Черный ангел - Валерий Еремеев

— А я схожу, — вдруг зло пообещал Лаптев, — вот сейчас заявление напишу и схожу.

Участковый только расстроено качал головой.

Впрочем, тогда их встреча не состоялась: после того, как все произошло, Механошины в полном составе укатили на юга, чтобы дать сыночку оправиться от потрясения.

С Игорем Гусевым оказалось не чуть не лучше. Мать Гусева заперла сына в квартире и ни за что не хотела открывать дверь, а когда Лаптев начал расходиться, вызвала милицию. Его выпустили только на следующее утро, пообещав, что при повторении подобного эксцесса посадят на пятнадцать суток и сообщат на работу. Дмитрию не оставалось ничего другого как пытаться установит справедливость цивилизованным путем.

Цивилизованный путь, однако, пробуксовывал. Заявление хоть и приняли, но все следственные мероприятия, допросы свидетелей и фигурантов, проводились так медленно, что казалось, это затянется на годы. Понятное дело, что ни о каком институте уже и речи быть не могло. Лаптев даже на установочную сессию не поехал. Сестру между тем, как только выписали из травматологии, сразу положили в психиатрическую больницу, потому что после всей этой истории у нее начались сильные психические расстройства и постоянные головные боли.

Сдвиг произошел только под конец года, когда умер один из самых больших коллекционеров медалей, орденов, званий и титулов — генеральный секретарь Брежнев. Новый генсек свою партийную и руководящую карьеру начинал именно в этих местах и всегда был к ним неравнодушен. Поэтому в срочном порядке стали подтягивать хвосты, наводить порядки в отчетностях во всех сферах жизни, в том числе и правоохранительной. Надо было соблюдать минимум приличий, и Гусева с Механошиным все-таки поместили в следственный изолятор. Через неделю был назначен суд. А как же: все должно быть по закону, раз есть заявление и проводятся следственные мероприятия, значит, все должно кончится судом.

Приговор удивил всех. Ясно было, что и так по отношению к двум малолетним насильникам он будет достаточно мягким, ожидали, что судьи найдут массу смягчающих обстоятельств, но такого большинство из присутствующих не ожидало. Постановление суда гласило, что ввиду того, что акт насильственного склонения к половой близости не доказан (это не смотря на несколько очевидных свидетельств) и виду заявления подсудимых о том, что все происходило исключительно добровольно (с каких это пор непризнания виновного, автоматически его оправдывает), то дело по факту изнасилования Наталии Федоровны Лаптевой прекратить, Олега Механошина оправдать, из-под стражи освободить прямо в зале суда. Что же до его дружка Гусева, то и он был признан виновным, но не в изнасиловании, а нанесении побоев Лаптевой и приговорен к году лишения свободы с отсрочкой приговора до окончания школы. Почему-то никто не задал вопрос, если все происходило добровольно, то почему Гусеву понадобилось избивать жертву?

Для Лаптева такое решение было не только проигрышем дела, но и позорной оплеухой, поскольку порочило его сестру. Так, пока судья читал последние строки, кто из болельщиков Механошина вполголоса произнес: «Смотреть лучше надо было за своей курвой, чтобы ноги, где попало, не раздвигала». Судья это тоже услышал, сделал паузу, но потом как ни в чем не бывало, продолжил читать дальше.

Когда дружков выпускали из-под стражи, то Механошин задержался напротив того места, где сидел Лаптев и скорчил презрительную гримасу, мол: «Ну что, козел, скушал?». Кто знает, пройди он тогда мимо, может все и обошлось, может и удержался бы тогда Дмитрий и не совершил уже задуманное.

Но Механошин не прошел мимо. Его прямо распирало от чувства безнаказанности. Он чувствовал себя героем и не скрывал этого. В тот момент все взоры были прикованы к нему, кто смотрел c подобострастным восхищением, кто с презрением и никто не заметил, как Лаптев сунул руку, держащую спичечный коробок, под полу пиджака в районе пояса и сделал им резкое, короткое движение вверх. Зашипела, загораясь, сера на головках спичек, туго примотанных к стволу самопала. Выбросив коробок, Дмитрий выхватил оружие и быстро поднял его на уровень груди Механошина. В этот момент прозвучал выстрел. Олег был убит на месте — большой стальной шарик пробил ему сердце. Наверное, он так и не понял, что же произошло на самом деле, и умер с презрительной усмешкой в адрес брата девушки, которой так никогда и не суждено было вернуться к нормальной жизни.

Поначалу все находились в таком шоке, что Дмитрий, выбросив ставший ненужным ствол, не спеша, прошел через пороховое облако, вышел из зала, спустился на первый этаж и только на выходе был настигнут и задержан бросившимся за ним нарядом милиции.

Через месяц в этом же зале состоялся суд уже над ним самим. Дмитрий рассказал, как он из стальной болванки на токарном станке в автомастерских выточил ствол самопала и взял с собой, так как предполагал пустить его в ход, если суд вынесет оправдательный приговор. Так оно и случилось. Тот же самый судья, что и в прошлый раз, зачитал ему приговор. За умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами (изготовление и хранение огнестрельного оружия, неуважение к советскому правосудию — посмел стрелять в зале суда!) его приговорили к высшей мере наказания — расстрелу. Верховная комиссия по рассмотрению просьб о помилование заменила расстрел пятнадцатью годами лишения свободы. Адвокат Лаптева оказался человеком принципиальным, честным и напористым, и через полгода ему удалось несколько изменить формулировку обвинения и статью, сбросив своему подзащитному еще пять лет со срока. Десять оставшихся Лаптев отпыхтел полностью, от звонка до звонка.

Пока он сидел, его сестра умерла в больнице от кровоизлияния в мозг.

А осенью одна тысяча девятьсот девяносто третьего года в автомобиле «ВАЗ-2109», который был зарегистрирован на имя жителя города Петрозаводск Игоря Гусева, был найден труп его приятеля Петра Сидоренко, которому перерезали горло. Несколько часов спустя на пустыре за городом был найден и сам Гусев — мертвый, с вырезанными гениталиями. Оба официально были безработными, но на самом деле промышляли вымогательством денег с предпринимателей. По факту двойного убийства в тот же день было возбуждено уголовное дело. Отрабатывая версии, кто-то вспомнил, что несколько месяцев назад из тюрьмы освободился Дмитрий Лаптев, который мог захотеть свести счеты с Гусевым. В пользу этой версии говорил и способ убийства. Сидоренко же, скорее всего, просто попал под раздачу, оказавшись ненужным свидетелем. Но пока местные шерлок-холмсы строили свои версии, дом, в котором жил Лаптев, уже горел синем пламенем. Официальная версия пожарников сводилась к тому, что произошел взрыв баллона с газом. Пламя было настолько сильным, что только по нескольким фрагментам костей определили, что здесь погиб человек. Кости были признаны останками Лаптева.

Это все, что смог рассказать мне Романов. От себя могу добавить, что видимо Гусев и Сидоренко везли с собой крупную сумму денег, когда Лаптев совершил нападение, которая досталась ему в качестве трофея и, которую он позже пожертвовал монастырю. Татарин — он же Ренат Ильясович Рамазанов, под которым ходили Сидоренко и Гусев, сразу организовал поиски денег. Один из бандитов, которого Письменный назвал в телефонном разговоре с Татарином Купоросом, сделал тот же вывод, что и менты, и заявился на хату Лаптева. Купорос пришел один — урок с Гусевым и Сидоренко его ничему не научил, за что он и поплатился, сгорев в адском пламени, а его обуглившееся тело было принято за тело Лаптева. Позже кореша Купороса свалили на покойного и убийство Лаптева и пропажу денег.

Дальше, яснее ясного, Лаптеву удалось скрыться из города. Человек он уже бывалый, к тому же прошедший хорошую тюремную школу. Он знал, что надо было делать в подобной ситуации. Ему удается уехать в другой город и сделать себе документы на другое имя. Особо не раздумывая, он берет себе фамилию Карелин, как единственную память о родине. Но как жить дальше? Цель, ради которой он пошел в тюрьму, которой он жил все десять лет, которой бредил холодными тюремными ночами, выполнена. Те, из-за которых погиб его единственный родной человек, уже мертвы. Он остался совсем один. Он поселяется в монастыре, решает стать монахом. Настоятель обители, возможно, желая пристроить свою некрасивую сестру, убеждает Карелина отказаться от монашества и стать священнослужителем, мол, для этого поприща он подходит куда лучше.

В общем-то пока все логично. Но смерть Перминова в эту логику уже не вписывается.

— Вы не помните, Николай Александрович, фамилию судьи? — спрашиваю я, когда рассказчик, умолкнув, стал раскуривать сигарету без фильтра.

— Нет, — отвечает тот, — не помню. Знаю только, что вскоре он перешел служить то ли в милицию, то ли в прокуратуру. Словом, вскоре после суда над Лаптевым, он сменил род занятий.