Человеческое, слишком человеческое (СИ) - Дормиенс Сергей Анатольевич

А еще там было отражение рыжей Аски — она стояла, статная, подтянутая, красивая, и ее фонарик упирался лучом в силуэт на полу. Самый невзрачный силуэт, в котором угадывалась вытянувшаяся фигура, но едва ли не больше всего муки было в этой Еве, которая просто разбросала руки и умерла — не успев толком понять, что она такое.

А еще мне было противно. Я словно только что понял, что по сути то же самое — ну, пусть чуть более цивилизованно — творили уже два поколения ученых по всей нашей засранной Земле, по всем нашим колониям. И, мать его, мне понадобилось встретить голубоволосую куклу моего отца, чтобы понять, что мы не просто сотворили других людей, но и сами потихоньку превращаемся черти во что. А Евы смотрят на нас и учатся. Достойная смена растет на достойном удобрении.

— Идем отсюда, Синдзи.

— Да.

То, что не удалось сделать ей, сотворил голос Аобы и эта раздолбанная лаборатория со стандартным комплексом Гафа. Невозможно ненавидеть всех людей скопом — я не философ. А вот ненавидеть Евангелиона Каору Нагису — о да.

О да.

Глава 11

Я закрыл за собой дверь и навалился на нее, спиной ощущая хищную пустоту там, в коридорах и залах. Пустоту, наполненную людьми. Там был целый вагон так называемого высшего общества еваторговцев, и их холодные взгляды, и их вежливые мины, и вся эта прочая хрень, которую они натягивают себе на рожи. А в мозгах тем временем крутятся барабанчики кассовых аппаратов. Еще там водилась профессура, но эти были еще хуже, вспоминать неприятно, ей же богу. Я осмотрелся — это была курилка, смежная с мужским туалетом, тут все было серое, блестяще-серое — с поправкой на роскошный кафель с мраморным рисунком. Сияние кранов, легкий запах дорогого табака и тихое журчание музыки в скрытых динамиках. Я подмигнул камере в углу и уже собрался потянуть из кармана пачку, когда дверь снаружи толкнули.

— Гони сигарету.

Я едва не отлетел к умывальникам, а Аска уже привалилась к двери и выставила колено, вколачивая каблук в поверхность.

— Это для мальчиков комната, Аска, — сказал я, протягивая ей пачку.

Стыдно признать, но я рад был ее видеть. На этом, мать его, светском рауте нас расхватали и плотновато взяли в оборот. На фоне всеобщей роскоши и праздности и капитан-то кисло выглядела, ну, а у меня так вообще приступ мизантропии случился — что совсем неудивительно после моего доклада. Плюс еще память беспощадно подсовывала мне картинки из лаборатории, оставленной всего полтора часа назад. Мой несчастный шаблон трещал и опасно поскрипывал.

«Нажраться бы».

— Для мальчиков?.. И огоньку, будь так любезен.

Она скосила глаза на зажигалку — смешные такие огромные голубые глаза с отражающимся в них огоньком.

— Для мальчиков, для мальчиков.

— Тогда что тут делаешь ты?

Я сел на рукомойник, она осталась у двери. Курили мы уютно, все больше молчали, перебрасываясь короткими взглядами. Ей тоже не нравилось там и вполне все устраивало здесь.

— И что это они свой синклит черти во что превратили? — сказала Аска, рассматривая тлеющую сигарету.

— И не говори, — поддержал я. — Я вот тоже все жду, когда из тортов стриптизерши полезут.

— Хентайщик, — с готовностью отозвалась она.

Я пожал плечами с общим смыслом: «чем богаты».

— А тебе-то там чего не нравится? — поинтересовался я. — Все внимание приковано к роскошной девушке в форме, все эти секретутки и устроенные по блату племянницы идут за борт… Строем.

Аска посмотрела на меня сквозь дым и сообразила на лице озадаченную улыбку:

— Какой оригинальный комплимент, Синдзи, — «роскошная девушка в форме»…

«А, блин. Что-то я лажаю. Теперь только и остается, что делать невинное лицо».

— Ну, а что? Как есть все. И вообще, не увиливай от вопроса.

— А был вопрос?

— Был. Конкретно меня не устраивает, что я там гвоздь программы. А ты почему смылась?

Загнав почти докуренную сигарету в уголок рта, Аска положила обе ладони себе на груди:

— А вот поэтому. Их всех больше ничего не интересует.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Занятное зрелище, решил я. С сигаретой во рту и руками, слегка сжимающими приятный бюст, Аска выглядела довольно противоречиво. Возбуждающе — но грубо-возбуждающе. «Какое-то странное отношение к своему телу, как к станку. Словно у нее опыта и опыта. С другой стороны — тебе-то откуда это знать?» Да, аналогии я мог провести: общаясь с низами общества, я повидал немало шальных девок, которые заводили схожие повадки. Но чтобы такая гнушалась общества богатых лысых мальчиков? Да ладно вам, не бывает.

Значит, тут что-то еще. Или даже совсем не. Загадочно все, короче.

— А чего ты ждала? У тебя грудь заметнее ума.

Аска обиделась:

— Я, между прочим, университет с отличием закончила, два курса экстерном сдала. И это помимо академии.

Странная она, как есть — странная. То комплимент видит в обыденной фразе, то пропустила явную сальность и даже хентайщиком не обозвала. Эх, Аска-Аска, сложная ты личность.

— Ладно, болван. Докуриваем и назад в светскую жизнь.

Она поискала взглядом урну и вздохнула, как будто в омут бросалась. Омута у нас в наличии не было, зато болота — хоть отбавляй. Я представил эти холодно-вежливые разговоры и расспросы, «ах, что вы думаете о модели „ку“», «надеюсь, расследование не повредит», «мы всегда рады, всегда рады»…

Да чтоб вам сдохнуть.

Как же вы все любите несчастного человечишку, который подчищает за вами отбракованное дерьмо, следит, чтобы ваше дерьмо было еще более высокопробным. Давайте-давайте, я жду: больше вежливости, больше внимания, больше лести.

Надеюсь, вам видно? У меня на лице написано «идите в задницу». Давайте я сделаю покрупнее кегль.

— Готов? — поинтересовалась Аска, берясь за ручку двери.

— Ныряем, не думаем о дерьме.

— Точно.

И мы снова завертелись. В большом колонном зале активно тусовался народ, в малом, где я делал доклад для избранных, — убирали и ставили блюда для шведского стола. А меня тревожил только один вопрос: почему не показывается мой любимый папочка? На сборище слушателей доклада «Ньюронетикс» представлял какой-то серый тип с незапоминающимся лицом. Он представился как «мх-рх-мр-мур» и молча стерпел весь тот ушат с помоями, который я выворотил на производителей Ев в целом и на папин концерн в особенности.

С одной стороны, без Гендо Икари мне слегка попроще… «Эй, эй, нефиг себя обманывать — тебе намного, намного проще». С другой стороны, это все очень странно — не рядовое сборище все же. Странно и нагло. Оно, конечно, очень льстит думать, что папочка не захотел, чтобы я его макал, но это очень вряд ли. Такой уж у меня отец: я бы его с говном смешивал и при этом чувствовал себя полным придурком с ослиными ушами.

Я поймал проходящего мимо официанта и конфисковал бокал с какой-то ересью — все эти хитрые коктейли придумали от безделья и для безделья, но, по крайней мере, там был спирт. Напиваться на виду у капитана, разумеется, не стоит, но некоторая релаксация придется весьма кстати. Я забился со своей порцией у колонны и поискал взглядом Кацураги — начальница непринужденно общалась с каким-то парнем очень спецслужебной наружности, а вот Аску изловили — для разнообразия — какие-то девицы, и я украдкой подмигнул ей.

Скоро ожидалось угощение, из малого зала уже приятно попахивало снедью, и мой желудок, оглушенный порцией кисло-сладкого коктейля, оживился. Сорью и капитан тем временем почти синхронно избавились от своих собеседников и пошли ко мне, меня самого никто, наконец, не трогал — все было почти замечательно. Даже слишком замечательно. Меня такое всегда напрягало, поэтому я, наверное, первый заметил, как в зал не спеша вошли люди в легких тактических комбинезонах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

«Дер-рьмо».

Нет знаков различия — это не охрана. Нет стрельбы и тревоги — системы охранения подавлены. Нет путей к бегству — они у каждого выхода.

Громкий хлопок выстрела в воздух пришелся очень к месту.