Серьезные мужчины - Ману Джозеф

Бледный, в общем безучастный фотограф нависал с фотоаппаратом.

– Можем начинать? – спросил Айян.

Очеркистка кивнула.

На Ади были нарядная рубашка с длинным рукавом и черные джинсы. Роскошные намасленные волосы тщательно причесаны. Он смотрелся красиво и умно. В правом ухе – наушник слухового аппарата. Белый проводок сбегал вниз и исчезал под рубашкой. Айян подошел к сыну и игриво потрепал его по волосам. Осторожно расправил складки на его рубашке. И тут Айян ощутил удар стылого страха. Что я творю? Как это все глупо. Все пойдет кувырком. Он почувствовал, как знакомые кислотные пары поднимаются у него в желудке. Всего мгновения назад он совершенно не сомневался, что обойдется. Даже когда прибыли репортерша и фотограф, он так не нервничал. Но теперь до него дошло, что он собирается вытворить нечто куда более безумное, чем себе представлял. Мир – идиот, это понятно, однако не до такой степени. Еще не поздно сдать назад. Он мог бы покончить с этим сию минуту. Он мог сказать репортерше, что Ади не по себе.

Но страх как-то отступил, и лед в горле обернулся задором. Он много дней тщательно это все продумывал и в глубине души понимал, что ничего тут кувырком пойти не может.

– Ты такой нарядный, Ади, – сказал Айян. – Теперь покажи гостям, что ты умеешь.

Айян отступил на шаг. Ади подождал немножко, а затем начал:

– Два, три, семь, одиннадцать, тринадцать, семнадцать, девятнадцать, двадцать три…

Очеркистка слушала сосредоточенно. Фотограф сделал несколько снимков. Айян жестом предложил фотографу прямо сейчас не снимать. Айян не учел, что фотограф может сразу ринуться в бой, и мысленно пнул себя за недосмотр. Айян-то знал: это могло привести к катастрофе.

Ади продолжал, время от времени сглатывая слюну, однако не сбиваясь с ритма:

– Сто семьдесят девять, сто восемьдесят один, сто девяносто один, сто девяносто три, сто девяносто семь, сто девяносто девять, двести одиннадцать, двести двадцать три, двести двадцать семь, двести двадцать девять…

Репортерша сверялась с распечаткой. В ней была колонка из первой тысячи простых чисел. Она проверяла, не сбился ли Ади. Айян услышал щелчок камеры, но, когда обернулся, фотограф присмирел.

Ади меж тем продолжал:

– Шестьсот шестьдесят один, шестьсот семьдесят три, шестьсот семьдесят семь, шестьсот восемьдесят три, шестьсот девяносто один, семьсот один, семьсот девять, семьсот девятнадцать, семьсот двадцать семь, семьсот тридцать три…

Репортерша глянула на Айяна и вскинула брови.

Ади продолжал чуть быстрее:

– 4943, 4951, 4957, 4967, 4969, 4973, 4987, 4993, 5003…

Так оно длилось себе и длилось, пока он наконец не произнес:

– 7841, 7853, 7867, 7873, 7877, 7879, 7883, 7901, 7907, 7919. – И умолк.

Репортерша оторвалась от шпаргалки и захлопала в ладоши.

Ади извлек наушник и быстро глянул на отца, тут же поняв свою ошибку. Сунул наушник на место. Фотограф защелкал.

– Вообще-то, – сказал Айян, вставая между фотографом и сыном, – могу ли я кое о чем попросить? – Он вынул наушник у Ади из уха и сунул его мальчику под рубашку. – Не могли бы вы сфотографировать моего сына без слухового аппарата? Понимаете, мы не хотим, чтобы он выглядел инвалидом.

– Понимаю вас, – сказала репортерша.

– Могли бы вы приглядеть, чтобы в газете его напечатали без слухового аппарата?

– Не беспокойтесь, – ответила она благожелательно.

Фотограф попросил Айяна встать рядом с сыном. И принялся снимать.

– Сколько вы хотите наделать фотографий? – с веселым изумлением спросил Айян.

Фотограф не ответил. Продолжил щелкать, а потом резко прекратил. Сложил технику в сумку и молча вышел.

Репортерша пристроила планшет на колени, изготовилась записывать и улыбнулась Ади.

– Ты очень одаренный, Адитья, – сказала она по-английски. – Можно тебя немного поспрашивать?

Айян сунул наушник сыну в здоровое ухо. Это был наушник от «уокмена», приделанный к корпусу от слухового аппарата. «Уокмен» был приклеен скотчем к животу мальчика под рубашкой.

– Тебе слышно? – прошептал Айян сыну. Мальчик кивнул.

– Хочу тебя расспросить, Адитья, – повторила репортерша.

– Хорошо, – отозвался Ади, залпом выпив стакан воды.

– Почему тебе интересны простые числа?

– Простые числа – непре… непредсказуемы. Вот поэтому мне нравятся простые числа.

– Как тебе удается так легко называть их подряд, по памяти?

Мальчик вскинул палец, будто собираясь ткнуть в наушник. А потом захихикал.

– Не знаю, – ответил он.

– Какие у тебя планы на будущее?

Ади пожал плечами и глянул на отца.

– Он, видите ли, очень застенчивый, – сказал Айян.

– Кем ты хочешь стать? – спросила репортерша, не обращая на Айяна внимания.

Ади вновь глянул на отца и лукаво хихикнул.

– С ним не очень легко разговаривать, – сказал Айян. – Я могу за него ответить, если так проще.

Она обдумала предложение.

– Примерно год назад, – заговорил Айян, не дожидаясь ее решения, тихо и вдруг заговорщицки, – когда учил его числам, я заметил, что он различает закономерности. Он выбирал числа вроде трех, пяти, семи, одиннадцати и говорил, что они ему нравятся. Позднее я осознал, что он это говорит о простых числах. Как он начал опознавать их, для меня до сих пор загадка.

В сиянии утреннего света, озарявшего мух, люди со своими ведерками выстроились в две молчаливые очереди. Хоть никогда и не говорили по-английски, они, сами того не ведая, считали себя «дамами» и «господами». Два арочных окна в вышине над общими туалетами – часть стекол разбита задолго до того, как начались воспоминания этих людей, – ослепительно сияли, словно сам Бог собрался пообщаться. Айян прибыл к концу очереди «господ» с синим ведерком и «Таймс оф Индиа», облаченный в просторные шорты и безразмерную футболку. Мужчина, стоявший впереди, приметил его и сказал:

– Я видел сегодняшнюю статью.

Постепенно все головы повернулись к Айяну, и разлетелась новость: Ади пропечатали в «Таймс оф Индиа».

Туалетные очереди частично распались, и люди подтянулись к Айяну, развернувшему свой экземпляр газеты. Внизу девятой страницы была статья «Юный гений может назвать по памяти первую тысячу простых чисел». Рядом – эффектная фотография сияющего Ади. На фотографии он был с чем-то вроде слухового аппарата. Айян, увидев статью, молча проклял репортершу и фотографа. Но никто не заметил, что наушник у Ади в правом ухе – которое слышит. Даже Оджа. Такое в глаза не бросается.

Кто-то из женщин поставил ведро на пол и протолкался поближе к газете.

– Но я что-то не понимаю, а чего такого мальчик сделал, – сказал кто-то.

И тогда, в легкой вони мочи, дерьма и хлорки – и в чарующем утреннем свете, – Айян втолковал, что такое простые числа. И люди из туалетной очереди глядели на отца гения с недоумением, восторгом и уважением. Матери спросили его, что им нужно сделать со своими детьми, чтобы те стали хоть вполовину такими умными, чему их учить, как кормить? Помогают ли для математики «дамские пальчики»? Пускать ли мальчиков играть в крикет? Затем разговор ушел в сторону от Ади.

– От застройщика поступило очередное предложение, – сказал один мужчина. – Что ты думаешь, Мани? Продаем?

– Почем?

– Я слыхал, предлагают двенадцать лакхов за каждую комнату.

– Продаем, – сказал Айян. – Продаем и валим отсюда. Нам нужно жить в нормальных квартирах. Сколько еще нашим детям обитать в этом аду?

– Но мы же привыкли, а?

– Наши дни, друг мой, сочтены. Переезжать нужно ради детей.

Айян стоял на крыльце Института перед доской у главного входа. Записывал «Мысль дня»:

Хотите понять Индию – не говорите с англоговорящими индийцами. – Салман Рушди

Ади ждал в сторонке, рядом с лифтами. На нем был его любимый наряд – синяя рубашка с коротким рукавом, белые джинсы и липовые «найки». Его призвали брамины. Они прочитали статью в «Таймс» и позвонили Айяну на мобильный. Хотели сами увидеть гения-далита, хотя обозначили это несколько иначе. Айян не смог отказаться от развлечения поглядеть, как эти великие умы станут увиваться вокруг его сына, выражая свое величественное признание его детской одаренности. Гений с гениями – вот как они это обернут. Но он не сомневался, что сегодня – последний день гениальности Ади. Накануне вечером, на битумной террасе БДЗ, он сказал сыну, что игра окончена. Не будет у него больше новых умных фразочек, чтобы ляпать их посреди урока, не возникнут больше у него в руках вопросы к викторине, не по явятся новые статьи в газетах. Ади грустновато кивал, но понял, почему так. Игра, как заставил его повторить отец, окончена.