Генетик - Анатолий Маев

Почти ежедневно вечерами по нескольку часов гулял с супругой по центру Москвы. За это время истощенная нервная система ученого восстановилась практически полностью, появился аппетит, и ему приходилось себя сдерживать, постоянно памятуя о предрасположенности к избыточному весу.

Минула неделя, которую ученый посвятил отдыху. Наступил срок первого и очень ожидаемого им визита Вараниева и Хвостогривовой с Великом.

– Итак, уважаемые господа, к делу, – заговорил Ганьский после приветствий. – Мне, признаться, не терпится осмотреть ребенка. Смею предположить, что вам, в свою очередь, не терпится услышать мое заключение. Не так ли?

– Вы абсолютно правы, – подтвердил Вараниев.

– Будьте любезны, Жанетта Геральдовна, расскажите все, что сочтете важным, относительно ребенка. Я имею в виду замеченные вами изменения со дня введения препарата и по сегодняшний день.

Времени на обдумывание Хвостогривовой не требовалось – ее так и распирало высказаться. И костромская дама выдала:

– Жрет по-другому!

Обычно сдержанный, Аполлон Юрьевич дал волю эмоциям:

– Да что вы все «жрет» и «жрет»?! Прошу вас, выбирайте слова! По вашему мнению, насколько сильно похож Велик на того ребенка, которого вы имели несчастье потерять?

«Мамаша» посмотрела на председателя – вопрос явно поверг ее в замешательство. Она ожидала, что Вараниев возьмет инициативу в свои руки и ответит за нее, но тот уткнулся взглядом в пол.

– Как две капли воды! – выпалила женщина. – Даже волосы одного цвета. И такой же кудрявый.

– Итак, какие вы заметили изменения, если таковые имеют место быть?

– Сразу аппетит поменялся.

– То есть? – удивился ученый.

– Горчицу не просит, отказался от солений. Полюбил гречневую кашу. И ест намного меньше.

– А пьет что?

– Все подряд, но больше пиво любит.

– Пиво? Я не ослышался? – Аполлон Юрьевич метнул полный изумления взгляд на Хвостогривову.

Вараниев встал, машинальным движением руки пригладил волосы и обратился к Ганьскому:

– Конечно, вы ослышались.

Жанетта Геральдовна возмутилась:

– Вовсе нет! Пиво он любит, но я не даю ему пить много.

– Очень мудро! – процедил сквозь зубы ученый. – Когда в прошлый визит вы рассказывали про горчицу, я не совсем поверил в правдивость ваших слов. Но сейчас понял, что вы ничего не преувеличивали. И это ужасно! Неужели вы не понимаете, что горчица, которую ваш ребенок поглощал ложками, и пиво, которое он пьет, есть не что иное, как натуральный яд для него? Не удивлюсь, если у Велика в недалеком будущем обнаружится токсический гепатит или цирроз печени. Потрясающе! Взрослая женщина, а такие глупости творите! Будь у меня возможность лишить вас материнства, я бы это сделал. Виктор Валентинович, у меня к вам огромнейшая просьба: возьмите под свой контроль быт и воспитание ребенка. Иначе я вряд ли смогу ему помочь. А вы, мамаша, начните читать пособия по питанию детей, их воспитанию, физическому и умственному развитию. Надеюсь, все понятно?

Ганьский подошел к ребенку.

Хвостогривова сидела с испорченным настроением, да и у председателя оно было не лучше, а ученый продолжил осмотр, бормоча себе под нос:

– Так, так… Давай-ка мы твой язычок посмотрим… Большой родничок почти закрылся…

Как и во время первого осмотра, Ганьский сгибал и разгибал конечности Велика, но уделил больше внимания пальцам рук. Через четверть часа Аполлон Юрьевич сказал «одевайтесь».

– Ну что же, господа Вараниевы… Я не ошибся, Жанетта Геральдовна? Вы до замужества такую же фамилию, как и брат, имели?

– Нет, мы под разными фамилиями росли – у нас отцы разные.

– А ваш отец сильно пил, Жанетта Геральдовна?

Женщина вытаращила на Ганьского удивленные глаза:

– Очень сильно… А вы откуда знаете?

Ганьский на вопрос не ответил.

– Ну, что же, господа Вараниевы… Имею все основания поздравить вас – мне удалось обеспечить полное блокирование фактора, обусловливающего болезнь, что гарантированно приведет к полной реабилитации ребенка. Необходимо будет ввести еще один препарат для закрепления достигнутого успеха, и я должен присутствовать при процедуре. Лучше всего было бы, если бы вы приехали ко мне вместе с медсестрой. И, Виктор Валентинович, очень надеюсь на окончательный расчет в день нашей следующей встречи…

В назначенное время Ганьский встретился с председателем в банке. Без лишних слов Вараниев вручил ученому сумку, набитую долларами.

– Здесь четыреста тысяч, – полушепотом объявил председатель. – Пересчитаете?

– Я вам верю.

В тот же день ближе к полудню в квартиру Ганьского вошли Вараниев, Хвостогривова с Великом на руках и незнакомая женщина, которая оказалась медсестрой Клиники акушерства и гинекологии ветеранов Октябрьского переворота и Гражданской войны. Ученый протянул ей небольшой флакон с прозрачной бесцветной жидкостью. Медсестра внимательно осмотрела его, пытаясь найти маркировку, но безуспешно.

– Пожалуйста, вводите внутримышечно, и медленно, – попросил Ганьский.

– Я не буду делать инъекцию, не зная, что внутри! – заявила женщина. – А вдруг там яд?

– Браво! Я ожидал услышать именно такой ответ. У вас второй шприц найдется?

– Есть еще пять.

– Великолепно. Тогда полтора кубика введите мне, а потом половину кубика ребенку. Надеюсь, такой вариант убедит вас в безвредности вводимого препарата?

Медсестра достала шприц и натренированным движением выбрала три четверти содержимого флакона. Ганьский подставил плечо и получил внутримышечную инъекцию. Оставшийся препарат другим шприцем женщина ввела ребенку, который даже не среагировал на укол, увлеченный купленной ему накануне яркой игрушкой.

– Покажите мне мальчика через полтора месяца, – перед тем как попрощаться, сказал Аполлон Юрьевич. – Поводов для беспокойства не вижу.

Ученый не обманывал: поводов для беспокойства действительно не было. Введенная (ему одному известно, для чего) половина кубика пятипроцентного раствора аскорбиновой кислоты навредить ребенку не могла.

Через полтора месяца осмотрев Велика, Ганьский был краток:

– Генетический фактор болезни блокирован. Физическая реабилитация произошла. Уверен, что ребенок будет развиваться без отклонений. А теперь самое важное: мне удалось полностью блокировать хромосому, ответственную за появление «синдрома попугая». Однако путей ее уничтожения я пока не нашел, хотя, признаться, работаю над этим и близок, как мне кажется, к успеху. У меня веские основания предполагать, что в блокированном состоянии третья хромосома будет находиться до двенадцати недель. Иными словами, регулярное введение препарата с квартальной периодичностью гарантирует стопроцентное отсутствие проявлений признаков синдрома и абсолютно нормальное развитие ребенка. Жду вас через три месяца.

Глава четырнадцатая

Минуло семь лет.

Шнейдерман, официально оформив отношения, жил душа в душу с молодой женой. Денег от сдачи в аренду питерской квартиры хватало на безбедную жизнь, но все же не настолько, чтобы отказываться от четырех тысяч долларов партийного оклада.

Еврухерия Макрицына прооперировали в Институте нейрохирургии, удалив доброкачественную опухоль мозга. Головными болями он уже не страдал. Шум в ухе и выпячивание глаза исчезли, а вместе с ними и способность к чтению мыслей. Удаленная опухоль была одной из двух обнаруженных. Как установили врачи, первое новообразование имелось у Еврухерия чуть ли не с рождения, было относительно невелико, мозг сильно не сдавливало. Удалять его не стали. По мнению Ганьского, именно с ним была связана способность Макрицына видеть прошлое, настоящее и будущее. Ясновидящий оставался активным членом «Мак.Лем.иЧ.». Как и прежде, он продолжал давать сеансы в клубах, а несколько раз даже выступил на стадионах и в киноконцертных залах. Были попытки возобновить семейную жизнь с Ангелиной Павловной, но оба раза пришлось довольствоваться одним ответом: «Мне без тебя не хуже».

Хвостогривова была исключена из партии и отстранена от воспитания Велика. Боб Иванович подыскал «двух старичков», которым и поручили заботу о правильном развитии будущего Вождя. Воспитатели и воспитанник жили у Вараниева.

Численность партии увеличилась в два с половиной раза, но качественный состав оптимизма не внушал. Со смертью секретаря Хабаровского крайкома чуть было не развалилась вся организация, девяносто процентов численности которой составляли китайские товарищи, объявившие о выходе из партии. Отколовшаяся группа преобразовалась в моноэтническую организацию «ККККК»: Коммунистический картель китайского контрафакта и контрабанды. Новая организация была своевременно разогнана правоохранительными органами. А в Хабаровске осталось не более двух десятков истинных коммунистов из Китая во главе с этническим вьетнамцем – первым секретарем крайкома Лес Би Яном.