Три мудреца в одном тазу - Александр Рудазов

— Брей здесь!

— Бритва не у меня, а у тебя!

— Осторожнее!

— Чубчик оставьте, чубчик оставьте!

— Убери руки, не хватай меня за руки, старый дурак!

— По-моему, слишком коротко.

— Да мы еще даже не начинали.

— Хррр-пс-пс-пс… эй, что это вы делаете, молокососы?!

— Эй, старички! — окликнул их Колобков. — Вы на берег сходить собираетесь?

— А мы что, уже подплываем? — высунулся из-за лысины Бальтазара и кучерявой макушки Мельхиора Каспар.

— Опомнился! Давно приплыли, встали на якорь и спустили трап!

Глава 10

Не все пятна поддаются пятновыводителю.

Остров Бунтабу, возле которого пришвартовалась «Чайка», среди Черных островов занимает второе место по площади. Чуть поменьше Кипра, формой немного напоминает человеческое ухо. Яхта вошла в большую бухту и причалила к чему-то, что в этих первобытных краях можно было даже назвать пристанью.

Судя по всему, когда-то в этих местах жили люди — остовы хижин все еще сохранились. Но находились они в таком плачевном состоянии, что нетрудно было сделать вывод — жители ушли очень давно. Хотя раньше это место, несомненно, было портовым поселением. Фабьев сразу вычленил в бинокль два самых заметных ориентира — практически целое здание из белого известняка и нечто вроде трехметрового термитника в самом центре деревни.

Благодаря тепорию, освещающему воду до самых низов, на дне бухты можно было разглядеть затонувшее строение — некогда эти останки были домом на сваях. Бревна, на которых он когда-то покоился, обрушились и увлекли хижину в глубину. Впрочем, не такую уж глубину — метров десять, не больше. Подводя «Чайку» к берегу, штурман старательно обошел место «домокрушения» — заполучив дополнительный груз в виде нескольких тонн гвоздей и болтов, яхта увеличила осадку и вполне могла задеть крышу.

Еще под водой виднелся остов большой лодки, сделанной из кожи, натянутой на деревянную раму. Похоже, она затонула не так давно, как дом — очень уж хорошо сохранилась. Фабьев только цокнул языком, рассматривая это техническое достижение неолита — ни грамма металла, только дерево и кожа.

Мостки явно не чинили уже очень давно — они обветшали и угрожающе трещали под ногами. Да и строили их не ахти какие умельцы — всего лишь несколько длинных досок, примотанных прочными лианами к бревенчатым сваям, почти сгнившим за многие годы. Доски производились древним, как мир, способом — каждая вытесана из целого бревна.

Соответствовали мосткам и хижины — построенные из жердей и покрытые сверху ветками. Почти все разрушены до основания — не чьей-то враждебной рукой, а всего лишь временем. Зато отлично сохранились очаги — в каждой хижине имелась примитивная каменная печь, сложенная из неотесанных глыб. А прямо над очагом всегда отверстие для выхода дыма (если, конечно, от самой крыши что-то осталось).

Интересная особенность — полное отсутствие окон. На Эйкре, с его тепорием, окна так и не стали жизненной необходимостью, как на Земле. Эти отверстия в стенах кроме всего прочего служат для вентиляции, осмотра окрестностей и так далее, но самая главная функция — все-таки освещение внутренних помещений. А в этом на Эйкре нужды никогда не возникало — днем светло даже в самых глубоких пещерах, а ночью окна тем более ничем не помогут.

Волшебники на берег сходить отказались. Так и дремали в креслах на полубаке. Грюнлау и близнецы чувствовали себя слишком плохо и, конечно, тоже никуда не пошли. Зинаида Михайловна и Матильда Афанасьевна остались за ними ухаживать. Олю они не отпустили, хотя та очень просилась. В конце концов ей позволили побыть на пляже вместе с Угрюмченко — потренировать его махать крыльями. Фабьев, разумеется, тоже не покинул свое возлюбленное судно. Колобков вручил ему третий браунинг, запасной. Так, на всякий случай.

Ну а пятеро остальных отправились в деревню. Петр Иванович сначала сомневался, брать ли Свету, но та не принимала никаких возражений. А в конце концов задала вопрос в лоб — умеет ли он, папа, пользоваться аптечкой? И слегка сконфузилась, когда выяснилось, что отлично умеет — еще по старому пионерско-комсомольскому прошлому. Богатый туристический опыт — Колобков и в Карелию путешествовал, и в сибирскую тайгу, и в Среднюю Азию, и на Камчатку. Что ему какой-то тропический остров? Но Светлана все равно настояла на своем.

Зато Чертанова пришлось буквально отдирать от ахтерштевня. Худосочный нескладный сисадмин уцепился за него руками и ногами, не желая покидать уютную «Чайку» и отправляться на берег, где наверняка кишат опасные болезни, животные и аборигены. Но Колобков отказался позволить своему подчиненному бездельничать — предстоял контакт с туземцами, и ему позарез требовался переводчик. А на борту имелось одно-единственное существо, способное взять на себя эту важную миссию. Сергей злобно шипел в сторону старых волшебников — если бы не их языковой эликсир, шеф, скорее всего, оставил бы его в покое. А его, между прочим, до сих еще время от времени рвало — проклятая бурда перекрутила ему кишки в тугой узел.

Но в первые минуты осмотра деревни возникло впечатление, что услуги Чертанова и не потребуются. Пустующие развалины — ни единого живого существа. Ничего ценного — если раньше в хижинах и была какая-то утварь, ее давно вывезли.

— Серега, ты поищи в той стороне, а мы со Светкой туда пойдем, — махнул рукой Колобков.

— Петр Иваныч…

— Валера, иди с Серегой, а то он бздит.

— Мум-гу, — невнятно промычал телохранитель, разворачиваясь, как заводной солдатик.

Пока Чертанов с Валерой пялились на непонятную конусообразную кучу, похожую на окаменевший термитник, Колобков поднимался по ступеням единственного уцелевшего здания в деревне. Скорее всего, когда-то эти хоромы принадлежали местному царьку.

— Эге-ге-ге-гей!!! — с удовольствием заорал бизнесмен, войдя внутрь.

Это место выглядело вполне обжитым. Комната всего одна (когда строили этот поселок, народ мбумбу еще не додумался до разделения жилищ внутренними перегородками), но очень просторная. В центре, под дымовым отверстием — каменный очаг. В углу плетеная циновка, накрытая выделанной шкурой какого-то животного, рядом несколько тарелок и чаш, сделанных из кожи или кокосовой скорлупы. Окон, разумеется, нет — и так светло.

А с циновки медленно и с достоинством поднялся местный житель — старик лет семидесяти. Высокий, темнокожий, с короткими курчавыми волосами и правильными чертами лица. Одет в травяную набедренную повязку и кожаный плащ шерстью внутрь. Грудь раскрашена белой и красной глиной, на шее ожерелье из чьих-то зубов, на ногах браслеты из рыбьих кишок.