Только никому не говори - Инна Булгакова

Вот что произошло. Дмитрий Алексеевич оставил машину на опушке рощи в кустах, в пяти минутах ходьбы от дачи. Он предполагал, что Маруся на Свирке, но по дороге решил заглянуть в дом — на всякий случай. Раздвинул доски в заборе, прошёл по а саду и постучал в дверь. Его никто не видел. Внезапно дверь отворилась. Маруся! Просияв от радостной неожиданности, она впустила его в тёмную прихожую. Они ещё не успели сказать друг другу ни слова-вновь стук. Дмитрий Алексеевич сделал движение к двери: прятаться опасно, у Анюты ключ. Но Маруся обняла его и шепнула на ухо: «Тихо. Нас нет». Но он уже и сам понял, что на ступеньках топчется какой-то мужчина, приговаривая вполголоса: «Странно… условились…»

Мужчина протопал вниз, томительная пауза. И вдруг — стук в окно светёлки. Дмитрий Алексеевич резко освободился от её рук и прошёл на кухню. Дверь в светёлку была открыта, а за окном стоял все тот же Вертер. Маруся подошла и встала рядом. «Ты ждала его?» — наверное, в его голосе ей послышалось что-то страшное, потому что она соврала — это было глупо! — «Нет, не ждала». — «Тогда почему ты здесь, а не на речке… и что значит «условились»? Вы условились?» Испуг её, видимо, уже прошёл, и она отозвалась беспечно: «Условились, не условились — какое это теперь имеет значение! Главное, ты приехал!» — «Так да или нет?» — «Условились позаниматься». Вертер исчез. Они быстро прошли через кухню, и Маруся раскрыла дверь в комнату Анюты, из окна которой видна калитка. Вертер в нерешительности подходил к ней, вдруг повернул голову и что-то кому-то сказал. «С Ниной Аркадьевной разговаривает, — объяснила Маруся. — Вот, поговорил и пошёл. Куда? На станцию. Умница!» Петя, ты ведь действительно сначала на станцию пошёл?

- Да. Потом развернулся.

- К сожалению, они этого уже не видели. Если б он знал, что ты тут бродишь в окрестностях, может быть… а, чего гадать! Почему она не сказала о билетах? Думаю, она продолжала игру. Он запретил ей сцену — тем с большим жаром она играла в жизни, наслаждаясь драматизмом ситуации. Ей нравилось ходить по краю, да, Анюта?

- Пожалуй. Она с детства любила тайны, игры — в этом была её прелесть. Но никогда не врала: разыграет сценку — и тут же признается со смехом. Он научил её врать.

- Да. Но она любила его. Ей удалось внушить ему, что она счастлива, и все прекрасно. На ней был пунцовый сарафан, она набросила свою любимую шаль и надела его подарок — браслет. Как я уже говорил, Дмитрию Алексеевичу и в голову не приходило отнестись к ней, как к женщине, «легко и радостно». Он её ещё ни разу не поцеловал. Но это последнее свидание было, как он выразился, жгучим и страшным. Маруся пошла на кухню попить воды и зажгла там свет. Помнишь этот свет, Петя? Сбросила шаль на спинку стула и открыла окно, было душно. Она лежала на диване и болтала о разных пустяках, а он ходил по комнате, смотрел на неё и слушал. Потом он помнит, как лёг рядом, обнял её и тут с ним случилось что-то странное. Он говорил мне, что годы бесконечно прокручивал эти мгновенья в душе, но так и не смог объяснить свой непостижимый, невероятный промах: сам себе отомстил — и если б одному себе! Он думал только о ней, смотрел на неё, слушал её, потом обнял и сказал с последней нежностью: «Любимая моя, Люлю…»

- Господи! — перебила Анюта. — Какая нелепость! Он ошибся… случайный, ненужный эпизод!

- Четверо погибших за случайный эпизод. Не слишком ли дорого?

- Иван Арсеньевич! — возмутился Ника. — Вы идеалист и средневековый аскет. А между тем нет ничего прекраснее свободы и прежде всего — свободы чувств.

- Согласен. Но — обоюдной. Дорожишь своей свободой — не души её в других.

- Я тебя слушаю, Ваня, — заговорил Василий Васильевич Дрожащим голосом, — и никак не могу понять, как у него рука поднялась на девчонку, а?

- Состояние аффекта, как правило, возникает в ответ на сильный раздражитель, то есть потерпевший как бы провоцирует безумную вспышку ненависти. Любовь стала ненавистью. Нет, он не случайно обмолвился «Люлю», мне кажется, подсознательно он чувствовал всю запретность, невозможность своей любви в этой семье. Вдруг всплыли мелкие грешки и превратились в смертный грех… впрочем, судите сами. Вот его рассказ перед смертью… перед своей смертью. Как будто со стороны он услышал это страшное слово — детское прозвище… И долго ничего не мог выговорить. Маруся все поняла мгновенно: наверное, вспомнила прошлое лето, отлучки сестры, всякие мелочи… Если б она была взрослой, уже поднаторевшей в житейской сутолоке, она, может быть, отнеслась к происшедшему снисходительней, хотя кто знает… Но юность и предательство — две вещи несовместные. И она сыграла свою последнюю роль. Дмитрий Алексеевич ей поверил, но вчера согласился с моими доводами: роль. После паузы она сказала лукаво: «Ну что ты замолчал? Как будто я не знаю, что Люлю — твоя любовница. С прошлого лета знаю». — «Откуда? — смог он наконец выговорить. «От неё. Сама призналась, ведь ей приходилось от Бори все скрывать».

- Я ей ни в чем не признавалась, — прошептала Анюта; на неё тяжело было смотреть.

- Разумеется. Она актриса — и осталась верна себе. «И… как ты к этому относишься?» — осторожно спросил Дмитрий Алексеевич. «Нормально. А что тут такого? И сегодня она к тебе поехала на ночь, я знаю». — «Маруся, ты ошибаешься. Это было давно и случайно. Мне, кроме тебя, никто не нужен. Ты должна поверить». — «И чего ты вскинулся из-за такой ерунды? Наоборот, я рада, что не нужно больше притворяться». — «Так ты по-прежнему согласна выйти за меня замуж?» — «Конечно. А что изменилось? Я ведь и раньше знала». Тут его как будто что-то кольнуло в сердце: все- таки слова её были странны для чистого ребёнка, каким он считал её. Он приподнялся на локте и поглядел ей прямо в лицо: безмятежное, лишь лёгкая дразнящая улыбка блуждала в черных глазах и на губах. «Я увидел совершенно незнакомое лицо, — сказал он мне вчера, — развратное и хитрое». Хитрость поразила его даже больше. «Маруся, что с тобой? — она слегка отвернулась, словно он застал её врасплох. — Девочка моя!» — «Мне это надоело, — ответила она капризно (и вновь на него глянуло незнакомое лицо с нагловатой улыбочкой — вот оно, лицедейство!). — Говорю же, я рада, что мы наконец откровенны. И готова выйти за тебя замуж, — она повертела левой рукой перед глазами, любуясь жгучим золотом с багрянцем, старинным блеском. — Но давно боюсь, что не потяну: от Наташи Ростовой меня уже тошнит, понял?» — «Не понял!»- «Не ври, ты умный. Ты понял, кто сегодня нам помешал. Неужели не понял? — она захохотала с каким-то злорадством. — Видел бы ты сейчас свою физиономию!» («Я видел перед собой маленькую гадину, — говорил Дмитрий Алексеевич, — и чувствовал, как бешенство накатывает на меня и освобождает ото всего… ещё слово!..» — «Маруся, замолчи!» — «Нет уж, я долго молчала. Я люблю Петю и хочу быть с ним… пока. Дальше не знаю. Но ты должен терпеть всё — вот моё условие.

Всё, понимаешь?» — «Это почему?» — «Это потому… — она улыбнулась детской жестокой улыбкой, — это потому, что ты старик!» Он помнил только, что положил ей руки на горло и сжал… Больше ничего. Провал в памяти. Он увидел себя уже в машине и даже не сразу сообразил, где он и что с ним. Вдруг душная светёлка и Маруся на диване — живая, мёртвую он не видел — предстали перед ним с такой мучительной силой, что он застонал, повалившись головой на руль, — омерзительный рёв автомобильного гудка врезался в мозг и привёл в чувство. Все было кончено, жить не имело смысла, и он пошёл к ней. Ни про браслет, ни про отпечатки он не думал.

- Так кто ж стер отпечатки со стекла? — перебил Петя.

- Ты удивишься, когда узнаешь. Итак, он хотел попрощаться с ней и пойти в милицию. Проник через дыру в сад, перелез через подоконник — и почувствовал, что мешается в уме: Маруся исчезла! «Может быть, ничего не было и я видел жуткий сон?» Обегал все комнаты, выскочил в сад, огляделся. «Значит, не убил! она жива! и убежала!.. наверное, в Москву», — почему-то решил он (вероятно, подсознательно боясь оставаться на месте преступления) и побежал, задыхаясь, через рощу к машине, вывел её на шоссе и погнал как сумасшедший. В голове все вертелось красное пятно шали на спинке стула, оно сливалось с пунцовым сарафаном, с рубинами на браслете — огненное пекло, в котором он задыхался и жил потом три года. В стрессовых ситуациях, как говорят медики, усиливается чувствительность к красному цвету.

Художник приехал на квартиру Черкасских, долго звонил… Потом помчался к себе, решив просто дожидаться каких-то известий. По дороге начал высчитывать время, что было нетрудно, несмотря на провал в памяти: в течение свидания он машинально отмечал минуты, чтоб не опоздать на объяснение к Анюте. Выходило, что в светёлке он отсутствовал не больше десяти минут. Что могло случиться за это время? Даже если кто- то там побывал и дал знать в милицию или в «скорую» — забрать её, убитую или раненую, не успели бы. Значит, она ушла сама, убежала, спряталась от него. Он сидел у себя в кабинете, говорил ей о любви, плакал и просил прощения — защитная реакция от невыносимого страдания. Вдруг зазвонил телефон. Было шесть часов. (А Гоги всё спит!) Схватил трубку, голос Анюты: тяжёлое настроение, она уезжает в Отраду. Ему было все равно, говорить он не мог, наконец кое-как выдавил: «Я тебя жду»… («Зачем, зачем я так сказал? Кого я жду?») Безумие! Надо взять себя в руки, ведь ничего ещё не кончено. Наскоро принял холодный душ, выпил кофе и поднялся в мастерскую. Гоги проснулся и поинтересовался, ушла ли дама. Ушла, но, возможно, вернётся. «Какая женщин; прелесть, завидую», — жизнерадостно поздравил приятеля Гоги. Они спустились вниз, и вскоре появилась Анюта. Любопытно, как инстинкт самосохранения начинал овладевать Дмитрием Алексеевичем. Ещё до её прихода он дал понять Гоги, что никаких намёков на свидание с дамой не потерпит. Никакого свидания вроде бы и не было. «О чем речь! За кого ты меня принимаешь? Я вообще сразу уйду». — «Нет, ты не помешаешь, ты человек светский, остроумный, развлечёшь». («В каком умопомрачении я пригласил Анюту? Я себя выдам. Пусть спасёт человек посторонний».) И Дмитрий Алексеевич затеял вечер с коньяком. Гоги вёл себя безукоризненно — и все же у него проскользнули фраза, которая помогла мне разрушить алиби художника. Анюта ушла в десять и каким-то образом умудрилась опоздать на последнюю электричку.