Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой - Уильям Жеру

Во всем ощущался деспотизм советской власти. Из громкоговорителей звучали патриотическая музыка и пропаганда. По улицам маршировали отряды вооруженных солдат. С полуночи до шести утра в городе действовал комендантский час, хотя в июле бóльшую часть этого времени было светло как днем. Радио на приходящих судах глушили, а маленьким лодкам заходить в бухту воспрещалось. Отправляясь на берег, каждый моряк должен был показать свой пропуск хорошо вооруженным советским караульным, стоявшим у сходен его корабля.

Архангельск был городом ГУЛАГа. Суда разгружали заключенные, к которым были приставлены надзиратели с собаками. Неподалеку от порта располагалось семь из более чем 470 раскиданных по всему СССР трудовых лагерей. В архангельских сидели в основном политические заключенные – от писателей, критиковавших Сталина, до «кулаков», некогда зажиточных крестьян, хозяйства которых конфисковало правительство. Но среди узников были также уголовники и попавшие в плен немецкие и финские солдаты. Военнопленных заставляли работать до смерти. Им давали ровно столько еды, чтобы поддерживать в них жизнь. Один из них заметил на себе взгляд Джима Норта и попытался обменять какую-то фамильную драгоценность на еду. Норт без труда отличал военнопленных от других заключенных. «Они были печальны, истощены, глаза у них ввалились, – вспоминал он. – Но я ничем не мог им помочь, им вообще никто не мог помочь».

В 14 госпиталях и больницах Архангельска не хватало персонала и медикаментов. Все было до отказа забито пострадавшими с потопленных судов конвоя PQ-17. Большинство получило обморожения. Матрос С. Дж. Флаэрти, спасшийся с «Джона Уизерспуна» на шлюпке, две недели лежал в архангельской больнице, глотая антибиотики и морщась всякий раз, когда одеяло касалось его обмороженных ног. «На кроватях не было пружин, в матрасах – солома, но мы были благодарны нашим хозяевам, – писал Флаэрти. – Они делали все возможное при том, как мало у них было». Сосед Флаэрти, лежавший на соседней койке, лишился обеих ступней, полностью потерял одну кисть и частично другую.

Лейтенант Лео Гредуэлл находился в Архангельске уже неделю, но до сих пор не получил от командования никаких комментариев относительно его поступка. Однако история о кораблях-призраках разошлась по Архангельску. Британские матросы с корвета «Поппи» услышали о «смелом и чудаковатом барристере и яхтсмене», который ослушался приказа и спас жизни. Молчание начальства тревожило Гредуэлла. Впрочем, как выяснилось, переживать было не о чем. В конце концов он получил благодарственные письма, причем не только от Королевского флота. Грозный, похожий на медведя адмирал Головко, командующий Северным флотом СССР, написал:

С огромным удовлетворением я отметил настойчивые, энергичные действия капитана траулера «Айршир» лейтенанта Лео Гредуэлла… по сопровождению трех торговых судов в течение нескольких дней и ночей плавания в сложных условиях. ‹…› Прошу передать лейтенанту Гредуэллу и экипажу его судна мою благодарность и восхищение их работой.

Капитан корабля-призрака «Сильвер Сворд» Колбет признался: «["Айршир" и его экипаж] оказали неоценимую поддержку нашему конвою из трех судов. Я не знаю, как мы добрались бы до Архангельска без их помощи». В итоге за свое неповиновение Гредуэлл был награжден серебряным крестом «За выдающиеся заслуги», значимой военной наградой Великобритании. Но похвалился он своим подвигом лишь однажды, и то вскользь, в письме к матери, отправленном из Архангельска 2 августа:

Это был худший месяц в моей жизни, но теперь все хорошо и ко мне возвращается нормальный сон. Разумеется, я ничего не могу тебе рассказать, поэтому скажу лишь, что не упустил свой шанс в этой войне и все это отметили.

Новость о том, что Гредуэлл уцелел в плавании конвоя PQ-17, потрясла его жену Джин. Она ничего не слышала о муже и считала, что «Айршир» погиб. Она даже организовала поминальную службу, но в последний момент успела отменить ее, узнав, что Лео жив и, возможно, даже вернется домой.

Гредуэлл сумел найти плюсы в архангельской жизни. Когда «Айршир» не был занят в бухте, лейтенант организовывал на Северной Двине небольшие лодочные регаты, чтобы помочь морякам скоротать время. Он ходил с Годфри Уинном под парусом, а вечерами порой пил водку с советскими морскими офицерами. Однажды, возвращаясь на «Айршир» после очередных посиделок, Гредуэлл упал в пустой грузовой трюм и получил незначительные травмы.

Для большинства моряков вечер в Архангельске начинался с ужина в гостинице «Интурист», центральной точке для всех иностранных гостей города. Гостиница занимала шестиэтажное кирпичное здание, которое было когда-то давно весьма импозантным. В то время как советские граждане голодали, здесь предлагалось роскошное меню, в которое входили красная икра, копченый лосось, крабы, мясо и яйца – все в неизменном сопровождении водки. Струнный ансамбль исполнял разноплановый набор композиций, от «Эй, ухнем!» до «If You Knew Susie». Верхние этажи гостиницы временно отвели морякам с погибших кораблей, кроме того, там жили военные и правительственные чиновники союзных миссий. В нескольких кварталах отсюда союзники могли выпить и потанцевать в Международном клубе. Каррауэй ходил туда, чтобы травить морские байки с товарищами по Службе вооружений морского транспорта. В клубе была танцплощадка: местные работницы вяло покачивались под звуки заезженных пластинок, крутящихся на граммофоне с ручным заводом. «Официантка Таня… обсуждала идеи Карла Маркса, танцуя со мной щека к щеке», – вспоминал генерал Босуэлл.

В другом архангельском клубе морякам позволяли танцевать с русскими девушками, если они сначала посмотрят советский пропагандистский фильм. Фильм шел почти 40 минут, и блестящие картины советского будущего, которые возникали на экране, не имели ничего общего с миром за стенами клуба. Хозяев, похоже, не заботило, что фильм не слишком убедителен: они работали по шаблону, пытаясь завербовать новых коммунистов. Когда фильм заканчивался, моряки танцевали с девушками, которые были дружелюбнее, чем в других клубах, но никогда не спали с американцами. Изголодавшиеся по женскому обществу моряки снова и снова приходили в клуб, чтобы увидеться с девушками, хотя им и приходилось каждый раз смотреть пропагандистское кино.

Соседний Молотовск, куда отправили «Трубадур», основали перед войной, чтобы обслуживать верфь, построенную на берегу реки. Вверх и вниз по течению возводились новые пристани, а также огромный сухой док, который расположился чуть выше стоянки «Трубадура». «Совершенно очевидно, что эта страна ведет войну, – писал в своем дневнике Каррауэй. – Все мужчины и женщины ходят в форме. ‹…› Все делается только в военных целях. Я и представить себе не мог, что такое грандиозное единство цели вообще достижимо».

* * *

Каррауэй считал, что Гитлер совершил ошибку, решив вторгнуться в Советский Союз. Сталинское правительство, жестокое и безразличное к несчастьям своего народа, прекрасно справлялось с ведением войны. Централизованный характер советской системы и государственный террор позволили Сталину мобилизовать страну так, как было под силу немногим главам государств. Когда немцы начали вторжение в регионы, полные оборонных предприятий, Сталин приказал разобрать и по частям перевезти целые заводы на новые места в глубоком тылу. Многие из них уже снова работали и производили оружие, самолеты и танки, используя американскую сталь, промышленные химикаты и другие грузы, которые доставлялись арктическими конвоями. Советское государство ставило перед каждым гражданином и каждой организацией конкретную военную задачу. Архангельской верфи было приказано переключиться с постройки судов на производство моторизованных снегоходов, чтобы советские войска могли перемещаться по снегу. В СССР был провозглашен лозунг «Всё для фронта! Всё для победы!».

В это «всё», конечно, входили и человеческие жизни. Красная армия становилась сильнее, ее закаляли зверства нацистов, которые пытали и морили голодом советских военнопленных, вырезáли целые деревни, убивали общественных активистов и массово истребляли десятки тысяч советских евреев исключительно из-за их происхождения. Поэт Алексей Сурков описал нараставшую ярость в отношении нацистов:

Идем мы, преграды с пути сметая,

Расплата за кровь близка.

Получит фашистская волчья стая

Смертельный удар штыка[36].

Сталин ограничил полномочия вездесущих комиссаров Красной армии и стал больше полагаться на таких опытных генералов, как Георгий Жуков. Народ любил Жукова. Однажды генерал заметил, как офицеры проехали на машине мимо раненых, бредущих по дороге, и прямо на месте понизил офицеров в звании, а машину их отдал раненым. Однако Жуков, как и Сталин, не колеблясь, жертвовал войсками и объявлял новые призывы, когда солдат начинало не хватать. Людей в СССР было достаточно. Каждый солдат в Красной армии понимал, что у него нет иного выбора, кроме