Спи ко мне - Ольга Лукас

– Значит, в вашем мире художниками считают мастеров, – резюмировал Рыба. – Тогда понятно, почему он такой жесткий. Границы мира, на которых танцуют духи, забраны решетками, залиты свинцом. Художник должен притвориться или умереть. Как же получилось, что ты живёшь в такой клетке, но видишь во сне наш мир? Наверное, благодаря тому, что рядом с тобой живёт художник.

– Запал на Мару? Надо же! Может быть, вернёмся? Она будет счастлива! Она …

– Нет, – Рыба выставил руки вперёд, – даже не думай. Даже не говори. Быть с художником возможно только другому художнику. Или очень любящему человеку. Это пропасть. Это бездна. Нет!

– Бедная Мара, вот никто и не хочет с ней быть. Раз она пропасть и бездна. Только и остаётся, что любить киноартистов.

– Видимо оттого, что киноартисты – единственные художники вашего мира, которым позволяют быть собой…

«Что же мы делаем, – подумала вдруг Наташа, – мы спорим о чём-то несущественном, а ведь у нас так мало времени на то, чтобы быть вместе».

– Ты извини, если я вижу кого-то ещё, кроме тебя, – глядя куда-то в сторону, тихо сказал Рыба. – Это не потому, что я хочу их видеть.

Наташа обняла его, словно пытаясь оградить от целого мира.

– Это ты извини. Я глупая, да. Но мне бы хотелось спрятать тебя от всех, от всех, от всех.

– От всех, кто в моих снах, или в твоих – тоже?

А ведь правда. Там, в хрупком мире, гораздо больше конкуренток. Все эти феи с розовыми волосами, в развевающихся одеждах, и многие из тех, кого Наташа просто не видит. Но выбрал-то он её. Значит…

– Не надо меня прятать, – вдруг серьёзно сказал Рыба, – потом сама не отыщешь.

– Ключ… – спохватилась Наташа. – Куда-то я спрятала ключ…

И тут только поняла, что так тяготило её весь день, что она даже придумала нелепую историю про Рыбу и Кэт. Ключ от комнаты переговоров у неё под пяткой, и он натирает ногу!

Она повесила ключ на место и отметилась в журнале регистрации. Утренние переговоры назначал Митя, с него и спрос. А Митю и без того достаточно чихвостят за мелкие и крупные пакости, которые он невзначай делает коллегам, так что проклятья людей, не попавших сегодня в малую переговорную, наверняка отскочили от него, как каучуковые мячики от железобетонной стены.

Глава семнадцатая. Мара и её пьеса

У директора премии был гипнотический голос. Бархат, пропитанный коньяком. Повергающий в транс и обращающий в слух. Этот голос хотелось слушать как музыку, не вдумываясь в смысл, который он пытается до вас донести.

Многие так и делали: слушали, а заслушавшись, улетали за облака. Голос стихал, облака рассеивались, но собеседники уже стыдились переспрашивать – чтобы обладатель чарующего колдовского голоса не подумал, будто они такие дураки, что с первого раза понять не могут.

В один прекрасный вечер на удочку этого голоса попались сразу двое: Марина Безъязыкова, она же Мара, и Пётр Тётушкин, он же Петя, молодой филолог из Санкт-Петербурга. Директор премии умолк, потом улыбнулся, как утомлённый добрыми делами волшебник, положил на стол договор, и рыбки угодили в сети.

По этому договору Мара и Петя должны были в течение полугода вычитывать рукописи, которые со всех концов страны придут на премию «Алло, мы ищем сценарий». Рыбки послушно расписались там, где заботливый волшебник, или кто-то из его помощников, поставил простым карандашом едва заметные галочки.

Обладатель голоса исчез. Наваждение рассеялось. Мара и Петя остались наедине с рукописями.

– Вот повезло мне! – сказал Петя. – Неделю назад приехал в Москву, и уже вляпался. Ты сумму прописью разглядела? Которую мы получим в случае выполнения и так далее?

Мара прочитала сумму прописью.

– Два раза сходить в Макдональдс, и потом ещё месяц с шиком ездить на метро! – ярился Петя. – Вот что на эти деньги в вашей Москве можно. А я квартиру хотел снять! Размечтался.

– А всю эту неделю ты где жил? Неужели на вокзале? – спросила Мара.

– Не, у друга. В Алтуфьево, знаешь, по серой ветке. А, ну да, знаешь. Но там однушка, а он с девушкой съехаться хочет. Так что я в их уютном гнёздышке буду уже лишний.

– Ты можешь какое-то время пожить у меня, – предложила Мара, – у меня две комнаты.

Так они стали читать рукописи – каждый в своей комнате. Очень быстро Петя нашел себе сразу несколько подработок. Он вёл колонку о книгах в глянцевом журнале для школьниц, рассказывал о книгах на радио в передаче для пенсионеров, писал о книгах на оппозиционном Интернет-сайте, проводил встречи с писателями в книжных магазинах. То и дело какая-нибудь подработка накрывалась – но ей на смену приходили две новые. Петя очень быстро обживался в столице.

Каждый день, помимо положенного количества рукописей, он прочитывал хотя бы одну книгу. То есть не прочитывал, конечно, а пролистывал, просматривал, находил, от чего оттолкнуться, а чаще – к чему прицепиться, и дело было готово.

Ещё он писал статьи, приуроченные к дням рождения или смерти известных писателей, и заранее предлагал разным журналам. Когда одну и ту же статью принимали сразу в двух изданиях, он просил дать ему время на доработку, менял местами слова и абзацы, добавлял цитат и отсылал готовый материал заказчику. Однажды Мара спросила, почему он так привязан к датам, и Петя ответил гордо: «Я мыслю информационными поводами!»

– Слушай, я понял, почему мы купились на голос нашего обворожительного директора, – сказал он как-то раз за ужином. – Булку передай мне, пожалуйста. И масло. Ага, спасибо. Так вот… слушай, фиговая булка у вас в Москве… так вот… что я хотел? Надо стиралку запустить, вот что. Нет, не то… Дай-ка ещё колбасы. А, вот. Я же провёл журналистское расследование. Он бывший актёр.

– Кто? – Мара не поспевала за причудливыми скачками Петиной мысли.

– Да директор наш. Колбаска, кстати – во! – Петя поднял вверх большой палец, слизнул с него масло. – Знаешь почему? Питерская потому что.

– А директор наш какое отношение к этой колбасе имеет?

– Никакого. Просто я же ем её сейчас. Не могу не реагировать. А что директор? А, да, директор. Ты «Театр у микрофона» помнишь? Наш красавчик там лет двадцать служил, пока лавочку не прикрыли. Так что его единственный инструмент – голос.

– Ну и в чём расследование? Я знаю, что он участвовал в радиопостановках, – ответила Мара. – Давай допивай чай, мой посуду, а я пока стиральную машинку запущу – и пора браться за дело. Потому что сейчас наш единственный инструмент – время.