Времена не выбирают - Елена Валериевна Горелик

и стук поленьев: мальчишка-помощник либо сам колол дрова, либо упросил кого-то из солдат поработать ради лазарета.

Из-за окон, прикрытых деревянными ставнями, прилетали приглушенные звуки внешнего мира — голоса людей, редкий топот лошадей, колокольный звон. Это помогало думать о скором возвращении к нормальной жизни и службе, о перспективах оной, о том, что он может узнать от своих новых друзей… Наконец, можно было подумать и о Дарье Васильевне. Её знания и умения внушали уважение. Но в то же время была эта хрупкая с виду девица добра и трогательно беззащитна, нисколько не походя на младших брата и сестру. Хотелось стать её щитом от жестокого мира. Но примет ли она его предложение?

Что внушало Дитриху робкую надежду, так это то, что Дарья Васильевна к нему единственному обращалась на «вы» и не называла «братцем», как прочих болящих. Сколь зыбка была та надежда!

Размышления прервал шум за входной дверью: кто-то пришёл. Прислушавшись к голосам, понял, что явились с инспекцией. Подступило нехорошее предчувствие.

Интермедия

Из записок государя Петра Алексеевича.

«…Порутчик Черкасов суть верен, но не пёс, думать умеет. Тем и ценен. Всё ж опасение имею, что не всякое моё приказание исполнять станет.

Сестрица его Катерина тако же верна, однако безчувственна совершенным образом. Не имею представления, кто сию девицу смог бы к себе расположить. Скорее её убьют в баталии, нежели сей лёд растает.

Сержанты из числа присных обладают превеликими знаниями и умениями, не токмо воинскими. Один тугодум, однако же стреляет метко и зело опытен в части строительства. Другой умеет взорвать всякий пороховой заряд, в каком бы состоянии и под каким караулом тот ни находился.

Противу командира своего сии люди не пойдут никогда, и порутчик за них встанет. Предвижу немало хлопот с оными, однако польза, от них проистекающая, превышает любые неудобства.

С солдатами из новоприбывших знакомства доныне не сводил, сказать о них нечего, кроме того, что воюют изрядно…»

7

Первым делом государь навестил раненых. Выслушал пояснения Дарьи Васильевны относительно состояния каждого из них, расспросил пациентов относительно самочувствия и даже самолично проверил пульс. Дитриха поздравил со следующим чином, честно заслуженным на поле битвы. Подобное внимание было весьма лестно, новоиспеченный майор не стал лгать самому себе и кривить душой. Однако ему крайне не понравилась одна вещь.

Сперва он подумал, что почудилось. Но нет: когда государь смотрел на даму-лекаря, его взгляд был словно у охотника, завидевшего оленя среди деревьев. Пётр Алексеевич был неравнодушен к женскому полу, о том все знали, а многие и пользовались ради достижения каких-то своих целей. Девица Монс из Немецкой слободы, к примеру, состояла у государя на содержании, получала подарки, но, насколько Дитрих ведал, чувства русского венценосца не были взаимны. Говорили ещё о каких-то метрессах[22], знатных дамах, актрисках, совершенно случайных женщинах. Даже странно, что государь не проявил никакого интереса к сестре Дарьи Васильевны. Впрочем, ту амазонку сложно было назвать привлекательной девицей — солдат, но не женщина. Умна, зла и всякий момент опасна. Другое дело — госпожа бакалавр. Всё, что объединяло её с сестрой — это ум. Тихая, скромная девица производила впечатление полной беззащитности. Пятнистый мундир из грядущего, символ грозной силы, казался на ней чужеродным. Хотя, довольно было посмотреть ей в глаза, чтобы понять: душою она ничуть не слабее брата и сестры. Другое дело, что если тех защищали телесная мощь и воинские умения, то Дарья Васильевна была уязвима. Много ли нужно, чтобы скрутить девицу и увести с собой?

Дитриху также было известно, что государь ни одну даму силой не принуждал. Женщин привлекал его высокий титул: кто царю откажет? Но ведь сейчас речь идёт о той, кто не склонится перед блеском короны, если сама не будет испытывать нежные чувства. Как поведёт себя Пётр Алексеевич, если едва ли не впервые в жизни получит отказ?

Когда визитёры покинули «палату», чтобы осмотреть «операционную» — отделённую чистой занавеской часть «приёмного покоя», где стоял стол с ремнями и хранились инструменты — Дитрих заметил, что они не слишком плотно задёрнули рогожку, отделявшую два помещения. Через несколько минут все вернулись к маленькому столу, за которым обычно сидела госпожа лекарь. Государя и мальчика-шведа со своей лавки офицер не видел, но мог наблюдать за лицом Дарьи Васильевны: её явно одолевали какие-то престранные размышления. Пока Пётр Алексеевич коротко экзаменовал юного ученика, а тот, сбиваясь от волнения, отвечал, она молчала. В глазах её Дитрих видел светлую печаль, как будто вот-вот закончится что-то очень хорошее… Наконец государь завершил расспросы.

— Вы ведь изучали медицину, Пётр Алексеевич, — негромко сказала девица-лекарь. — Значит, я могу говорить с вами, как с коллегой?

— В определённом смысле, — последовал ответ, произнесенный голосом человека, который явно был доволен происходящим. — Мои знания не столь глубоки, чтобы претендовать на некое учёное звание. Однако анатомирование делать умею.

— Зубы рвёте, — напомнила Дарья, улыбнувшись.

— Желаешь проверить? — не то в шутку, не то всерьёз предложил государь.

— Благодарю, мои пока все здоровы. Но если вдруг заболят, буду знать, к кому обратиться, — в её голосе прорезалась добрая ирония.

— Боишься? Никто до сих пор не жаловался, чтоб после моих операций болело.

— Может, вас просто не хотели огорчать, — в шутку предположила девица.

— Может, и так, — со смехом согласился государь. — Скажи, нужно ли что тебе самой?

— Спасибо. У меня всё есть — родные, друзья, крыша над головой, возможность лечить больных. Оклада хватает, чтобы лекарства и травы покупать, полотно, еду, дрова… Ещё раз благодарю, но мне больше ничего не нужно.

Ненадолго воцарилась тишина: очевидно, государь дивился человеку, у которого всё есть. Наконец он решил прервать молчание, становившееся неловким.

— Говорили, будто некоему офицеру, что явился сюда признаться в пламенной страсти, ты предложила мазь от ожогов.

— Да, было такое, — улыбнулась Дарья Васильевна. — Не люблю пафосных слов и поддельных чувств.

— А что же офицер?

— Обиделся и ушёл.

— Сам?

— Сам, — улыбка Дарьи Васильевны на сделалась немного печальнее. — Брат мне когда-то давно пистолет подарил для таких случаев. Стрелять ещё ни разу не пришлось, но аргумент убедительный.

— Могу я взглянуть на сей аргумент?

Девица достала откуда-то из-под столешницы один из тех странных пистолетов, которыми были вооружены все в отряде гостей из будущих времён, и подала собеседнику. Как он его рассматривал, Дитрих видеть не мог. Однако минуты две или три спустя оружие вернулось в руки хозяйки.

— Если б на меня такой наставили, я бы тоже ушёл, — послышался ироничный голос государя. — Смею надеяться,