Бусый Волк - Дмитрий Тедеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – отозвался Соболь, явно не замечая, что говорит по-веннски. – Теперь я знаю, что несколько лет назад она была жива. Если моя Мангул ещё ходит по этой земле, мы с тобой отыщем её. И вместе встанем перед ней на колени.
– Дедушка Соболь… – сипло вытолкнул из себя Бусый. Сколько раз он называл так старого воина, но теперь привычные слова выговаривались совершенно по-другому. – Дедушка…
Соболь протянул руку, Бусый ткнулся в неё, словно слепой щенок. Он давился и всхлипывал, но слёз не было. За него плакал Ульгеш, для которого подобная встреча оставалась неисполнимой мечтой.
А Соболь прижимал к себе внука и не мог взять в толк, почему не сделал этого одиннадцать лет назад.
«Кишка тонка!»
Бусый не привык спать днём, день создан Богами не для сна, а для работы, для множества некончаемых дел, требующих пригляда Солнца – справедливого Ока Богов. Но после бессонной ночи усталость взяла своё, и на рассвете Бусый почувствовал, что куда-то проваливается и летит. Страшно не было, проваливаться в глубокий сон было даже приятно. Коленом Бусый касался ноги Соболя, под боком свернулся и уютно посапывал во сне Ульгеш… В последний миг, уже на самой границе яви и сна Бусый представил себе зелёные глаза Таемлу.
«Приснись мне, Таемлу… Ну что тебе стоит? Приснись…»
– Поздорову тебе, Таемлу! Как славно, что мы опять снимся друг другу!
– И тебе поздорову, Красный Бельчонок… Ой! Я правильно сказала? Нет? Надо было – Красивый?
– Ты вернулась домой, Таемлу? Батюшку вылечила?
– Добралась, спасибо нашему Кузнецу, хотя… да ладно, после расскажу… С батюшкой бьюсь, милосердную Кан всякий день молю… А ты как? Не одолели Мавутичи?
– Не одолели! Уберегли мы род от беды… А Соболь, ты не поверишь, мне дедушкой родным оказался!
– Эка новость! Да я давно это знаю.
– Откуда?!
– Да ты на своё отражение, хотя бы в воде, посмотри как-нибудь. А потом на Соболя глянь. Одно лицо ведь! Да и Кузнец мне сказал…
– А мне почему?! Ты мне почему не сказала? Почему все от меня всё самое важное скрывают всегда?!
– Не сердись, Красивый Бельчонок! Горный Кузнец так сказал: во многих знаниях таится много печали. Велел думать хорошенько, прежде чем тяжкое знание на кого-нибудь возлагать.
– Скажи, Таемлу… Вот ты шутишь, смеёшься, а глаза-то невесёлые… Ты что-то страшное знаешь? Чем тебе помочь, как защитить от неправды?
– Нет-нет, Бусый, всё хорошо! Так, пустяки, страхи девчоночьи. Птица какая-то странная два последних дня то и дело мерещится…
– Птица? С зубастым клювом и глазами мёртвыми?
– Да… и ещё на крыльях у неё чешуя вместо перьев…
– Таемлу, Таемлу! Это не просто птица, это частица Мавута, Око его! Как же тебя Кузнец не предупредил? Только не смотри на неё, особенно – в глаза не смотри! Таемлу, куда ты?! Постой!..
Но Таемлу исчезала, растворялась, уходила из сна. Она что-то пыталась ещё сказать ему, о чём-то очень важном предупредить, в зелёных глазах плескался страх за него, Бусого, нешуточная тревога. Но слов разобрать было нельзя. А потом девочка вовсе пропала.
И вместо неё появилась… та самая страшная птица. Око Мавута.
Птица щёлкнула зубами, развернула и сложила крылья. Шипящий скрежет жёсткой чешуи, невыносимый для слуха. Бусого передёрнуло.
А птица взяла да обернулась самим Мавутом. Тем самым, очень крепким, как говорится, – в самой поре, рыжеусым мужиком, который в видении, показанном Горным Кузнецом, ужасными Звуками громил лесную деревню.
– Ну вот мы наконец и встретились с тобой, мой славный, – достиг слуха Бусого его голос. Голос как голос, не знавши не догадаешься, как он визжал боевой клич, насылая своих воинов на деревню. – Когда впредь захочешь поговорить со мной, просто снова подумай обо мне, скажи моё имя, мою птицу представь…
– Скажите ему кто-нибудь, что не хочу я с ним говорить! И не боюсь его. Пусть прочь убирается!
– Не криви душой, Бусый, я-то знаю, что ты боишься меня. Очень боишься. И отныне ещё больше будешь бояться, ведь теперь я смогу явиться в твой сон. И твоё имя знаю. И как звали тебя твои родители-Белки, я тоже знаю… Хочешь, назову?
– Прочь поди!
– А ведь напрасно боишься. Я тебе вовсе зла не хочу.
– Ну да. Ты меня за Резоуста… И за этого… на Белом Яру…
– Это кто тебе такого наплёл? А-а, можешь не говорить, вот они, все твои мысли, тёпленькие… Горный Кузнец. Как ты к нему попал?
Бусый вдруг успокоился и обрёл дерзость.
– А по воздуху прилетел.
– Вот как? Сам найду да из поганой норы за бороду вытащу…
– Попробуй, – сказал ему Бусый. – Пойдёшь по шерсть, вернёшься сам стриженый.
Мавут усмехнулся, провёл рукой по усам.
– Вот сговорились же! Да нет у меня охоты месть мстить, и тебе – всех меньше. За кого мстить-то тебе? За недоумка, что сам с обрыва упал? За Резоуста? Чести много. Учил я его, учил, а он только и возмог, что в Самоцветные горы попасть. Когда горы эти в огненную бездну провалились, опять ко мне припожаловал. Много ко мне тогда народу явилось… Я всех до единого как родных принял, пригрел, обласкал. Еду, кров дал и защиту… Даже Резоуста прочь не погнал… И что?
Вся моя наука не впрок пошла. Девке дал себя пришибить!
Мавут засмеялся, и Бусому снова послышался скрип птичьих чешуй. «Не хочу с тобой говорить. Слушать тебя не хочу…»
От Мавута не укрылось, как его передёрнуло.
– Ты уже говоришь со мной. Уже слушаешь. А что мне нужно, я как раз тебе объяснить и пытаюсь. Я хочу тебя всему научить…
Бусый ответил со всей твёрдостью, какую мог наскрести:
– Не нужно мне науки такой.
– О-о, как ты меня ненавидишь! По-настоящему, не всякий так сможет… В тебе, парень, есть настоящая сила, она-то мне и нужна. И я тебе тоже нужен. Скоро ты это поймёшь.
– Не пойму, – сказал Бусый. – Ума нету.
– А о матери и отце правду знать хочешь?
– Без тебя будто не знаю…
– Знаешь. Но не всю. А я всё как есть тебе покажу.
И Мавут вновь засмеялся. Бусый начал куда-то проваливаться. «Знаю я, что ты мне покажешь, – попробовал он упереться. – Как они твоими любимыми слугами были. Не проведёшь…»
– Помнишь человека-пса? Ты его правильно так назвал. Он оборотень. Как Резоуст. Говорил тебе твой Горный Кузнец, что это человек-пёс тебя сиротой сделал?
У Бусого сжалось сердце, но зря ли баяли про веннов, что они упрямее пней. Наследное упрямство не подвело даже теперь. «Правду или нет ты мне сказал, потом разберусь. А телком на поводу у тебя не пойду…»
– Я не лгу, – усмехнулся Мавут. – Зачем бы? Ложь – оружие слабых. А я и тебе силу обрести помогу.
– Обойдусь как-нибудь. Других дурней поищи.
– Экий ты… Не хочешь, стало быть, о себе побольше узнать?
Мавут хотел говорить ещё, но встретил помеху. Кто-то встал позади Бусого, и Мавут увидел его. Поднятая рука стала крылом, птица щёлкнула клювом, каркнула, силясь пообещать что-то страшное, и её унесло прочь.
– Ну что ты, маленький, что ты… – Голос Соболя показался Бусому бесконечно родным, он успокаивал, согревал изнутри, избавлял от колотившего озноба. – Всё хорошо. Мы с тобой. Это сон страшный был. А на самом деле – всё будет хорошо.
Бусый открыл глаза.
– Мавут… Это не просто сон был… Ко мне Мавут приходил… Сказал, всех убьёт… он про вас… кто мешать ему вздумает… всех!
– Не убьёт, – сказал Соболь. И усмехнулся. Очень нехорошей, жёсткой усмешкой. Бусый понял вдруг, что спугнуло Мавута. Дед не просто разбудил его, Бусого, он сделал что-то ещё. А Соболь повторил: – Не убьёт. Кишка тонка.
– Дедушка…
– Точно говорю. Я тебя хоть раз обманул?
Соболь в самом деле никогда не обманывал. Бусый прижался к родному теплу и закрыл глаза. Сон и явь беспорядочно кувыркались, на миг стало страшно снова засыпать: если Мавут сумел пробраться в его мысли, значит, придёт и ещё?.. Вот прямо сейчас?..
Но Соболь не разнимал рук, и Бусый провалился в сон. Без всяких на этот раз сновидений.
В деревне Волков
– Так дело не пойдёт, – сказал Соболь. – Я же не всегда над тобой сидеть смогу, когда спишь. Ты храбрый парень, но он тебя, того гляди, совсем замучит.
Бусый проснулся, когда солнце стояло уже совсем высоко. Его разбудил запах. Оказывается, Итерскел успел на удочку, просунутую сквозь береговые кусты, добыть стоявшего в суводи[40] здоровенного язя. И не только добыть, но и запечь его в золе костра, в молодых черёмуховых листьях. Бусый сел и почувствовал во всём теле боль и ломоту. «Как палкой побитый…»
