Счастливый час в «Каса Дракула» - Марта Акоста
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хозяин даже вызвался переставить растения в кузове нашего грузовика, чтобы разместить молодые деревья. Пока мы наблюдали за его действиями, я призналась:
— Эдна, я уже рассталась с первоначальным планом посадок.
— Будем обедать или нет?
День клонился к вечеру, и я проголодалась.
— Я хочу обедать, но мы абсолютно утратили идею нашего первоначального плана посадок.
— Ну и что? Здесь неподалеку чудесное мексиканское заведение.
— Мы забыли купить сирень.
— Мы можем купить ее в следующий раз; — возразила Эдна, и я чуть не захлопала в ладоши от радости.
Мы подъехали к маленькому кафе с выцветшей вывеской, на которой значилось: «Гриль Джо». Пройдя через дверь, защищенную специальным экраном от насекомых, мы оказались в темном прохладном зале, в котором стояло шесть столиков, покрытых яркими клеенчатыми скатертями. От запаха печеной фасоли и свинины карнитас у меня потекли слюнки. Календарь пекарни, специализировавшейся на тортильях, венчало следующее изображение: мускулистый ацтекский воин тащит полногрудую деву на пирамиду. Реши какой-нибудь фанатик вырезать мне сердце, я отбивалась бы и орала, даже если бы он оказался первым красавцем.
— Курица в соусе моле — это всегда хорошо, — заметила Эдна.
— Звучит потрясающе.
Официантка принесла корзинку теплых чипсов, и Эдна заказала нам курицу в моле и по бокалу «Богемии».
Я поймала на себе ее взгляд и спросила:
— Да?
— Вы ведь в принципе жизнерадостная девушка, верно?
Дожевывая чипс, я задумалась над вопросом Эдны.
— Моя бабушка часто говорила, что я просыпаюсь счастливой.
— Вы любили ее больше матери?
— Это она любила меня больше, чем моя мать Регина, — улыбнувшись, весело проговорила я. Поскольку я уже наполовину опустошила свой бокал с пивом, говорить на эту тему мне было гораздо проще, чем обычно. — Моя мать Регина перепробовала все возможные средства, чтобы не забеременеть. А когда это все же случилось, она просто перестала есть, так что врачу пришлось положить ее под капельницу. На последнем сроке беременности она каталась на горных лыжах. А потом «забыла» меня в торговом центре, когда мне было всего три месяца.
Было заметно, что Эдна изо всех сил старается сохранять невозмутимое выражение лица — возможно, просто потому, что она уже прикончила все свое пиво. Потом у нее все же вырвался смешок. И к заключительному пассажу моей речи, который звучал примерно так: «Она купила надувной бассейн и оставляла меня играть там без присмотра. Когда мне было три года, она заявила, что я уже могу сама переходить улицу. Она кормила меня мясными изделиями с истекшим сроком годности!» — мы уже просто рыдали от смеха.
— Какой ужас! — с трудом выговорила Эдна.
— Ну, они не такие уж противные, если вылить на них побольше кетчупа.
Потом я рассказала госпоже Грант, как бабушка в конце концов пригрозила, что, если со мной еще что-нибудь случится, она заявит в полицию.
— Именно бабушка, моя abuelita' [48], воспитывала меня с четырех и почти до десяти лет. К родителям я ездила только на выходные.
Нам принесли еду. Эдна заказала еще пива.
— А что было потом?
— Бабушка погибла в автомобильной катастрофе, и моя мать Регина прекратила отношения со всеми другими родственниками.
Я пожала плечами. Переезд из уютного, заставленного мебелью бабушкиного дома в родительское безжизненное, стерильное, белое жилище стал для меня шоком.
— Почему вы ее так называете — «моя мать Регина»?
— Потому что мне проще относиться к ней как к вымышленному персонажу, а не как к живому человеку.
— А ваш папа?
— О, папа готов целовать землю, по которой она ходила. — Когда я оплакивала бабушку, моя мать Регина запирала меня в детской, которая находилась в глубине дома, вдали от нее и отца. — Моя подруга Нэнси считает мою мать Регину социопаткой.
Я изо всех сил старалась сдержать слезы, которые уже стояли у меня в глазах.
— Нет ничего плохого в том, что вы оплакиваете потерю любви, юная леди, — сказала Эдна, погладив меня по руке.
— Ой, плохо будет, если наша еда остынет, — заявила я, исполнившись решимости не позволить моей матери Регине испортить нам обед.
После еды мы купили несколько многолетних и однолетних растений, лекарственные травы, семена, садовые ножницы, кожаные перчатки и крепкие садовые совки. Теперь у меня было все необходимое для работы в саду, а вот в прочих областях жизнедеятельности по-прежнему оставались пробелы.
— Я прошу прощения, Эдна, но мне нужна кое-какая новая одежда, а денег у меня нет.
— Новая одежда вам совершенно ни к чему. Никто вас не видит, и к тому же сейчас вы одеты куда лучше, чем в тот день, когда только приехали.
— Раньше у меня был потрясающий гардероб и одежда мне просто необходима.
— Зачем? Я думала, вы собираетесь писать. Какая одежда нужна для работы за пишущей машинкой?
Я не могла сказать Эдне, что мне необходим стильный пюсовый прикид для вечеринки, которую устраивала Нэнси, поэтому решила подойти к проблеме с другой стороны.
— Уверена, что Дэна Франклин надевала невероятно эффектные наряды, когда садилась писать. Откуда взяться вдохновению, если я чувствую себя ужасно серой и бесцветной?
Удивительное дело — Эдна сдалась. Она повезла меня в зажиточный городок, располагавшийся с другой стороны горы. Пока она искала парковку, я разглядывала витрины бутиков. Большинство из них придерживались эстетической теории «сексуальное — слишком вульгарно», которую я никак не могла взять в толк. Наконец Эдна остановила машину, выбралась из нее и повела меня по улице.
— Сюда, — скомандовала она, остановившись возле магазина с вывесками «Ваша засохшая роза» и «Благотворительная лавка поставщиков винограда». Возможно, она посчитала, что мне необходим корсет на китовом усе.
Заметив мое разочарование, она рявкнула:
— Вы испытываете мое терпение!
К чести Эдны стоит заметить, что в лавке не нашлось ни шелковых чулок, ни турнюров, ни прочих исторических одеяний. Я посмотрела в словаре слово «пюсовый». Сам оттенок, светлый пурпурно-красный, казался гораздо более привлекательным, чем то слово, от которого произошло его название и которое обозначало «блошиный цвет». Я осмотрела все вешалки в поисках пюсовых товаров, но мне удалось найти только одну вещь — открытое коротенькое вязаное платье темно-сливового цвета, которое было на размер меньше, чем нужно, а потому демонстрировало все недостатки моего лифчика времен Второй мировой войны. Решив, что тема вечера куда важнее, чем мое тщеславие, я все-таки купила платье.