Пройдя сквозь дым - Алексей Бессонов

– В храме было подключено газоснабжение?

– Что вы, какой там газ, у нас все сети давно сгнили, да и ни одной газовой станции не осталось. Нет, это что-то… что-то другое. Но кто мог это сделать?

– Вот это я и хотел бы знать, – ощерился Огоновский. – Ладно, Мокоро. Подойдите к нашим, пусть они займутся вашей ногой, и пока никуда не уезжайте, хорошо? Вы мне еще понадобитесь. Да, вы уже сообщили владыке?

– Пока нет, я сразу сюда… у нас ведь только одна линия, господин…

– Пошлите кого-нибудь во дворец, пусть сообщат немедленно. И – ждите меня!

На площади, гудя моторами, уже разворачивались остальные грузовики санитарного конвоя конфедератов. В темном проломе замелькали яркие фонари – прибывшие первыми экипажи выносили тех, кто еще оставался внутри. Увидев на груде кирпича старика, сноровисто рвущего полосами белую ткань, Андрей подошел к нему.

– Там, внутри, еще много? – спросил он.

Старик дернулся и поднял на него слезящиеся красные глаза.

– Мы вынесли почти всех, – тихо ответил он и встал на ноги. – Вы врач? Я тоже… был когда-то.

– Легион-генерал Андрей Огоновский, медслужба военно-космических сил Конфедерации Человечества, – Огоновский поднес к виску два пальца и снял с себя ранец. – Вам нужна помощь.

– Скорее, им, – и старик повернулся, указывая на людей, лежащих поодаль.

– Ими сейчас займутся и без меня. А вы, коллега, наверняка постесняетесь обращаться к нашим.

– Моя царапина не стоит вашего внимания.

– Стоит… чем это вас – осколком кирпича?

Огоновский быстро провел по щеке старика стандартным дезинфицирующим мазком, заклеил длинную кровоточащую ссадину пластырем, и протянул старому врачу небольшую флягу.

– Сделайте пару крепких глотков, это вам поможет. Не пытайтесь снять пластырь, через сутки он полностью рассосется. Скажите, вы видели, как все это произошло?

– Не совсем, – старик вернул Андрею флягу и вытер грязной ладонью губы. – Я только подходил к храму – на молитве все-таки лучше иногда появляться, что бы там ни говорили люди наместника, – как вдруг раздался сильный хлопок, и я упал. Когда пришел в себя, всюду кричали люди, из дыры, – он махнул рукой в сторону пролома, – валил синий дым пополам с пылью. Я сразу же побежал туда, мы начали выносить всех, кого видели. Было еще светло, но там, внутри… дым еще не вышел полностью, да и пыль – почти темнота, понимаете?

– Я понимаю… – кивнул Огоновский.

Возле лежащих на площади раненых работали врачи, некоторых уже уносили санитары. Один или два попытались сопротивляться, но быстро подошедший к ним жрец с синим кушаком на поясе резко произнес что-то, взмахнув рукой, и те сразу же успокоились.

– В госпиталь вас, очевидно, с такой травмой не возьмут, там тяжелых класть некуда – вон их сколько, – снова повернулся к покорно стоящему перед ним старику Андрей, – а вы, кажется, голодны?

Старик опустил глаза.

– Честно говоря, как раз сегодня я собирался поужинать.

– Идемте в танк, – вздохнул Огоновский.

– Куда-а?

– Вон, в бронемашину.

Подойдя к тяжелому заостренному носу танка, старик похлопал рукой по броне и недоуменно вскинул брови.

– Это не металл! Из чего он сделан? Неужели пластик?

– Это и металл и не металл, – ответил Огоновский. – Я могу объяснить вам, но у вас все равно не хватит знаний, чтобы понять меня. Да и какое это имеет значение? Залезайте.

. Перед лицом старого врача раскрылся люк атмосферного створа ходовой рубки. Помедлив в нерешительности, старик ухватился обеими руками за гладкий срез брони и, не заметив появившихся внизу ступенек, влез в теплый полумрак. Огоновский подтолкнул его сзади и ловко занырнул в рубку сам. Ланкастер, к некоторому его удивлению, сидел не за штурвалом, а сзади и чуть выше, в приподнятом кресле оператора систем наведения. Голову его окружала едва заметная сфера видеополя. При появлении гостя он повернулся вместе с креслом, коротко кивнул и снова окунулся в работу с тактическими сенсорами наблюдения.

– Присаживайтесь, – взмахнул рукой Огоновский, указывая на место навигатора.

Старик нерешительно, словно боясь испачкать, опустился в глубокое ворсистое кресло и вздохнул. Блестя изумлением, его глаза скользнули по пульту управления и остановились на вогнутом двухсекционном экране, выдающем сейчас стереоскопическую картинку происходящего на площади.

– Это – изображение с телекамер? – спросил он. – Я не видел спереди никаких окон для обзора…

– Разумеется, – откликнулся Андрей, доставая из стенного шкафчика пакет с экипажным пайком. – Ох-х, кажется, вам здорово повезло. Ну ничего, оно даже и к лучшему.

– Что вы имеете в виду? – испуганно обернулся в кресле старик.

– Как вас зовут? – спросил Огоновский, перечитывая стандартную надпись на пакете.

– Меня? Норелл… так что вы имели в виду?..

– Вам совершенно нечего пугаться, коллега. Просто интенданты, снаряжавшие нашу бронемашину, зачем-то зарядили в узлы питания по НЗ продпакет, предназначенный для солдат, действующих на планете со значительной гравитацией. Здесь не просто много калорий, все его составляющие насыщены еще и особыми витаминами, поднимающими тонус при постоянной статической нагрузке мышечной системы. Но для вас это как раз то, что надо.

Огоновский ловко разодрал предохранительную пленку на тарелке с густым грибным супом и поставил ее на выдвижной столик справа от пульта. Суп немедленно покрылся легким туманом пара.

– Арктик-вариант, – непонятно для Норелла констатировал Андрей. – Еще лучше. И ведь не написано нигде, надо же! Стандарты изменились, что ли?

– Я не совсем понял вас, – старик просительно поднял брови, и Огоновский с трудом удержался от короткого смешка.

– Суп разогревается автоматически, – пояснил он, выдавая коллеге стандартную серебряную ложку офицера-десантника, – но в данном случае мы имеем дело с типом капсулы, сконструированной для использования при очень холодном климате. Однако я не нашел соответствующей надписи на упаковке. Учитывая то, что в войсках у нас порядок всегда железный, меня это удивило. Вот вам хлеб, вскрывайте сами. Вот здесь, за нитку… да. И вот еще, – Андрей поставил перед совсем заробевшим Нореллом небольшой пластмассовый кувшинчик, – это солдатский ром. Объемная доля спирта – 40. Угощайтесь, прошу вас. Раз это едят наши солдаты на поле боя, то и вам вполне сойдет.

Старик осторожно зачерпнул ложкой суп, подул на него и отправил в рот. На лице его появилось выражение совершенно кошачьего блаженства.

– Кажется, я никогда не едал ничего более вкусного, – вздохнул он, – хотя подозреваю, что кушанье на самом деле вполне банально. Я не покажусь вам невежливым, если буду есть быстро? Похоже, я и впрямь изголодался до неприличия.

– Ни в коем разе, – отведя взгляд, вздохнул Огоновский. – Только учтите, что вас еще ждет второе. Я с удовольствием дал бы вам его с собой, но…

– Я понимаю, – торопливо согласился Норелл, орудуя ложкой в пластиковой тарелке.

Андрей прикусил губу и уставился на экран. Он стыдился самого себя, точнее, своих чувств. Ему стыдно было смотреть на несчастного голодного старика, который, отвернувшись в сторону, шустро давился обжигающе-горячим супом. И ведь когда-то этот человек был врачом! Тоже – врачом? Внушенное в юности, понятие цеховой солидарности всегда являлось для Андрея Огоновского святыней: ни при каких обстоятельствах он не смог бы отказать коллеге в помощи, но сейчас его в рог скручивало болезненное ощущение вины, такое, словно он нес какую-то личную ответственность за все, пережитые старым Нореллом несчастья. Так ведь Норелл, по крайней мере, остался в живых! А сколько тысяч его коллег погибли, растоптанные толпами фанатиков – здесь, в некогда цивилизованной и вполне процветающей стране?

В мире, существовавшем внутри Огоновского, убийство врача являлось тяжелейшим, принципиально непрощаемым преступлением.

Старик Норелл закончил есть, глотнул рома и удовлетворенно вздохнул.

– Не знаю даже, как переходить ко второму, – виновато признался он.

– Надо, – дружелюбно рассмеялся Андрей и вскрыл упаковку с телячьим рагу. – Тем более что количественно пищи немного, следовательно, проблем с желудком у вас не будет. Сколько вы не ели – двое суток?

– Вы угадали, – кивнул Норелл. – Да, опасности нет, но у меня такое удивительное ощущение силы, словно я сбросил лет двадцать.

– Так и должно быть, – усмехнулся Огоновский. – Я ведь говорил вам: данный рацион создан для солдата, действующего на очень тяжелой планете. Если вы сможете съесть его целиком, энергии вам хватит еще на трое, а то и четверо суток, учитывая вашу слабую гравитацию и вероятное отсутствие тяжелой физической нагрузки. Я думаю, на стройки вас уже не гоняют?

– Нет… теперь уже, к счастью, нет. Вот раньше…