Учебник рисования - Максим Кантор

Да, уважаемый обвинитель, я провел определенную работу, не отрицаю. Но ничего помимо вашей воли я бы не сделал. И я обращаюсь теперь к суду. Правомерно ли, ваша честь, вменять вину за преступление тому, кто лишь выполнял чужую волю? Пусть преступник будет наказан, но основную вину несет вдохновитель преступления. Будьте добры, когда формулируете обвинение, построить иерархию вины. Есть виноватые, но есть и более виновные. Я и такие, как я, — «пятая колонна». Очень хорошо. Но никакая «пятая колонна» ничего бы не добилась без шестой колонны. И этой шестой колонной были вы, Боря. Вы, и вам подобные. М-м-м! — последнее было сказано по поводу кальвадоса. — Напрасно отказываетесь.

Что вы знали о Михаиле Дупеле, пылкий Борис Кириллович? Детально ли были информированы о процессах приватизации? Вдруг упустили что-то? Недосмотрели? Конечно, вникать в бухгалтерские отчеты вам, человеку глобальных проектов и генеральных идей, не пристало. А вдруг там не все чисто, а? Вам, при вашей масштабности, Борис Кириллович, интересны только стипендии и гонорары — а откуда деньги приходят, не так уж и важно. Давал Дупель деньги — хорошо, я дам денег — тоже недурно будет. А происхождение средств, в конце концов, не существенно. Дупеля жалеть не стоит, Борис Кириллович. Не ангел, не серафим. Убивал Дупель соратников, резал конкурентов, топил трупы в негашеной извести — всякое было. Ну да это пустяки, милый Боря, кто без греха? Вы, разумеется, трупы в извести не топили — у вас кишка тонка, но вы брали стипендии и пособия на развитие демократии у тех, кто именно топил. Вообразите, приходит Дупель к себе в офис — только что душил кого-нибудь или в асфальт закатывал, — руки помоет и вам чек выписывает на свободолюбивые разыскания. Шучу, шучу. Не стал бы Дупель мараться сам, у него солдат хватает. И отчего же чек у душегуба не взять? Я, кстати, вас в этом не виню: обыкновенный мещанский расчет нашей интеллигенции присущ. И Дупеля понимаю: как без смертоубийств обойтись? Не я его караю сегодня — его нашла и раздавила сама логика вещей. Он вовремя не был осужден за мелкие кражи, за то, что воровал профсоюзные деньги, за то, что резал конкурентов. Его взяли за другое, но важно, что в итоге он сидит. Как говорим мы, юристы, он сидит по совокупности преступлений. И это справедливо. Как, ответил я на один из пунктов обвинения? По поводу шельмования честного человека — ответил?

Перейдем к присвоению чужого имущества, к воровству в особо крупных размерах. Да, взял, взял много. Да, признаюсь, схему я применил нетривиальную. Впрочем, комбинация вполне в духе Михаила Зиновьевича Дупеля, ординарная многоходовка. Но в одном вы заблуждаетесь — брал не себе, точнее, не только себе. Что лежит в основе моей игры? Нужды страны, Борис Кириллович. Ситуация была непростая — поднять отрасль производства, завоевать рынок. Для державы это существенно, для меня лично — желательно, для мира — необходимо. Я использовал дурака Дупеля, признаю. Разрешил ему воровать, разрешил строить, разрешил воображать про себя бог весть что. А потом — согласен, я прижал парня. Но ровно теми же методами, какими оперировал и прежде — когда давал ему самому воровать. Он должен был научиться — ан нет, не научился.

Сначала я повесил долги на его компанию, ведь он должен государству деньги, не так ли? А кто же не должен, вы скажете? Верно, уважаемый. Все должны всем — кто больше, кто меньше. Круговая порука долга, Борис Кириллович, и на ней мировая экономика стоит. Я, т. е. государство, распоряжаюсь расписками как хочу. Хочу — посчитаю эти векселя просто бумагой, а хочу — взыщу по долгам. Долг могу простить, а могу рассмотреть как преступление — право такое имею. Я и начислил ему миллиардов десять долга. Он вынужден компанию продавать — деньги такие отдать невозможно. Тогда я устроил открытый аукцион на его компанию и привел три ручные фирмы участвовать. Но для покупателя я уже присмотрел кандидата — зарегистрировал липовую фирму за неделю до аукциона. Продал империю Дупеля этой подставной фирме, а назавтра у подставной фирмы перекупил все акции уже как государственное лицо. А что — не может разве государство выступать как частный покупатель? Совсем уж вы меня прав хотите лишить! Все, значит, метят в личности — а государство не моги? Стать личностью — манящая цель и основная ценность, а государство — что же, хуже всех? Государство нынче, может, и покрупнее будет личность, чем прочие! Личность, и еще какая!

Так я выкупил всю империю господина Дупеля — и денег, заметьте, ни копейки не истратил. Ведь на компании крупный долг висит, а значит, все, что он получил бы за продажу — пошло бы мне, государству то есть, в погашение долга. И когда я, то есть государство, выкупил акции компании, я не стал платить сам себе — зачем же из одного кармана в другой перекладывать? Я только бумаги по столу — вот как раз по этому столу — подвинул, слева направо. Ну, кое-что он мне остался должен, конечно. Так, пустяк — миллиарда два-три. Он вернет, я выжму из него эти деньги: по долгам надо платить. Я отправил Мишку Дупеля на нары, а себе взял пол-Сибири. Красиво, не так ли? Но самое главное — справедливо, по праву. Это моя Сибирь — я ее только на время поиграть давал, как жену — Струеву, а сейчас взял себе. Потому что — моя.

Сейчас бы вам политического узника из Мишки Дупеля сделать! Вот бы как хорошо вышло и своевременно! Вы бы меня в тираны записали — и демократию подняли с колен! Только не выходит узник совести из биржевого спекулянта — не получается героя! Знаете, отчего не получается? А программы никакой у него нет политической — и не было никогда. Спереть побольше нефти да продать Западу? Устроить Россию на западный манер — для трех миллионов богатеев, и на восточный — для остальных ста двадцати? Но это же не программа, Борис Кириллович, это всего лишь способ наживы. А вы стараетесь, пыхтите, топориком размахиваете: думаете — выйдет из Мишки Дупеля второй Андрей Дмитриевич Сахаров. Первый Андрей Дмитриевич Сахаров вам не очень-то нравился: и чему там было нравиться, между нами говоря? Денег у старика — ноль, перспектив — никаких, амбиций — немерено. Когда мы его гнобили, вы, Борис Кириллович, сидели, поджав хвост, и от страха тряслись. И смелостью гражданской считали, если удалось больным сказаться и письмо в защиту опального академика отважно не подписать. А защищать академика — да на кой ляд? Цели-то у вас были другие, не правда ли? И не нужен вам был Сахаров — даже как-то неуютно от него делалось. И когда я его из ссылки вернул — вы же первый ему говорить не дали. Забыли? Я зато историю помню хорошо. У вас в то время у самого идеи появились, важные идеи — как в цивилизацию проникнуть, признание получить и зажить по-человечески. Вот вам чего всегда хотелось: не справедливости, Борис Кириллович, но — славы и денег. Оттого вы и храбрым сегодня стали на пять минут, что померещилось вам — защитит вас Запад. А Запад не защитит, вот ведь незадача.

Отчего не защитили Дупеля силы мировой демократии? Почему не встал — плечо к плечу — интернационал капитала? Где эти бравые интербригадовцы из международных концернов? Непримиримые сток-брокеры, где они? Где же, спросите вы меня, где же президент Америки? Почему британский премьер не оскалит зубы? Где же семейство Ротшильдов? Отчего молчит Генри Киссинджер? Как так? Ведь дружили, можно сказать, на руках носили Михаила Зиновьевича, связывали с ним возрождение русского либерализма. Неужели они, далекие наши союзники, тоже боятся российского ГБ? А помните, как Дупель подарил семейству Ротшильдов сто полотен русских авангардистов? Вот был подарок так подарок, не правда ли?

Конечно, нас не боятся — что ж нас, беззубых, бояться? И про подарки тоже помнят — висят русские авангардисты по американским музеям, — могли бы отблагодарить Дупеля за подарки. Но взрослые люди считать умеют. Вот и посчитали они — что им дороже: инвестиции, которые «Бритиш Петролеум» и «Шелл» вбухали в Сибирь, — или жизнь Михаила Дупеля. Нефтяные запасы России — или так называемая демократия. Можно было и не считать — ответ в конце учебника написан: так всегда было и всегда будет. Ни Дупель, ни демократия на чаше весов не потянули ни грамма. Их забыли в ту же минуту.

— Они забыли, пусть, — сказал на это Кузин. — Я вел себя непоследовательно, согласен. Но теперь решил быть последовательным — и все помнить. Мои ошибки — вашей вины не отменяют.

— Извините. Давайте будем логичны. Вы постановили, что русское государство — это зло. Правильно? Допустим, я — воплощенное государство, от имени государства и рассуждаю. Вы ожидаете от меня злого поступка (ошибочно или нет — неважно) и потому сами в отношении меня поступаете зло — на всякий случай, авансом; так уж повелось на нашей земле. Будем обманывать это злое государство — оно ведь такое нехорошее! Кто-то скажет: некрасиво, ведь государство еще не успело вам зло сделать, а вы свое зло — уже авансом выдаете! Но я согласен: всегда лучше первому ударить, понимаю вас. Логично. А вот дальше — бессмысленно. Делая мне зло, вы все-таки надеетесь, что во мне есть хорошее начало и я злом на зло не отвечу. То есть вы предполагаете, что я все-таки, возможно, и хороший, и тем не менее делаете мне зло — превентивно, на всякий случай. Зачем? А затем, что я могу все-таки и плохим оказаться, ведь опасения-то есть? И вы делаете мне зло, предупреждая мои плохие намерения. Но, делая мне зло, вы, тем не менее, в глубине души надеетесь, что я хороший, и будете неприятно удивлены, если я отвечу злом на зло. Какая-то чепуха получается, вы не находите? Приведу вам пример из жизни, Борис Кириллович. Одна дама, предполагая, что муж ее — черствый человек и рано или поздно выгонит ее на улицу, решила потихоньку расхищать домашнее добро: то буфет антикварный к любовнику вывезет, то фамильные драгоценности продаст. Муж ее, человек рассеянный, не сразу заметил ущерб, но когда заметил — разумеется, выставил нашу предприимчивую героиню вон, и худшие ее опасения оправдались. Возникает вопрос, классический в наших широтах: кто виноват? Дама ли, открывшая военные действия ввиду возможной жестокости мужа? Или муж, что в полной мере подтвердил предположения свой прекрасной половины? Разъясните этот бытовой казус, и позиция интеллигенции нам станет яснее. По вашему рассуждению, вы зло государству делаете вынуждено, в порядке самозащиты, пусть и авансом. А вот я если дам сдачи, то выйду злодеем. Логично ли это? И вправе ли вы ожидать чего-либо позитивного, после того, как сделали мне зло? Думаю, что нет. Если я поступлю дурно в отношении вас, это будет лишь логическим следствием вашего предположения о моих дурных намерениях. Я лишь поддерживаю ход ваших рассуждений. А вот если бы я сделал вам хорошо, то ваши поступки стали бы бессмыслицей. Вы не оставляете мне выбора. Поскольку я исхожу из того, что вы человек разумный, я должен причинить вам ущерб.