Красный сад - Элис Хоффман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Наверняка трахал всех встречных-поперечных женщин, — вставила Тиа. — Ты же знаешь своего брата. Роковой соблазнитель.
— Ну да, — кивнул Фрэнк.
Джесс какое-то время обретался в Сан-Франциско, а затем решил провести выходные на побережье. Он обалдел от Лос-Анджелеса. С тех пор там и живет, работает в ночных клубах, продюсирует несколько групп. Там он познакомился с Тиа, которая была певицей — или по крайней мере намеревалась ею стать. Несколько его групп распались. Поэтому денег он заработал до смешного мало.
— Ты должен поехать с нами, — сказала он Фрэнку. — Говорю тебе — это фантастический город.
Быстро темнело. Фрэнк прекрасно видел в темноте, но его спутники почти не различали дороги. Они спотыкались о камни, цеплялись одеждой за колючки. Когда добрались до машины, небо стало чернильно-черным. Джесс вынул из кармана ключи и тут же уронил их в густую траву.
— Черт подери, — выругался он.
— Твой брат — городской мальчик, — прошептала Тиа на ухо Фрэнку.
Он ощутил запах ванили, исходивший от нее. Духи привлекают мух. Было жарко и душно, и Тиа, приподняв одной рукой свои длинные пепельные волосы, другой обмахивала шею. У Фрэнка закружилась голова.
Джесс все еще ползал по траве, отыскивая ключи, когда Фрэнк услышал, что приближается медведь. Фрэнк привык к тишине, поэтому сразу обратил внимание на звук кустов, приминаемых лапами идущего зверя.
— Залезайте на крышу, — скомандовал он Джессу и Тиа.
— Мне бы фонарик — я бы их быстро нашел, — посетовал Джесс.
Тиа смотрела на Фрэнка.
— Быстро лезьте. И сидите тихо.
Тиа стала карабкаться.
— Наверное, они под колесо упали, — бормотал Джесс, продолжая ползать в кустах.
Фрэнк наклонился к брату.
— Замолчи и лезь на крышу.
Интонация Фрэнка подействовала на Джесса, и он в один миг оказался на крыше джипа.
У Фрэнка было ружье, но ему не хотелось применять его. Он стрелял белок и практиковался в стрельбе по мишеням. Зимой у него не было другого выхода, как охотиться на кроликов и оленей, но его никогда не привлекала идея стрелять в медведя. В этом было что-то неправильное. Что-то бесчеловечное. Он стоял, прислонившись к джипу, и смотрел, как медведь неторопливо, вразвалку идет по дровяной дороге. Кругом было много переспелой черники и дикой малины. Это был самец, старый и большой. Он был так близко, что они слышали, как он бурчит себе под нос — так иногда люди бормочут сами с собой, обдумывая дело.
Сумерки совсем сгустились. К мошкаре и комарам в горах нужно привыкнуть и перестать их замечать, иначе сойдешь с ума. Медведь посмотрел на Фрэнка, который не двигался. Медведь громко рыкнул и остановился. Он кивал головой вперед-назад, как медведи часто делают перед нападением. Фрэнк слышал, как всхлипывает Тиа, хоть она и зажимала рот руками.
— Стреляй! — напутствовал Джесс. — Давай, брат, не тяни время.
От медведя пахло листвой и землей. Он стоял так близко, что его мускусный запах пропитывал одежду Фрэнка. Медведь не видел еще двоих, которые вжались в крышу джипа. Медведь смотрел прямо на Фрэнка.
Фрэнк подумал о том, как падал снег в тот вечер, когда он шел по дороге и его сбила машина. Он подумал, какой обжигающе холодной была вода в Угорьной реке, когда он плавал там с Симоной и Розой. Он готов был расстаться с чем-то, хотя не понимал с чем. Все равно, в этих душных сумерках он почувствовал себя очнувшимся ото сна, все ясно сознающим.
— Я знаю, это твое место, — обратился он к медведю. — Я просто иду мимо.
Медведь постоял еще мгновение, а потом развернулся и пошел в другую сторону — к лугу, где пчелы понастроили себе ульев в поваленных дубовых деревьях. Фрэнк молча подождал несколько минут, а потом полез на крышу джипа. Все трое посмотрели на небо.
— Лично я уезжаю в Лос-Анджелес, — сказал Джесс.
Тиа и Фрэнк ничего не сказали. Они смотрели, как одна за другой появляются звезды. Фрэнк вынул косяк, они пустили его по кругу, потом Джесс уснул.
— Он много рассказывал о тебе, — сообщила Тиа. Она лежала между братьями, подложив руки под голову, на подушке из собственных волос. — Он говорит, что ты очень хороший.
— Он ошибается, — ответил Фрэнк.
Тиа приподнялась на локте и поцеловала его. Это был самый восхитительный, горячий, страстный поцелуй в жизни Фрэнка. Он понял, что трахнет ее прямо здесь, на крыше джипа. Он хотел ее так сильно, что не сомневался — он стал жертвой временного умопомешательства.
Скоро он отодвинулся от нее.
— И все-таки Джесс прав насчет тебя, — сказала Тиа. Она снова поцеловала его, но на этот раз поцелуй получился хуже, чем в первый раз, потому что их обоих мучила совесть.
Они проспали ночь на крыше джипа, Тиа лежала между братьями, как в сэндвиче. Утром Фрэнк нашел в траве ключи. Тиа и Джесс были искусаны так, что с трудом шевелились. Фрэнк привез их в город. Когда они вошли в дом, мать вскрикнула, бросилась на шею Фрэнку, а отец стоял рядом и говорил, что рад возвращению Фрэнка, правильно тот поступил, что бросил эту свою систему и наконец-то взялся за ум. Фрэнк принял душ, отдал свою одежду матери в стирку. Он сидел за столом, за которым обычно делал школьные уроки, и смотрел в окно, когда в комнату проскользнула Тиа. Она села к нему на колени, хотя он был голый, хотя вся семья была дома. Сначала они целовались. Потом занялись тем, чем заниматься не следовало. Сначала это походило на сон, а потом, увы, нет.
Фрэнк велел ей подождать, сказал, что скоро вернется. Он спустился по лестнице и вынул свою одежду прямо из сушилки. Оделся здесь же и вышел через черный ход. Он вспомнил, что брат всегда забирал у него лучшую одежду. Она ему годилась — ведь у них был одинаковый размер. Фрэнк никогда не возражал, напротив, ему было приятно, что Джессу нравятся его вещи. Это было давно, когда они были братьями. Фрэнк прошел три квартала и свернул налево, на Мэйн-стрит. Он шагал, пока не подошел к дому, где родилась и выросла Рене, и она, словно судьба, стояла на крыльце.
Красный сад
1986
Мухи в Блэкуэлле всегда причиняли много неприятностей. Тьма насекомых налетала со стороны холодной Угорьной реки, со стороны стремительных водоворотов ручья Хаббарда, и было их так много, что в первые две недели апреля хозяйки закрывали окна и двери садовой сеткой, как закрывают они кусты черники, чтобы защитить урожай от медведей.
Луиза Партридж за всю свою сознательную жизнь не помнила такого нашествия мух. Несколько лет, прожитых вдали от дома, изменили ее отношение практически ко всем сторонам жизни — к животным, к овощам, к минералам. Луиза оставила Рэдклифф и вернулась домой, чтобы ухаживать за больной матерью, и вот прошлой зимой миссис Партридж умерла. Луизе, честно говоря, не нравилось в Кембридже. Все эти девочки-умницы, мальчики-всезнайки, курильщики марихуаны, которые уверены, что до их появления на свет ни одна мысль не посещала ни одну голову. Но она скучала по библиотекам, по лекциям, по книжным магазинам. Как бы то ни было, она скучала по Кембриджу.
Луиза была предприимчива и, столкнувшись с проблемой, не опускала руки, а начинала действовать. Она освоила старинную швейную машинку матери и сшила из москитной сетки плащ с капюшоном. Она вздумала возделать заброшенный сад позади дома, пол-акра земли, про которую мать и тетя Ханна твердили, что от нее никакой пользы. Они утверждали, что на этой земле всегда вырастает не то, что ожидаешь, как будто у земли есть свой разум и своя воля. Но этот старый сад находился на некотором возвышении, поэтому здесь было не так много мух, и Луиза решила все проверить на собственном опыте.
Луиза была прямым потомком основателей города, по материнской линии она восходила к Хэлли Брэди, а по отцу — к Партриджам, другим первопоселенцам. В городе было много Партриджей. Отец Луизы из рода Партриджей был родственником одного их тех горожан, которые подались в Калифорнию, повинуясь весеннему порыву, потому что, одурев от мух, утратили способность рассуждать трезво. Отец Луизы заехал в Блэкуэлл перед поступлением в Гарвард и тут влюбился в ее мать. Он умер, когда Луизе было десять лет, а вскоре умерла и ее любимая тетя Ханна. Число сотрапезников за их столом на День благодарения, когда подавался традиционный индейский пудинг Брэди, уменьшилось с четырех до трех человек, а потом их осталось двое — Луиза и ее мать, Кэт. Сейчас приближался ноябрь, когда Луиза будет есть индейский пудинг в одиночестве. Она выучила рецепт — кукурузная мука, молоко, патока — и не раз его отрепетировала. Занимаясь приготовлением пудинга, она особенно остро тосковала по матери, которая умерла слишком рано, и Луиза жалела, что не задала ей многих вопросов. В детстве ей случалось, выглянув вечером из окна, увидеть, что мать бродит в саду среди зеленых теней. Почему-то Луиза ни разу не спросила, что мать делает в столь поздний час в саду.