Происхождение - Ирвинг Стоун

Чарлз занял свое традиционное место справа от отца за столом красного дерева с массивными ножками, напоминавшими когтистые лапы, и на него тотчас пахнуло уютным запахом воска. Он взглянул из окна на реку Северн и расстилавшиеся за ней зеленые заливные луга с пасущимися на них херфордширскими коровами. С волчьим аппетитом поглощал он приготовленную на пару треску, четыре вареных яйца, телячьи почки и бекон, треугольные ломтики тоста и горячий кофе с молоком, который из серебряных кофейников разливал по чашкам Эдвард.

Откинувшись на спинку стула, Чарлз произнес:

– Когда сидишь здесь с вами, то кажется, что все это уже было: как говорят французы, "deja vu". Прошлое повторяется. Будто никогда я никуда не уезжал и ничего не изменилось.

– Кроме одной вещи, – откликнулся доктор Дарвин.

– Какой, отец?

– Формы твоей головы!

На мгновение Чарлз и сестры пришли в ужас от этих слов, но потом расхохотались.

– Иначе и быть не могло! – воскликнул Чарлз. – В нее теперь втиснуто столько впечатлений и сведений! Вопрос только в том, как подобрать ключ к тем сокровищам, которые там спрятаны? И что я сделаю с ними, когда извлеку их из этого склада?

Все замолчали, потом доктор Дарвин наклонился вперед, накрыв своей огромной ладонью сухую и тонкую ладонь сына:

– Я думаю, ты уже знаешь ответ на эти вопросы. И знаешь также, как тебе надлежит поступить со своими коллекциями. Работай энергично, но не считай, что тебе надо спешить. Впереди у тебя еще много-много лет для той работы, которая, кажется, предназначена тебе самой природой.

Чарлз поднялся с места и, немного поколебавшись, поцеловал отца в лоб.

Свободен! Отец подарил ему вторую жизнь! Потом он услышал слова Кэтти:

– Хорошо бы, Эдвард затопил камин в библиотеке. Наверняка у Чарлза есть для нас новости – ведь последнее письмо мы получили еще из Бразилии.

– Самая лучшая из моих новостей, – ответил он, – это что я вернулся домой и никуда больше не уеду. Так что давайте сперва посидим у камина и сыграем партию-другую в вист. Вот тогда я буду уверен, что снова в родных пенатах!

В полдень, выйдя во двор, он кликнул Пинчера. Собака тут же подбежала и пустилась знакомым маршрутом по берегу реки, выказав при этом не больше радости или удивления, чем если бы она только вчера, а не пять лет назад в последний раз выходила на прогулку вместе с Чарлзом.

Чтобы привыкнуть к суше, ему понадобилось девять дней: он набрал вес, потерянный за время болтанки "Бигля" на заключительном этапе пути, распаковал вещи, обновил туалет и вдоволь насладился чтением книжки [выдержек из своих писем], которую он положил на видное место у себя на бюро, чтобы видеть ее как можно чаще. Он написал нежные письма дяде Джозу Веджвуду, Уильяму Оуэну в Вудхаус, профессору Генсло и капитану Фицрою, все еще остававшемуся на борту "Бигля" в Фалмуте и буквально сгоравшему от нетерпения поскорей очутиться на берегу и сыграть свадьбу с Мэри О'Брайен, той самой, с которой он танцевал на вечеринках, что устраивались в честь офицеров "Бигля" перед отплытием из Плимута. На свидание с братом из расположенного по соседству с Маунтом Овертона приехала старшая сестра Марианна вместе со своими четырьмя сыновьями и девятимесячной дочкой.

На следующий день рано утром Чарлз поднялся в просторную спальню отца, все окна которой выходили на реку и расстилавшиеся за нею зеленые луга. Налив по чашке кофе из принесенного на подносе кофейника, он присел на край отцовской кровати.

– Отец, я вел весьма скрупулезные записи всех своих расходов за время путешествия. Если хочешь, мы могли бы сейчас их просмотреть.

– Не думаю, что это требуется, Чарлз. Как ты и обещал перед отплытием, ты оказался "чертовски экономным" и тратил только на самое необходимое.

– Я рад, что тебя не смущает та сумма, в которую обошлись мои сухопутные экспедиции. По моим подсчетам, за пять лет я снял со счета чуть больше девятисот фунтов, включая стоимость пистолетов, телескопа, микроскопа и компаса, купленных мною еще до начала плавания. Надеюсь, я смогу убедить тебя, что деньги были потрачены с пользой.

– Дорогой мой сын, я уже отметил свое семидесятилетие и в оставшиеся мне годы намерен наслаждаться жизнью, а не расстраиваться из-за кого или чего-нибудь. Твое платье порядком износилось. Если ты хочешь стать геологом в духе Адама Седжвика, тебе понадобится несколько новых костюмов. Не можем же мы позволить, чтобы ты запятнал репутацию Дарвинов. Бери столько денег, сколько тебе требуется для продолжения работы. А я буду продолжать выплачивать тебе четыреста фунтов годовых.

Оба, и отец и сын, так и сияли от радости. По существу, отец считает, что он стал ученым. И кажется, бесконечно доволен таким оборотом дела. Доктор Дарвин прочел мысли, роившиеся в голове сына, и был счастлив от сознания собственной щедрости.

– С прошлым покончено, Чарлз. Ты открыл совершенно новую главу. Пять лет путешествий и трудов равно-значйы самой высокой степени, какой тебя могли бы удостоить в Кембридже. Теперь мы, я и мои дочери, с любовью и интересом станем следить за тем, что из этого всего получится.

Оставив на конюшне гостиницы "Красный лев" свой экипаж, который ему пришлось нанять в Брикхилле, он пешком, с чемоданом в руке, направился к дому Генсло в Кембридже, где ему предложили остановиться. Трехэтажный особняк коричневатого кирпича на Риджент-стрит с дугами окон и голубой входной дверью под каменной аркой, казалось, ничуть не изменился с годами. Зато в семье за это время произошли значительные перемены: сейчас у Генсло было уже три девочки и два мальчика. О своем прибытии Чарлз оповестил условным стуком дверного молотка: пять быстрых, два медленных удара. Хэрриет и Джон Генсло вместе распахнули дверь, и Чарлз тут же попал в их дружеские объятия. Большое и доброе лицо Джона располагало к себе еще больше, чем всегда. Седые пряди в густых вьющихся волосах делали профессора привлекательнее в сорок лет, чем в более молодые годы.

Встреча была радостной. Двое старших детей помнили его: оставалось "представить" его трем младшим. Хотя теперь в доме не устраивались знаменитые "пятницы", Генсло не стал домоседом. Он только что издал "Основы описательной и физиологической ботаники", которые расценили как последнее слово в этой области науки. Приход в Чолси-кум-Моулсфорд в графстве Беркшир давал ему дополнительно триста сорок фунтов в год. Путь туда был не близкий – сто миль, но зато каждое лето на все каникулы Генсло вывозил туда своих домочадцев, и они размещались в удобном доме при церкви в четырнадцати милях от Оксфорда. Теперь у него не было больше необходимости по шесть часов в день заниматься частным репетиторством, чтобы содержать семью.