Кот и Лиса (СИ) - Пожидаева Ольга

— Как ты, Котик? — отозвалась она, намекая, что не прочь его погладить.

— Солнц, по делу. Можешь отменить мои тренировки и клиентов тоже?

— В какой день?

— На две недели вперед.

— Ты рехнулся, Геллер? — закричала она в трубку, — На два дня еще кое-как могу, но… ДВЕ НЕДЕЛИ! Это нереально.

— Вилюш, я же без отпуска.

— Ну а я чем могу помочь, кис?

— Совсем ничем не можешь?

Она прищелкнула языком. Глеб сжал губы, чтобы не хмыкнуть.

— Через три минуты перезвоню, — и повесила трубку.

Перезвонила через пятнадцать, измучив Геллера ожиданием.

— Набери Джедая, — по-деловому выдала Ви, — Две недели не даст, но дней пять выделит.

— Ты прелесть, Ви. Сокровище. Умничка.

— Я знаю-знаю, — отмахнулась она.

— Я твой вечный должник.

— Отвали.

Она без прощания отключилась. Глеб набрал Джедая. Так все звали хозяина клуба Андрея Жданова. Услышав, требование Глеба, он поначалу категорически отказал, предложил три дня. На это Геллер пригрозил, что свалит просто так. Начальство поскрипело, но пошло на уступки. В итоге они сторговались до недели. И то Глеб потом должен был отрабатывать чуть ли не все отпуска тренеров, закрывая пробелы в расписании. Но он согласился. Ему очень нужно было поехать с Алисой. Не очень понимал, зачем, но нужно. Очень.

Глава 15. Дом, милый дом

Сразу из кафе Глеб поехал в клуб. У него было назначено две тренировки и три клиента. Он вернулся домой ближе к полуночи. В квартире было темно и тихо. Дверь в Мишкину комнату оказалась закрыта. Глеб включил свет в прихожей, сразу заметив Алисины кеды. Сжал зубы, понимая, что она сейчас с ним. Спит в одной постели, прижимается, обнимает. Геллера почти трясло. Он долго не мог уснуть, заставлял себя отключиться. Очень хотел провалиться в сон, но страх сковывал его сердце, замораживал кусачим морозом все органы. Глеб до ужаса, до одури боялся услышать из Мишкиной комнаты стоны Алисы. Но и не мог не прислушиваться. Лишь под утро усталость взяла верх над нервами, позволив неугомонному сознанию отключиться на несколько коротких часов.

Когда Глеб проснулся, в квартире уже было пусто. Он прекрасно понимал, что Алиса ничего не сказала Мишке. Иначе тот не постеснялся бы разбудить и начистить лучшему другу лицо за такие дела. Именно в этот момент Глеб поймал за хвост сомнения, что зародились в его сердце, когда он увидел вернувшегося домой Симонова. Он, стараясь не думать об этом, пошел на работу, чтобы отпахать полный день.

Только дома вечером пересекся с Мишей. Было невыносимо смотреть на него, больно жать ему руку.

— Алиса сказала, ты с нами едешь, — уточнил Миша, едва Глеб разулся, — Она что-то перепутала?

— Нет, — кратко ответил Глеб, — Я еду.

— К отцу? Серьезно?

— А что? — ощетинился, — Ты против?

— Скорее за, старик. Давно пора.

И он обнял Геллера.

— Батя твой счастлив будет.

— Это точно, — кисло улыбнулся Глеб, выбираясь из объятий друга, — Мих, я…

Он осекся. А ведь почти набрался смелости сказать. Знал, что не будет подходящего момента, что лучше не тянуть. Но… Не смог. Просто язык не повернулся продолжить.

— Что? — поднял брови Мишка.

— Не помешаю вам с Алисой? Может лучше на поезд взять билет?

— Не тупи, Глебыч. Ты поможешь даже, если половину дороги поведешь. Я все никак не очнусь после этой проклятой Тулы. До сих пор не могу выспаться, а от вида руля тошнит.

— Без проблем, — кивнул Геллер.

Миша, обрадовавшись, продолжал болтать.

— Такая жесть была в Туле. Я чего-то совсем выжался. Часа четыре после финального комплекса кашлял, как туберкулезник. Надо было спать лечь, но эти отморозки разве дадут. Половину ночи трындели. Все соревнования обсудили, всем кости перемыли. Капец. Я не помню, как до дома доехал.

Глеб снова криво ухмыльнулся, не найдя сил более, чем сказать:

— Точно жесть, Михалыч.

Он прошел в кухню, чтобы разогреть ужин. Едва не заныл, когда Мишка последовал за ним, продолжая трепаться.

— Спасибо, что Алиску приютил.

— Не за что, — крякнул Геллер.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Совсем бедняга перепугалась с этими ментами. И Катя, блин, продолжает чудесить. Я уж ей сто раз говорил, чтобы меняла квартиру, но она уперлась, что удобно и близко до метро, до клуба, до нас.

Глеб считал вдохи и выдохи, чтобы не поехать головой от откровений друга. Особенно его выморозило Мишино «до нас». Симонов искренне считал Глеба другом, считал, что он друг не только ему, но и Алисе. Даже не представляя, насколько близки они снова стали из-за проблем с полицией и Алисиной соседкой.

Он снова и снова, раз двадцать за вечер пытался сказать Мишке правду. Но все время трусил, останавливался, натыкаясь, как на шипы, на добрый взгляд друга или, вспоминая, как умоляла Алиса не говорить.

Глеб любил ее. Теперь он знал это точно. Хотел быть с ней. Хотел ее только себе. Хотел только ее. Эгоистичное желание обрести счастье со своей Лисичкой бурлило в нем и кипело. Но сверху словно кто-то накинул крышку и убавил газ, заперев все это варево внутри. Как ни пытался Глеб, а все равно не смог расплескать на Мишку обжигающую правду. Он не хотел его ранить. Он не хотел его потерять. Этот человек был его другом всю жизнь. Он помогал ему, поддерживал. Даже, когда не разделял убеждений. Поэтому язык словно прирастал к небу, во рту пересыхало, когда Глеб собирался несколькими словами разрушить все хорошее, что связывало их с Мишей.

Алиса была права. Мишка не простит предательства. Такой уж он. Любит изо всех сил, но и взамен требует такой же преданности. Максималист. Единоличник. Лидер и победитель. Нет, он не стал бы ни за что делить свою женщину. Тем более с лучшим другом.

Глеба словно окатило ледяной водой. А потом как будто обожгло.

Отец.

Его так же обманули. Жена и лучший друг.

— Глеб, ты в порядке?

— Что? — Геллер повернул голову.

Он почти не видел Мишу, который стоял рядом, внимательно глядя на друга.

— Ты уже минуты три стоишь и смотришь на грязную посуду. Она сама себя не помоет, бро.

— А? — прийти в себя так и не мог.

— Побледнел весь. Нормально себя чувствуешь?

— Так себе, — наконец смог связно ответить Геллер, — Завтра помою. Устал. Пойду лягу.

— Правильно, — поддержал Миша, — Отдохни перед дорогой.

Глеб чуть ли не бегом помчался к себе. Закрыл дверь, разделся, забрался в кровать. Несмотря на жару, накрылся с головой одеялом, забрался под подушку. Хотелось орать, реветь, рвать, метать, крушить. Он снова почувствовал себя беспомощным десятилетним пацаном, который впервые услышал крики отца и плач матери. Он так хотел помочь им. Так хотел найти решение. Так хотел, чтобы все вернулось на круги своя, было по-прежнему. Но даже тогда он понимал, что как раньше, уже не будет. Понимал это и сейчас. И от этого понимания хотелось удавиться.

Утром Глеб открыл глаза, увидел потолок. Долго лежал, уставившись в него. Почти сразу на натяжной глади нарисовалось лицо отца. Нестерпимо захотелось увидеть его, обнять крепко. Какие-то невидимые нити ожили, натянулись, увлекая Геллера в сторону дома. Казалось, что именно там он найдет все ответы. Там сможет что-то понять.

Глеб вскочил с кровати, принялся быстро собирать вещи. Пока собирался, понял, что соскучился не только по отцу, но и по маме, Лешке, что сто лет не видел Лизу и Макса, сводных брата и сестру. Да и не прочь был повидать старых друзей. Своих и отцовских.

Увлекшись этими мыслями и сборами, Глеб старался не думать о Мишке и Алисе. Но Симонов порушил его медитацию, заглянув в комнату, чтобы поздороваться и поторопить, потому что обещал заехать за Алисой через час.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Как ни странно, но Геллер не слетел обратно в пропасть отчаяния и самоуничижения. Подвешенное в воздухе решение не отменяло предательства, но словно разрешило Глебу не мучить себя. Сейчас он просто хотел домой.

Алиса встала, как вкопанная у машины, увидев Глеба за рулем. Она тяжело вздохнула, словно надеялась, что он откажется от поездки. Едва не расплакалась, когда Миша стал уговаривать ехать на переднем сидении, рядом с водителем.