Черный день - Алексей Доронин

Где еще было искать еду, если не там? Склады и продуктовые базы сгорели. Те, что далеко от города — разграблены или захвачены шайками грабителей, которые вряд ли поделятся по-братски. А на рынке площадью сорок гектаров наверняка что-нибудь нетронутое да отыщется. Как говорится, «без базара».

Дорога туда в объезд выжженных кварталов руин — еще полбеды. Проблема была в другом: как не заблудиться в этом лабиринте контейнеров и павильонов?

Майор был уверен, что для цивилизованной части рынка, представлявшей собой современный торговый терминал, карта существовала. Чего нельзя было сказать о стихийно выросших в последние несколько лет рядах, которые и были самым перспективным местом для поиска. Как узнать, в каком из них ненужная дребедень вроде дисков, электроники, солнечных очков и токсичных китайских игрушек, а в каком — бесценные продукты?

Даже если схема и существовала, где ее искать? В отделе торговли при администрации? В комитете по землеустройству? Так те точно в эпицентре располагались.

Где подробный план, безусловно, был, так это в администрации рынка. Но туда они соваться не хотели, чтобы не нарваться на конкурентов. Вряд ли такой объект никем не занят.

Но даже если он занят, то никто не сможет контролировать все подъезды и выезды. Действовать надо было быстро, не тратить время на поиски нужных рядов.

Сам Демьянов бывал на базаре не единожды, но давненько — четыре года назад, в тот период своей жизни, о котором он очень не любил вспоминать. Тогда, потеряв и семью, и работу, он наивно полагал, что хуже быть не может, думал, что опустился на самое дно. За это время многое там могло измениться, а уж расположение торговых рядов — почти наверняка. Значит, требовался проводник.

Майор ломал голову над этим вопросом, когда решение само пришло к нему в руки.

Разговор был закончен, и Сергей вышел в коридор, оставив слегка повеселевшего коменданта одного. Но майор знал, что на того скоро снова нападет меланхолия, и он тут же ухватит очередную бутылку горячительного, на дне которой спрятано забвение.

Демьянов направился к себе, но по пути в свой необжитый и неуютный «кабинет» решил забежать в здравпункт, чтобы узнать у Михаила Петровича Вернера о состоянии людей, недавно поступивших с лучевой болезнью. Самого главврача не было на месте, зато уже на пороге майор столкнулся с Марией Чернышевой, направлявшейся куда-то.

— Сергей Борисович, а ведь вы кофе просили.

Только через пару секунд мучительных размышлений майор вспомнил, что утром в здравпункте обмолвился при ней, что у него закончился кофе.

— Да, Машенька. Не поверишь, за неделю банку прикончил, а времени пополнить не было.

— У меня есть хороший.

Ему вдруг стало немного стыдно. Что же получается?! Он, взрослый мужчина, клянчит у девчонки кофе! Хотя, глупости. После того как деньги потеряли ценность, личное имущество тоже значило немного. Похоже, они возвращались во времена коллективной собственности. Главным, как в первобытные времена, стал вклад человека в общее дело, за который он и получал свою долю. Кстати, глава палеолитической общины не отнимал у своих подопечных еду. Они сами делились с ним потому, что он был лучшим охотником и воином.

Такая теория и льстила ему, хотя он не был вполне уверен в ее достоверности.

В здравпункте немного прибрались, явно не без Машиного участия. Коробки с медицинским оборудованием, которое они принесли из рейдов на поверхность, теперь были аккуратно расставлены вдоль сены. Демьянов тогда думал, что от него будет прок, и в первые дни отправил поисковые группы во все ближайшие больницы. Впрочем, доктор Вернер вскоре охладил его пыл, сказав, что большая часть принесенного никогда не будет работать в условиях убежища — не хватит энергии, площадей, стерильности. Так оно и стояло не распакованным.

Девушка исчезла в смежной комнатушке и начала рыться в самой верхней коробке, но через минуту вернулась с написанным на лице разочарованием.

— Вот ведь, — развела руками она. — Оказывается, все разобрали. Совсем закрутилась с этими делами. Но у меня еще одна оставалась, дома.

— Дома? — до майора сперва не дошло, что она имеет в виду. — Так ты что, туда…

Чернышева замолчала, ее взгляд сразу посерьезнел.

— Да нет, я имела в виду не тот… — произнесла она после тягостной паузы. — Там-то я, естественно, не была.

«Какой же я идиот. Сразу мог бы понять, что она говорила не своем прежнем доме, который стал кучей камней»

— Растворимый? — спросил Демьянов первое, что пришло на ум, чтобы как-то снять напряжение.

— В зернах.

— Это еще лучше.

— Да пойдемте ко мне, я вам прямо сейчас дам.

В другой обстановке эта фраза была бы двусмысленной, но не теперь. Майор даже не улыбнулся.

— Ведите. Кстати, я у тебя до сих пор ни разу не был.

— Не так уж много потеряли. Бардак у нас, да и неуютно. Конечно, мы там появляемся пару раз в день, забежим на минутку — и снова сюда. Времени не хватает капитально. А тем, кто отдыхает после дежурства, не до ремонта.

Они прошли по главному коридору до поворота к первой секции. Маша щелкнула выключателем, осветив небольшой отрезок коридора. Чтобы не тратить понапрасну энергию, большую часть времени их держали погруженными в темноту. Пройдя, полагалось выключить свет за собой. За несоблюдение этого правила лишали дневного пайка.

Но идти оказалось недалеко. Они остановились у ближайшей угловой комнаты. Здесь, насколько Демьянов знал, проживали врачи. Если другие комнаты, как правило, были либо мужскими, либо женскими, то здесь деления не было. Не до приличий, когда убежище, рассчитанное на три тысячи человек, принимает пять. А весь медперсонал удобнее было собрать здесь, чем распределять по разным комнатам.

Они остановились перед тяжелой железной дверью; Маша достала из кармана ключ и открыла. Замки на дверях появились недавно с молчаливого согласия самого майора. Пошаливать стали. Зазеваешься, даже тапочки своруют.

«А здесь ничего… — подумал Демьянов. — Зря она наговаривала».

Фанерная перегородка делила большую комнату на две равные части, так что приличия оказались соблюдены. Кроме них в левой половинке сейчас были только две женщины средних лет. Демьянов поздоровался, вспомнив, что видел их в медпункте. Одна, кажется, медсестра, другая — фельдшер. На мужскую половину он даже заглядывать не стал, не собираясь беспокоить людей, отдыхавших после тяжелой смены.

Насчет уюта она зря сказала. В комнате было чисто прибрано, а вместо обычной затхлой вони чувствовался легкий аромат освежителя воздуха. Сразу видно, аккуратные люди живут. Хотя они умудрились нарушить два пункта правил. Перепланировка помещений и пронос веществ с резкими запахами запрещалась строжайше. Ну да ладно, это не смертельно. Правила составлялись в расчете на пару дней пребывания. А когда речь идет о паре месяцев, благоустройством пренебрегать не нужно. Конечно, подвесной потолок не нужен, но обои наклеить или линолеум постелить — вполне допустимо.

Чернышева полезла в тумбочку больничного типа. Вот и третье нарушение. Похоже, ее самовольно пронесли и установили. Личные вещи, значит, появились. Но это тоже было неизбежно. Придется разрешить, ведь и у самого в каморке кое-что есть.

— Вот, возьмите, — она протянула Демьянову увесистый куль, в котором приятно пересыпались зерна.

«Мародерство, однако. Когда она успела его прихватить?».

— Я его в павильоне на углу Строителей и Лаврентьева достала, — словно отвечая на его вопрос, пояснила девушка. — Упаковка герметичная, но вы лучше еще раз промойте с мылом для дезактивации.

«Хотя, какое к чертям собачим мародерство? — тут же обругал майор себя. — Она ведь это не во время вылазки за продуктами утаила. Наверно, шла в составе группы за лекарствами и прихватила из магазина. Правильно сделала, не пропадать же. Пусть берут, если это не мешает выполнять свои обязанности».

В конце концов, они еще на третий день договорились, какие вещи могут быть только общими, а какие можно оставлять себе. Кофе к первой категории не относился.

С каждым днем Сергей Борисович все больше уважал Машу. За эту неделю она отлично себя проявила. Не так много нашлось бы в убежище мужчин, сделавших столько, сколько она.

Нет, «отлично» — не очень подходящее слово. Отличными могут быть результаты работы; отлично можно выполнить поставленную задачу. На «отлично» можно школу закончить. Но когда человек идет на верную смерть, чтобы спасать незнакомых людей — тем более если его никто не обязывает — это называется по-другому. Нет, не сумасшествием, как внушали им в «демократическую» эпоху. Героизмом это называется. Он знал, что на ее счету было десятка два спасенных жизней.