, что партийный босс запросит больше комиссионных, чем Малофеев, но хотел играть наверняка.

Если аренда Байконура будет признана нецелесообразной, это позволит поставить вопрос о демонтаже оборудования. Если технику объявить изношенной и устаревшей, можно получить согласие на ее реализацию через коммерческие структуры. С привлечением, разумеется, компетентных специалистов из ФСБ, которые проследят за" интересами государства.

С бюджетом дело обстояло, как обычно: кровь из носу, но расходы надо урезать, доходы увеличивать. Правительство опять заложило стопроцентную собираемость налогов, хотя дураку было ясно, что вовремя и полностью их собрать не удастся.

Поэтому в предложении Красильникова никто ничего необычного не усмотрел. Решили пригласить на очередное заседание курирующего Байконур генерала, чтобы получить информацию из первых рук.

Тем временем Мирзабек отрабатывал возможный маршрут переброски стратегических грузов в Пакистан.

Вырисовывалось два варианта. Предпочтительный — мощными транспортными самолетами. Запасной — специальным железнодорожным составом через Казахстан и Среднюю Азию.

Комбат вернулся с инструментом, когда сосед уже спал. Он не стал его будить, аккуратно обернул саксофон тряпкой и убрал на верхнюю полку.

На следующий день работы по разгрузке не было и Рублева поставили убирать склад от остатков побитой и переломанной деревянной тары. Он уже успел разобраться в механизме жизнедеятельности вокзала. На бумаге здесь получало зарплату множество работяг. На самом деле половину из них составляли лица без документов, без определенного места жительства, те, кто нашел здесь приют. Они вкалывали за ночлег в вагоне, за жрачку и дешевую выпивку. Деньги уходили начальству.