Темные тропы - Мэтью Гэбори

– Я вас умоляю! – пропел он трем солдатам, которые, ошалев при его появлении, поднимали свои шпаги, чтобы не дать ему двинуться дальше.

Позади них двое лучников на стойке уже натягивали свои луки, целясь в Кованого.

– Мой каблук! – застонал ликорниец, подбирая его с полу, чтобы тут же швырнуть в лицо одному из солдат.

Последний непроизвольно уклонился от летящего в него каблука. Воспользовавшись его изумлением, харонец толкнул его в плечо и прорвался через освободившийся проход. Шпага солдата зацепила его плащ, исторгнув у ликорнийца жалобный стон.

Двое лучников в последний момент обнаружили его присутствие и выстрелили по нему в упор. Опередив их, ликорниец бросился на пол перед стойкой, и обе стрелы, просвистев у него над головой, воткнулись в пол. Он снова встал лицом к лучникам, не торопясь салютовал им поднятой вверх шпагой и вслед за тем безошибочным движением, как косой, прошелся своим оружием над поверхностью стойки на уровне их лодыжек. Остро отточенное лезвие, выкованное в пустыне Единорогов, устрашающе легко и точно срезало кости. Оба лучника с воплями опрокинулись назад. Ликорниец, ядовито усмехнувшись, смел с прилавка отсеченные ступни и повернулся навстречу солдатам, которые с запозданием бежали на выручку.

Зименц не уделял никакого внимания битве, которая свирепствовала вокруг него. Терзаемый мрачной прихотью, он уже ничего не различал, кроме танца серых фигур, чьи голоса походили на дребезжание стали. Его желание настроилось на причиняющий ему боль ритм шагов девочки, которая медленно пятилась назад. Эта картина оживляла в нем столько забытых болезненных ощущений, что он начал подвывать, вытянув руки перед собой и как бы пытаясь ее удержать. Натолкнувшись на что-то или на кого-то, он оступился, но продолжал двигаться вслед за ней. Голод тисками сплющивал его мозг, и казалось, что глаза его готовы взорваться в своих орбитах. Его стоны становились все слышнее.

Жаэль увидела силуэт василиска, движущийся между столами без малейшей оглядки на какую-либо опасность. Слева от него Кованый удерживал нескольких солдат на почтительном расстоянии, бешено вращая своей дубиной, которая обрекала на провал любые попытки достать его. В глубине комнаты взобравшийся на стойку Афран скакал по ней взад и вперед, избегая ударов солдатских шпаг, нацеленных на его ноги. С арбалетом на плече пегасинка бросилась к Зименцу, растолкала солдат, которые оказались между ними и уже направляли на него свое оружие, и ухватила его за шиворот.

– Ты пойдешь со мной, – бросила она, оттаскивая его назад.

Она и представить себе не могла, что этот харонец, ослепленный своим безумным капризом, способен ополчиться против нее. Ему оказалось достаточно обернуться и остановить на ней напряженный взгляд. Не прошло и секунды, как Жаэль отчетливо услышала приглушенный стон мнущегося металла, который как будто сжался, прежде чем ударить ее в грудь плоской поверхностью невидимого щита. Удар оторвал ее от пола, поднял вверх и заставил пролететь около десяти локтей, прежде чем она всей тяжестью рухнула на стол, который раскололся надвое.

Шум привлек внимание двух ее спутников. Кованый сразу же устремился к ней, за ним последовал и ликорниец, исполнив величественный прыжок от своей стойки до Жаэль. Зименц же продолжал двигаться в прежнем направлении, оставаясь совершенно безразличным к участи своих спутников. Пошатываясь как слепой, он тянулся к девочке.

Съежившись за столбом, Мейя плакала. Ей было всего тринадцать лет, но она уже видела, как люди умирают, и то, что случилось с отцом несколькими секундами раньше, было слишком похоже на это, чтобы она могла надеяться, что он когда-нибудь еще раз сожмет ее в своих крепких объятиях. А мать? Она покинула ее, побежала к отцу и оставила ее совсем одну среди солдат, которые кричат и размахивают руками. Она скользнула назад, чтобы спрятаться, чтобы исчезнуть и больше не видеть этого бледного маленького человека, который погладил ее по лицу около конюшни. Ей было ненавистно ледяное прикосновение его руки и мрачный огонь, горевший в его взгляде.

Влажными от слез глазами она вдруг увидела открывающуюся дверь кухни. Оттуда вышла Лона и, приблизившись, опустилась возле нее на колени, прерывисто дыша.

– Пойдем со мной, – шепнула она, – скорее!

Она отказалась, покачав головой. Нельзя было, чтобы маленький человек ее увидел. Если она выйдет из своего тайника, он может ее схватить.

– Не будь идиоткой! – рассердилась Лона, с ужасом оглядываясь вокруг. – А ну пошли!

Мейя опустила глаза.

– Ну что с тобой? – взмолилась ее сестра. – Нам нужно пробежать задами и спрятаться в лесу. Солдат убивают…

Ее крепкая рука ухватила Мейю повыше локтя и силой подняла на ноги. В этот момент у входа раздался оглушительный грохот, и она увидела, как человек с кожей цвета слоновой кости совершает стремительный прыжок в ту сторону, откуда раздался шум.

– Подходящий момент… Идем же. Согнувшись, они добежали до двери и уже хотели выскочить, как вдруг она с грохотом захлопнулась перед ними. Лона никого не заметила и знала, что порыв ветра не мог бы захлопнуть ее с такой силой. Она ухватилась за щеколду и тут же с пронзительным криком отдернула руки. Металл был жгуч, как негашеная известь.

– Прелестное дитя… – прошелестел голос у них за спиной.

Мейя не хотела оборачиваться. Она не сомневалась, что если еще раз увидит глаза маленького человека, то непременно умрет. Глядя на дверь, она тихим голосом стала умолять Грифонов прийти ей на помощь. Она почувствовала легкие шаги за своей спиной и сжала плечи. Рука маленького человека уверенно тянулась к ней, к ее затылку, в который он собирался вцепиться, чтобы заставить ее обернуться…

Она взвыла, когда чья-то твердая рука подхватила ее за талию.

– Успокойся, – мягко сказал хрипловатый голос.

Прижав девочку к своей груди, капитан Логорн концом шпаги удерживал харонца на почтительном расстоянии. Труп хозяина харчевни подхватила его жена. Она бросилась к мужу в неистовом плаче и еще пыталась удержать руками его внутренности, которые вываливались из чудовищной раны, когда капитан вновь овладел собой. Имперский офицер ничего не помнил из событий тех нескольких секунд, которые прошли с момента смерти Алдорна. Он видел, как мимо него прошел мертвенно-бледный человек, но в тот момент он не мог никуда двинуться. Он слышал душераздирающие крики своих людей, но его разум отказывался признать очевидное, его сознание отказывалось верить тому, что Темная Тропа с такой легкостью может воплотиться в Миропотоке. Приглушенные рыдания девочки наконец вывели его из оцепенения. Разрываемый между своим долгом и участью этого ребенка, который, как ему показалось, с самого начала битвы был предназначен в жертву харонцам, он подумывал о побеге. Предсказуемый исход битвы удерживал его от самопожертвования. Он охотно принял бы смерть вместе со своими солдатами, если бы от этого никак не зависело благополучие девочки, но присутствие этого парализованного страхом маленького тела заглушило его последние сомнения. Она стиснула своими голыми ручками его шею и прижалась к нему изо всех сил. Он шепотом успокоил ее и приготовился вышибить ногой кухонную дверь.