Декабристки. Тысячи верст до любви - Татьяна Алексеева

Полина уже не выкрикивала никаких осмысленных слов, а просто визжала, едва не срывая голос. Волк же пригибался все ниже и вскоре уже почти распластался на снегу. Пасть он больше не открывал, и даже глаза у него как будто бы стали сверкать не так ярко. «Да он же боится! – неожиданно догадалась молодая женщина. – Он боится наших криков, боится меня! Мы можем с ним справиться!!!»

– Пошел во-о-о-о-он!!! – закричала она по-русски, вспомнив, как несколько раз ее выгоняла из своих комнат старая мать Жана. – Поше-о-о-о-ол!!!

Волк еще раз щелкнул зубами. Возможно, он издал еще один, последний рык, но никто из прогоняющих его людей этого не услышал. Мадемуазель Гебль визжала все громче и все на более высокой ноте – но теперь уже не от страха, а от непонятно откуда пришедшей ему на смену ярости. Волк больше не казался ей страшным и смертельно опасным. Она внезапно разглядела и его впавшие бока, и свалявшуюся огромными колтунами шерсть на них, и хищник из ужасного кровожадного чудовища превратился в ее глазах в слабое и жалкое животное. Он так и не решился напасть на экипаж, хотя и собирался это сделать, его напугал женский визг – разве можно было всерьез бояться его после такого? Вот Жан никогда не пугался ни ее криков, ни слез!

– Во-о-он!!! – еще раз прокричала Полина, и в ее вопле над снежной равниной зазвенело торжество победителя. Волк развернулся и, по-прежнему поджимая хвост, огромными прыжками помчался прочь от дороги и от непереносимого шума. Он был похож не на сильного хозяина леса, а на несчастную побитую бездомную собаку.

– Вот тебе! Так тебе и надо! Убирайся!!! – крикнула ему вслед Полина по-французски и, схватившись за горло, отступила в глубь повозки. Волк удирал по полю с огромной скоростью, и вскоре его вовсе не стало видно в еще более сгустившихся сумерках. Степан с Андреем прокричали ему вслед еще несколько фраз, которые, как показалось Полине, почти целиком состояли из ругательств. Но волк их, скорее всего, уже не услышал.

Потом Андрей крикнул что-то кучеру и захлопнул дверцу. Они со Степаном, тяжело дыша, плюхнулись на сиденье и снова то ли выругались, то ли просто поделились друг с другом только что пережитым испугом.

Лишь теперь мадемуазель Гебль почувствовала, что прячущийся у нее за пазухой Ком испуганно вертится, пытаясь зарыться еще глубже в складки ее душегрейки. Молодая женщина поспешила достать его из-под тулупа и принялась гладить испуганного зверька, но тот, вместо того чтобы успокоиться, завыл тонким, но очень громким голоском.

– Тише, тише, ну что ты плачешь, как маленький? Все уже прошло, мы уже в безопасности! – стала увещевать его хозяйка. Собачка ответила ей еще более жалобным завыванием: после всего случившегося пугливому зверьку сложно было поверить ее обещаниям. Но Полина продолжала гладить своего любимца и чесать ему за ушами. Постепенно она успокаивалась сама, и Ком, чувствуя ее настроение, тоже перестал, наконец, волноваться и притих. Лишь тогда мадемуазель Гебль, окончательно придя в себя, посмотрела на своих спутников и робко улыбнулась им.

Слуги ответили ей вежливыми сдержанными улыбками, но потом переглянулись и оглушительно расхохотались. Особенно громко смеялся Степан – на глазах у него выступили слезы, он стал медленно сползать с сиденья на пол, но продолжал хохотать, даже не пытаясь остановиться. Пару раз он попробовал что-то сказать, но ему не удалось произнести и двух слов из-за новых приступов смеха. Андрей, отсмеявшийся быстрее, пихнул его в бок, но это не произвело нужного действия: Степан продолжал веселиться.

Полина смотрела на него с улыбкой, а Андрей, встретившись с ней взглядом, виновато развел руками. Наконец, Степан немного успокоился и смог выдавить из себя несколько фраз, указывая глазами на Гебль и то и дело снова прыская смехом. А Полина все улыбалась и терпеливо ждала, когда Андрей объяснит ей, что так развеселило его товарища.

Андрей между тем перебросился со Степаном еще парой слов и снова повернулся к Полине со смущенным видом.

– Простите, барыня, – начал он говорить по-русски, но потом, спохватившись, перешел на ломаный французский язык: – Степка – тот еще дурачок, вы же знаете! Его очень насмешило, что волк вас испугался.

– В самом деле? – прищурилась Полина. – А переведите-ка мне, Андре, что именно Стефан сказал?

– Э-э-э, мадам… – впервые за все время путешествия самоуверенный слуга Анненковых как будто бы растерялся. – Я не настолько хорошо говорю на вашем языке, мне это не перевести…

– Ой, не верю! – теперь окончательно развеселилась Полина. – Все вы можете, Андре, так что давайте, рассказывайте, над чем вы оба так хохотали!

– Ну, Степка сказал… – Андрей вздохнул, сделал паузу и затем продолжил с видом великомученика: – Он сказал, что женский визг – это, оказывается, самое страшное оружие, страшнее всех пушек, ружей и пистолетов.

– Вот, значит, как… – Полина попыталась было сдержать рвущийся наружу смех, но сдалась почти сразу и тоже залилась хохотом. – Самое страшное… оружие… это мой визг!..

Степан и Андрей, увидев, что их спутница не только не обиделась, а наоборот, оценила шутку, тоже заулыбались.

– Андре, переведите Стефану, пожалуйста, что он совершенно прав и что с моим грозным оружием мы можем ничего не бояться в этом лесу! – торжественно произнесла Полина. Андрей выполнил ее просьбу, и все трое опять разразились хохотом, таким громким, что маленький Ком снова испуганно заскулил. Кучер, до которого, несомненно, доносились эти взрывы смеха, наверное, подумал, что его пассажиры так сильно перепугались во время схватки с волком, что тронулись умом. Но Полину и приставленных к ней слуг это ничуть не волновало.

«Мне нечего бояться в Сибири, я кого угодно могу визгом оглушить, я всех врагов распугаю!» – с какой-то детской гордостью думала молодая женщина, выглядывая в окно, за которым уже стемнело и почти ничего не было видно. Волки, казавшиеся ей ужасно опасными, перестали пугать француженку: если бы теперь на дорогу выбежала целая стая хищников, она бы увидела в них таких же трусливых и жалких животных и снова отогнала бы всех своим пронзительным голосом. А вместе с волками менее пугающими в ее глазах вдруг сделались и чиновники, пытающиеся заставить ее вернуться в Петербург, и сибирские морозы, и все прочие опасности. Со всем этим она тоже смогла бы справиться, как справилась с голодным лесным зверем. Во всяком случае, теперь Полина Гебль была твердо в этом уверена.

Глава XV

Москва, угол Тверской улицы и Брюсова переулка, 1826 г.

Второй раз в жизни Александра Григорьевна Муравьева находилась в центре всеобщего внимания. Впервые это было почти три года назад, когда она выходила замуж. Это тоже был ее день – только ее, хотя жених Александры, Никита Муравьев, конечно, тоже играл в этом дне не менее важную роль, чем она. Но невеста видела, что все вокруг восхищаются только ею, завидуют и желают счастья ей, любуются ее пышным белоснежным платьем и скрывающей лицо фатой. Никиту же хоть и поздравляли, но как будто бы просто заодно с его красивой юной невестой.